У Лизы над кроватью висит герб. Его историю она знает, но часто просит рассказать на ночь. Недавно мне написал совершенно до этого не знакомый человек из Бреста – так же чтущий память и честь древнего рода, корни которого уходят к воеводам святой Ольги...
Поэт Николай Глазков написал замечательные строчки, очень верно характеризующие ушедшее столетие, и судьбу поколений, которым выпало в нем жить:
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый - век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
А ведь по большому счету меня могло бы не быть. Причем – в кубе. Или в - 4 степени. Дед – отец отца, был поздним ребенком, и родился в 1916 году – в самый разгар войны, которую тогда в России называли Второй Отечественной. Потом подростком, когда арестовали его отца – моего прадеда, мог не доехать до Ленинграда, где по воспоминаниям оказался «в одном костюме». Мог сгинуть вслед за отцом, которого расстреляли в 1938 году. Но волею судьбы в том же году он сам стал отцом – родился его единственный сын, мой будущий отец. А уже он мог погибнуть при артобстреле в 1941 году на Васильевском острове, когда его с двоюродной сестрой прикрыла собой мама моей бабушки. Мог умереть от голода, или замерзнуть в грузовике во время эвакуации по льду Ладоги. Но бабушка с сестрами не отдали его в эвакуацию и спасли, выходили...
Бабушка – мамина мама, была тоже поздним ребенком. Родилась она прямо в новогоднюю ночь того же 1916 года, в деревенской баньке на пологе. В 1932 году, когда прадеда раскулачивали, она могла сгинуть вместе с ним на принудительных лесозаготовках, где дети и подростки умирали от голода, холода, непосильного труда и болезней. Но с Божией помощью сплавившись на плоту по Ваге и Северной Двине (как не утонула-то!) оказалась в Архангельске. А здесь она могла погибнуть в самую тяжелую для города военную зиму 1941-42 года. Но выжила и в 1946 году – в году страшной засухи и голода родила мою маму...
В ноябре 1973 года, когда мама была уже на 8-м месяце, на нее, возвращавшуюся из аптеки рядом с домом, прямо на углу улицы Ванеева и проспекта Павлина Виноградова (нынешних Садовой и Троицкого) напали и отняли сумку. Услышав ее крики, папа выскочил из квартиры (благо был второй этаж) и буквально «в чем мать родила» бросился на грабителей. Поэтому они просто толкнули маму в сугроб и убежали. Родильное отделение 1-й городской больницы, где я появился на свет, тогда находилось в двухэтажном здании, между нынешними кардиокорпусом и хирургией. Туда в декабре 45 лет назад и привезли мою маму. Так получилось, что я был большим – 56 см и 4 кг 100 г, при мамином росте в 157 см, и занял, так скажем, неправильное положение. В общем, врачи планировали кесарево сечение. Но во время традиционного своего как главврача обхода в понедельник 17 декабря Еликанида Егоровна Волосевич обратила внимание на маму. И приняла иное решение. Как оказалось – абсолютно правильное, чему, в общем-то, подтверждение пишущий эти строки, родившийся 18 декабря. А мой отец, тогда работавший в трамвайном парке, поступил оригинально: поскольку в роддом посетителей не пускали, то он подогнал под окно палаты, где лежала мама машину для ремонта контактной сети. Такую, желтую, со специальным подъемником. И на нем поднялся до второго этажа, чтобы увидеть сына...
Поэтому, сегодня, вспоминая в недавнее прошлое, и оглядывая не всегда радостное настоящее и сущих в нем, говорю будущему: «Мы – есть!»