15 мая 1969 года в Государственном музее А. С. Пушкина, что на Пречистенке, 12, было необычное для музея оживление: готовилась телепередача "Неизвестные портреты. Современники Пушкина", посвященная 170-летию со дня рождения великого русского поэта. Съемочная группа в полном составе, кроме осветителей, отрабатывала детали будущей передачи, которую вел сам Ираклий Андроников.
Журналистов там не было. Я был допущен в порядке большого исключения.
Так я познакомился с Ираклием Луарсабовичем Андрониковым.
Выход передачи в прямой эфир планировался в первых числах июня, то есть в пушкинские дни, а в этот день была репетиция.
Своё повествование Ираклий Луарсабович начал с портретов известных людей пушкинского времени, которые удалось опознать, идентифицировать специалистам Музея. Это были портреты Владимира Сологуба, графини Воронцовой и других знаменитостей. С особым интересом я слушал историю детского портрета Пушкина, переданного в дар Музею известным актёром Всеволодом Якутом, который многие годы блистательно играл роль Пушкина в театре имени Ермоловой. А ему портрет преподнесла поклонница его таланта во время гастролей в Ленинграде в 1950 году.
— Здесь представлены наиболее известные портреты Пушкина, – рассказывал Андроников. — Они специально расположены в том же ракурсе, что и представленный детский портрет. Сравнивая их, специалисты убедились, что на портрете изображён Пушкин в возрасте примерно трёх лет.
Далее Андроников рассказывал ещё о нескольких портретах, требующих изучения.
В процессе репетиции было несколько перерывов, и каждый раз Андроников уделял мне внимание. Он вообще не мог без живого общения, без публики, без новых впечатлений. В данном случае я был для него новой публикой. В один из перерывов он даже устроил для меня целое представление, которому аплодировали все присутствующие.
— Вчера я позвонил Козловскому – рассказывал он – и спросил: «Иван Семенович, что ты будешь петь в этом году на Пушкинском празднике?». Он назвал несколько романсов на стихи Пушкина. «Но ты это уже пел в прошлый раз! Спой лучше что-нибудь новое». Я даже напел ему романс, который, оказывается, он не знал. Знаете, – вдруг изменил тему разговора Ираклий Луарсабович – я ведь мечтал быть не писателем, а музыкантом. И память у меня чисто музыкальная. На моих концертах обычно удивляются «какая память!». А я никогда ничего из своих рассказов не заучиваю наизусть. Я до мельчайших подробностей знаю содержание рассказов, своих героев. Рассказываю же я их как музыку. Я знаю, что в определенную ритмическую фразу должен вложить такой-то определенный смысл. Например: та-та, та-та, та-та, та-а-а. Главное выдержать намеченный ритм. А сами предложения, словосочетания каждый раз складываются по-разному. Без импровизации здесь не обойтись.
И все-таки жаль, что я не стал музыкантом...
Было удивительно слышать от такого разносторонне одаренного человека, достигшего вершин во многих областях науки, искусства, литературы, что он не успел сделать еще что-то.
— Знаете, как дирижировал Гаук симфонию Танеева? – спросил он и сам же ответил: — Это чудо! С этим словами он стал напевать тему симфонии и дирижировать…
Я отошел назад, ближе к телекамерам, и стал снимать кадр за кадром. Было темно. Но я старался выжать из своего аппарата «Ленинград» с автоматической перемоткой плёнки все возможное. Но, как я и ожидал, плёнка была с сильной недодержкой. Пришлось проявить её в специальном проявителе D-76 фирмы Кодак, применить химический хинон-тиосульфатный усилитель. И я добился своего — всё получилось!
Семнадцать кадров этого незабываемого дня стали мне еще одной наградой за такую напряжённую работу. Они вместе с автографом Мастера хранятся у меня как самые дорогие реликвии.
Расстались мы Ираклием Луарсабовичем очень тепло…