Моему открытию, скажем так, местонахождения шпата предшествовал ряд событий. За год этого открытия, я обследовал одну зону трещиноватости, выделенную по снимкам аэрофотосъемки. Зона оказалось, как мы называли «дубовая», пустая. Была выявлена лишь хилая минерализация. А так как сезон приближался к концу, то мне было начальством предписано помочь геологу Соломатину в изучении его участка, невдалеке от базы партии находящейся на берегу реки Илимпея. Предписание мне дал сам Гущин, как начальник нашей партии, перед своим отбытием в Туру на базу экспедиции.
Утром за мной на моторке примчался некто Сергиевский, Это был человек далекий от геологии, по образованию охотовед. Но выполнял он, главным образом, отдельные и особые поручения Гущина. В свободное от этих поручений время он занимался отловом соболей и содержал их в изготовляемых из алюминиевой проволоки вольерах, в ожидании зимы, когда они «переоденутся» в зимние шкурки. Как любой приближенный к «высокому» лицу человек, он был амбициозен, и смотрел на нас, обычных полевиков, свысока. Скажу, что Сергиевский был одной их «слабостей» Юрия Даниловича, при всем моем уважении к нему, как прекрасному геологу. Уж очень любил Гущин комфорт и все, что с ним связано.
Тоном, не терпящем возражений, Сергиевский дал мне указание взять с собой лишь спальный мешок. Остальное, мол, я получу в отряде Соломатина. Слава богу, я взял, на всякий случай, еще банку тушенки и кусок хлеба. Через пару часов мы подплыли к устью какого-то ручья. Со слов Сергиевского, это устье реки Большая Хаваркикта. Далее я должен был пройти вдоль этой реки пять километров и уткнуться в лагерь иркутских геологов съемщиков, а потом, опять же по реке, пройти еще пять километров до лагеря Соломатина. Сказав все это, он оттолкнул шестом свою казанку и исчез. Я остался один.
Слегка передохнув, я двинул вверх по реке. Прошел пять километров. Затем еще столько же. Никакого лагеря иркутян я не встретил, а сама речушка кончилась. Допустив, что я где-то промахнулся, пошел в обратную сторону, тщательно осматривая окрестность. В конце концов, я опять вернулся на берег Илимпеи.
Было уже темно. Я развел костерок, поел и, с мыслей, что утро вечера мудренее, залез в спальный мешок и уснул. Поутру встал и, поняв, что Сергиевский меня высадил не туда, я направился на базу нашей партии. До нее по берегу Илимпеи было около двадцать пять километров.
Пришел туда уже к вечеру. На базе никого не было, все отбыли в Туру. На складе нашел тушенку, чай. Хлеб был с собой. Распалил печурку и в тепле уснул.
Небольшая тонкость. на противоположном высоком берегу Илимпеи располагалась база иркутян. Жили они в поселке, оставленном предшественниками, добывавшем шпат на месторождении Янгуракта.
Само это название происходило от названия ручья, протекавшего рядом с месторождением. Это же название получил и остров, расположенный от него километров в пяти вверх по течению. На острове этого названием была длинная галечная коса, позволяющая садиться на ней самолетам Ан-2. Для нашей партии это было существенно, так как позволяло производить заброску всего снаряжения партии самолетами и, лишь потом, разбрасывать отряды по участкам вертолетами.
На следующий день, поутру, я перешел вброд Илимпею и нашел в поселке радиста. Тот, увидев меня, расхохотался:
«Ты послушай! Весь эфир на вашей частоте заполнен только переговорами о тебе».
Я услышал, что до Соломатина я не дошел. Мол, он ходил мне на встречу. Но меня не встретил. Кто-то, видимо Вишневский, кричал:
«Вы что, не знаете Лебедева? Он же упертый как олень. Думаю, что он сейчас выходит на мой участок!»
Его участок находился на Нижней Кочеме, притоке Нижней Тунгуски, этак километрах в сорока по прямой от нашей базы. Я говорю радисту:
«Пора кончать этот базар. Дай я добавлю в него свои пять копеек».
И уже в микрофон:
«Эй, Вадим (Вишневскому)! Став чайник, через полчаса буду у тебя».
В эфире возникла тишина. Немая сцена, как в Ревизоре.
Минуты через три прорезался голос Соломатина:
«Ты где?»
«На Янгуракте, у иркутян. Буду их просить меня подвести на моторке до действительно Большой Хаваркикты. Чай они не Сергиевский, который скинул меня неизвестно куда».
Другими словами все закончилось относительно благополучно. Уже к вечеру мы с Соломатиным за чает горячо в деталях обсуждали случившееся.
