Поезд шел девятые сутки с частыми остановками на полустанках и разъездах, пропуская эшелоны с военной техникой, солдатами, горючим, боеприпасами и продовольствием. Вид за окнами вагона менялся каждую минуту: быстро пробегали мимо деревья, поля, луга, большие и маленькие поселения, небольшие водоемы и речки. И чем дальше уезжал поезд от родных мест, тем скуднее становились пейзажи, и тем меньше радовали взор человека.
Вагон, в котором ехал Виталий с семью своими новыми товарищами, следовавшими в то же артиллерийское училище, был забит до отказа. Встревоженные женщины с детьми, скорбные лица стариков, военные, командированные, баулы, котомки, чемоданы – все смешалось в один нервный сгусток неразберихи. Уезжая от голодной жизни в Москве, мирные жители ехали за лучшей долей в Казахстан. Курсанты же, которые рвались на фронт, негодовали, разговаривая между собой о несправедливости, каждому казалось, что это в корне неправильно отправлять их в глубокий тыл, когда Родина в опасности.
За эти несколько дней Виталий успел близко подружиться с двумя парнями. Одного звали Никитой, он был на два года младше него, а другой, которого звали Сергеем, был ровесником Виталию. Как оказалось с Никитой они даже учились в одной школе.
– А я тебя помню, Виталий. Ты на смотре художественной самодеятельности песню пел. Здорово, мне понравилось.
– Было такое, – скромно улыбнулся Виталий. – Но я тебя не помню, извини.
– Да где уж вам помнить, вы же старшеклассники на нас, как на мелюзгу смотрели.
На какой-то станции состав остановился. Народ прильнул к окнам.
– Смотрите, ребята, что это за поезд? Солдаты не наши, пойду, разведаю, кто да что, – сказал Сергей и вышел на платформу. Вскоре, он вернулся с новостями.
– Это поляки, их везут в Иран. Не чета нам, в хороших вагонах, в купе едут. Суки, смотрели на меня, как на вошь. Богато едут, на столах закуски полно, из хорошей посуды едят.
– А ты позавидовал, что ли? – спросил кто-то с верхней полки.
Сергей смачно выругался.
– Да чтоб я завидовал буржуям недорезанным! От войны бегут, гады. А мы за них воевать должны будем, освобождать их города от фашистов.
– Серега, не кипятись, остынь, – взяв его за плечо, сказал Никита.
Он сел на свое место и молча с мрачным лицом стал смотреть в окно. В какой-то момент, уставшие от длительной поездки люди угомонились, и в воздухе повисла тишина: кто-то писал письма, кто-то читал, а кто-то просто дремал или просто было уже лень говорить.
Виталий сидел у самого окна и смотрел на однообразную картину, мелькающую перед ним. Бескрайние казахские степи поражали: едешь и едешь, а кругом степь и выжженная трава. И только временами можно было наблюдать за парящими в вышине беркутами. Иногда, вдруг возникали вдоль железной дороги медленно и размеренно идущие верблюды, с восседающими между горбами людьми. Для Виталия после красивой и зеленой природы Подмосковья, это было в диковинку. И невольно приходило на ум: «Где-то идет война, а тут как будто время замерло, все, как и тысячу лет назад. Тихо и спокойно, сонно и однообразно. . . ».
Мысли лениво начали перескакивать с одной на другую. Подумалось, что вот у Никиты и Сергея остались в Москве любимые девушки, они пишут им письма, а он пишет только своей матери. Как же так получилось, что ему никто до сих пор по-настоящему не понравился? Вспомнил, как на выпускном вечере в школе танцевал с Тоней Колесовой вальс. Потом они постояли вместе, поговорили немного о том, куда собираются поступать и он понял, что это не девочка его мечты. Потом была армия, потом год работы и вот он едет по казахской степи и не знает, что его ждет впереди.
– Да, пейзажи здесь неприглядные, скучная какая-то тут природа. Никаких ярких красок, – тоскливо прозвучал голос рыжеволосого паренька.
– Здесь не всегда так скучно, уверяю вас, – обратился к нему старичок, сидевший напротив него. – Несколько лет назад довелось нам с женой ехать здесь весной. Не поверите, такой красоты нигде больше не увидите. Сплошным ковром цветут тюльпаны. То сплошь желтые, то оранжевые и красные, а то такое буйство красок – красота неописуемая, глаз не отвести! Особенно фантастично это выглядит на фоне огромных гор, – глаза старичка горели, а голос его звучал бодро и звонко, и это как-то совсем не вязалось с его обликом. – Я к сыну еду в Ама-Ату, – немного помолчав, добавил он. – Он давно нас с матерью звал к себе. А тут жена моя умерла, трудно стало одному, вот и согласился теперь… Да и ему легче будет, с фронта вернулся без руки...
Воцарилось неловкое молчание, каждый думал о своем, пока неожиданно не прозвучал задумчиво-грустный голос.
