Предисловие к пьесе ЛСД

Поскольку общественная реакция на этот текст абсолютно предсказуема, я решила сразу обозначить тот уровень, ниже которого разговор на болезненно затронутую в нем тему не может состояться в принципе. Должна сразу предупредить добропорядочного зрителя, что я рассказываю историю о людях, которые употребляют ЛСД, в ней присутствует даже персонификация духа этого психотропного вещества в качестве одного из действующих лиц, второе действие пьесы воспроизводит состояния, которые испытывают люди под действием данного вещества и выстроено в ритмах смены фаз этих состояний. Ко всему прочему, герои пьесы откровенно рассуждают о том, что дает им это вещество, а некоторые монологи могут быть восприняты и как откровенный призыв к его употреблению. Одним словом, имеются все формальные основания обвинить автора в пропаганде наркотиков (хотя, строго говоря, психотропные препараты к таковым можно отнести лишь с очень большой натяжкой). Кроме того, шокирующий финал пьесы - это со стороны автора совершенно аморальный способ эпатировать публику и снискать себе скандальную славу, как очевидно для любого добропорядочного критика. В довершение всего, автор отлично себе представляет, как уважаемому критику понравится сама фабула: был честный, порядочный парень, замечательный музыкант, не пил, не курил и даже с девочками не баловался, но вот его товарищи по группе, которых он считал своими лучшими друзьями, вдруг оказались не теми людьми, за которых он их принимал, и парень с горя бросается в омут с головой, со всеми, как говорится, вытекающими...  Да, автор в курсе, что современный читатель и зритель все с большим трудом воспринимает что-либо, кроме сюжета, и зачастую не готов к тому, что содержание и форма, внутреннее и внешнее действие могут очень далеко расходиться между собой. И тем не менее реальная жизнь полна подобными несоответствиями. А эта история из реальной жизни. В то время и в том месте, к которым относится ее действие, подобные события могли происходить. И происходили. Не стану утверждать, что они продолжают происходить здесь и сейчас, хотя и это не исключено. Не стану, потому что для начала хотела бы, чтобы читатель и зритель отнесся к пьесе как к дани истории. Со времен «цветочной революции» прошло полвека, она уже стала историей. Сочтите этот текст окном, через которое вы в нее заглядываете. А поскольку с оценками событий недавней истории даже у историков практически всегда возникают сложности, призыв к безоценочному восприятию, звучащий в финале открытым текстом, не должен вас особенно смутить. И, в конце концов, пусть вас утешает то, что это история «про них», а не «про нас». Действие происходит в Калифорнии, это «их» нравы, «их» пороки. Успокоив таким образом свое моральное чувство, вы можете спокойно заглянуть в окно. Но, должна предупредить вас сразу, что «ураган Неизвестного» способен захватить и унести довольно далеко. Если этого не случится, вы скажите, что зря потратили время и спокойно пойдете дальше. Однако в том случае, если образы героев, их судьбы, дух места и времени очаруют вас настолько, что вы напрочь забудете о своих моральных принципах, автор вполне готов к тому, что, проснувшись на другое утро, вы возмущенно стряхнете с себя эти чары и скажете себе, что они оторвали вас от реальности, а теперь вы в нее вернулись и еще яснее видите, насколько они пагубны. Вы можете сказать, что эта пьеса не учит ничему хорошему, и более того, она несет в себе дьявольское искушение. Да, автор предвидит такую реакцию на свой текст, она закономерна и означает только одно: вы, уважаемый читатель, зритель и критик, не готовы к теме разговора и пытаетесь подменить содержание формой, чтобы этот разговор не состоялся. Я, автор, хочу говорить с вами не о психоделических препаратах, не о наркотиках и наркомании; не о суициде; и тему эвтаназии я тоже не обсуждаю. Я говорю с вами о свободе. И попросила отнестись к пьесе как к путешествию в прошлое с одной задней мыслью: такой экскурс по возвращении назад заставляет буквально физически ощутить, насколько человеческое общество «разучилось свободе» за минувшие полвека. Сама тема свободы в истинном смысле этого слова табуирована, а слово стало пустым звуком, и чтобы вдохнуть в него жизнь, хочешь не хочешь, приходится пройтись по самым больным и острым для общества темам, рискуя отвлечь внимание от основной и главной темы, вот в чем парадокс. Прикосновение к ней невозможно без шока и эффекта эпатажа, потому что необходима экспрессия, чтобы нанести удар, способный пробить или хотя бы повредить новые чудовищные слои глянца, в который закатало себя общество со времен той наивной и героической попытки снять их с себя, пусть даже вместе с кожей.  В контексте понимания свободы как обнаженности, открытости, неприятия лжи образы главной героини и главного героя поднимаются на архетипический уровень обобщения, и столь шокирующий финал оказывается неизбежным, потому что «цветочная революция», как и все остальные мировые революционные движения конца 60-х – начала 70-х, и культурные, и общественно-политические, потерпела поражение. И последствия этого поражения - тема, о которой мало кто отваживается говорить по-настоящему честно. Уже поэтому рассказанная здесь история - не только дань прошлому. Пусть же каждый читатель, зритель и критик сам ответит для себя на вопрос о ее актуальности.