При осмотре участка мое внимание привлекла дайка долеритов, глубоко вклинивавшаяся в долину реки Хаваркикты. Попытавшись определить степень дробления в ней и степень минерализации, связанной с этим дроблением, Соломатин заложил два ряда небольших канав. Осматривая канавы, я обнаружил в их отвалах несколько кристаллов шпата, самый крупный из которых был размером с куриное яйцо. Я тут же дал распоряжение соединить оба ряда канав в две длинные канавы. К нашей радости, таким образом, была вскрыта, тянувшаяся вдоль дайки, минерализованная жила мощностью до полутора метров. В жиле явно присутствовали кристаллы чистой воды прозрачные кристаллы солнечного камня. Правда, все они были незначительных размеров. Но ведь могли быть где-то полости, выполненные более крупными образованиями. Становилось ясно, что участок требует детального изучения.
О находке доложили по рации Гущину и пришли к выводу, что на следующий год мы с Соломатиным проведем крупномасштабное геологическое картирование на этом участке с применением магнитной съемки.
«Помни о Джекинде».
Такими словами на следующий год Гущин напутствовал меня, когда наш отряд вылетал вертолетом с Янгуракты. Полет был короткий. Не успели взлететь, как тут же пошли на посадку. Ведь расстояние до участка от базы партии было всего тринадцать километров.
Скажу, что участок располагался в красивом месте. Верховья Большой Хаваркикты представлял узкий лог. Набрав там скорость, река, как бы по инерции, ударялась в противоположный берег, а затем, отскочив от него, подмывала берег, на котором мы поставили лагерь. Уже здесь, между берегами, залегала высокая пойма, сложенная речными наносами, песками и супесями. На этой пойме, куда не посмотришь, кругом стояли величественные сосны. А покрыта она была плотным зеленомошным покровом. Так что напоминание о Джекинде было вполне уместно. Значит, где-то здесь должны лежать кристаллы и ждать нашего внимания.
Устраивались мы капитально. Поставили четыре палатки на срубах. Одна для нас с Соломатиным, одна для геофизиков, одна для рабочих и еще одна под склад. После установки лагеря я с рабочими пошел ставить их на канавы, дабы проследить зону трещиноватости и минерализации дайки, выявленную еще в прошлом году.
Расставив рабочих, я спустился к реке. В месте, где я спустился, в русле петляющей Хаваркикты был достаточно глубокий участок русла реки, называемый обычно плесом. Солнце светило мне сзади, поэтому увидеть дно реки не представлялось возможным. Что-то мне подсказало, чтобы я перешел на другую сторону реки. Первое, что увидел на дне, обернувшись, был огромный кристалл размером сорок сантиметров на двадцать пять. Естественно, я полез его вытаскивать на берег. Пока, засучив рукава, я вытаскивал кристалл, боковым зрением увидел еще один выше по течению. А еще выше лежал еще один, и еще один… Так в течении пятнадцати минут мной было собрано тридцать шесть килограмм кристалло-сырья. То есть столько, сколько было добыто на таком известном месторождении как Куктуле. Однако, эти кристаллы резко отличались от куктулинских своей бесцветностью и прозрачностью. Уже позже, при обогащении, из мной собранных кристаллов было получено шестнадцать килограмм кондиции, то есть товарной продукции. Общая стоимость этой продукции составила по тому времени несколько сот тысяч, еще тех, советских рублей.
Мы доложили Гущину о находке. Через день прилетел вертолет. Из него вышел первым, своей слоновой походкой сам Иван Андреевич Золотухин, за ним Гущин и начальник соседней партии Басов.
Иван Андреевич важно прошествовал в нашу палатку смотреть кристаллы. Гущин с Басовым пошли смотреть наши прошлогодние канавы. Уже улетая, Золотухин пожал нам руки и произнес:
«Молодцы».
Басов же был в недоумении:
«Надо же. У меня на «Прямолинейном» куда не сунься везде кальцит, а тут везде шпат».
Прошли годы. Хотя магнитная съемка показала, что основной шпатоносный узел располагается на середине поймы реки, добраться до него не представлялось возможным, ибо он был перекрыт мощными речными наносами, находящимися в вечномерзлом состоянии. Так и осталось местонахождение «Большая Хаваркикта» с неясными перспективами.
За его открытие я получил от Ивана Андреевича поощрительную премию в восемьсот рублей. Но настала «перестройка», экспедиция захирела. Специалисты разбежались. Солнечный камень до сих пор закупается в США и в Мексике. Отечественный же, продолжает лежать где-то в эвенкийской тайге.