– Эх, сейчас борща бы мамкиного поесть. . .
– Трофимов, брось тоску наводить, в кишках и так урчит. Эх, и жрать охота! Сухой паек, он и есть сухой паек.
– Не ной, Петька, доедем до училища, накормят по-человечески. До Алма-Аты совсем ничего осталось ехать. Ты бы лучше спел нам что-нибудь, хорошо это у тебя получается.
Рыжий Петька Заварухин был отличным гармонистом. Голос его был чистый, яркий, с красивым мелодичным тембром. Петька был простым парнем с рабочих окраин Москвы. Школу он закончил недавно, а в музыке как, оказалось, был самоучка. В его семье все пели и играли на гармошке или баяне, да только никому даже в голову не приходило, что этому можно было обучаться в музыкальной школе. А у Петьки был талант, который нужно было развивать. Далеко бы пошел парень.
Виталий повернулся и с удовольствием приготовился слушать и подпевать Заварухину.
– Петька, давай: «В землянке».
Петька нисколько не заставляя себя уговаривать сразу заиграл и запел, и поплыла теплой волной по теплушке задушевная песня. Со всех сторон к ним стали подтягиваться люди. Они смотрели на Петьку, как завороженные, женщины вытирали подступившие слезы к глазам, а потом снова и снова просили:
– Петенька, спой еще что-нибудь.
Пели долго и с удовольствием, пока в вагоне не стало темно.
Ранним утром следующего дня Виталий с удивлением обнаружил, что природа за окном кардинально изменилась.
– Мать честная. Ребята, смотрите! Горы!
Товарищи повскакивали с мест и, широко раскрыв глаза, смотрели на открывшуюся их взору необыкновенную панораму. По одну сторону от поезда была все та же бескрайняя степь, по другую – гряда величественных гор.
– Теперь уж до Алма-Аты рукой подать, – сказал старичок.
Оставшиеся несколько часов друзья ехали в приподнятом настроении.
Алма-Ата встретила их какой-то суетой и огромными толпами людей: беженцы с узлами и малыми детьми, раненные военные с перевязанными руками или головами; эвакуированные люди выходили из вагонов и, с тревогой и страхом озирались по сторонам.
В глаза бросилась длинная очередь за хлебом и большой плакат – «Родина – мать зовет».
«Всё по-другому и в то же время всё, как и у нас, те же очереди и те же плакаты», – подумал Виталий.
– Ребята, надо искать областной военкомат, – растерянно произнес Сергей. – У кого тут спрашивать? все сами мечутся, как тараканы.
Они долго плутали по городу, обращались к военным, к встречным жителям пока, наконец, не достигли цели.
Но оказалось, что радоваться было рано, в военкомате проверили документы и сообщили, что до назначенного места им придется идти пешком. А до нужной станицы было добрых двадцать пять километров.
Уставшие и голодные курсанты, решили задержаться до завтра, а пока найти ночлег и посмотреть город, который расположился у северного предгорья Алатау. Вдоль тротуаров тянули свои макушки к солнцу пирамидальные тополя, арыки были заполнены водой, а на фруктовых деревьях висели плоды. Все выглядело так необычно и непривычно для курсантов, что они не переставали удивляться.
– Эх, ребята! Думать не думал, что когда-нибудь сюда попаду. Я и не знал вовсе, что такой город существует. По географии у меня была тройка, – с удивлением, озираясь кругом, сказал Петька.
– У тебя по пению, видимо, только и была пятерка, – начал подтрунивать над ним Никита.
– И по труду еще была пятерка, – засмеялся Петька. Он был необидчивый малый.
На следующий день будущие курсанты отправились пешком к месту назначения. Дорога тянулась у подножия гор. Под ногами была пыльная и растрескавшаяся от палящего солнца земля. С непривычки очень скоро стало тяжело идти, и горы уже перестали будоражить их воображение.
– Трофимов, перестань что ли оглядываться без конца. Упадешь ведь, иди спокойно. Поедет машина, услышишь сразу. Ты лучше посмотри, какие сады здесь, – обратился к нему Виталий. – Вот уж сколько идем и все сады, и сады. Я в первый раз вижу, как растут сливы, да и ел я их два раза в жизни. Смотрите, какие яблоки! Давайте наберем пока никого не видно, пригодятся в дороге.
Был уже конец августа, и ветки яблонь ломились от тяжести плодов. Ребята набили вещевые мешки яблоками, и пошли дальше. Солнце к полудню уже палило нещадно и фляжки с водой опустели быстро.
– Пить так хочется, а яблок наелся, не лезет уже, – облизывая сухие губы, сказал Никита, вытирая пот со лба.
– Потерпи, браток. Давно идем, я думаю, немного уже осталось, – приободрил его Виталий.
Но до конечной цели оказалось не так близко, как думалось, по такой жаре до места они добрались только к вечеру.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/20/1437