Мне хотелось вернуться, разбить что-нибудь на глазах у этой девчонки, но я просто гнал, куда глаза глядят, обещая себе, не возвращаться больше назад.
Когда я приехал домой, то застал Морен с чемоданом руках. Зареванная, она плела к лифту свой розовый чемоданчик. Я молча придержал ей дверь. – За остальным заедет мой брат.
Я упал на диване, достал сигарету и закурил. Что это? Свобода?
Когда Морен достала кружевные трусики Оушэн, я даже не попытался соврать ей. Я просто молча кивнул: «Да, я спал с ней». Тогда Морен выскочила из машины и убежала. Я остался один. Мне 25, а все, что у меня есть, - это работа, которую я получил благодаря папе. В верхней полке комода лежала коробочка с обручальным кольцом, которое я купил Морен, после того, как мы с Оушен осквернили стол в моем кабинете. В тот момент я понял, что мне пора остепениться, завести детей. Всепоглощающее чувство одиночества нахлынуло на меня, поэтому брак и дети показались единственным выходом. И что теперь? Теперь я совсем один на своем дорогом диване с сигаретой в зубах считаю цветочки на обоях.
***
Прошло три недели. Сегодня у меня день рождение.
Я отпустил бороду, начал много курить. К двадцати шести годам моё лицо уже тронули мелкие морщины. Я рассматривал их в зеркале, но звонок меня отвлек. Адам.
-- Ну как оно? – У него на заднем плане громко грохотала музыка, а часы только показывали час дня.
-- Сейчас последует шутка о том, каково быть старым? – Я стоял на кухне с открытым холодильником в поисках чего-нибудь на обед.
-- Во сколько ты приедешь?
-- Не хочу обременять молодежь своим присутствием. – В конечном итоге, как и всегда, я достал баночку пива и лег обратно в постель. Особого желания праздновать день рождение не было, но и сидеть дома не хотелось. За прошедший месяц я поправился на пять килограмм, отрастил волосы так, что их можно было собирать в хвостик, и стал опаздывать на работу
-- Жду тебя к 5, с днем рождения. – Адам сбросил трубку, а я открыл фейсбук, который был завален многочисленными поздравлениями. Ровно в два часа позвонил отец, чтобы выразить свои большие надежды на моё будущее. В три часа заехала Морен. Мы с ней решили остаться друзьями.
-- С днем рождения! – громко закричала она с порога и кинулась мне в объятия. От неё как всегда пахло клубникой и шоколадом, светлые волосы собраны в веселый хвостик. Я был честно рад её видеть. «Ценишь, когда теряешь», -- подумал я, когда Морен пошла ставить чайник и резать тортик, который она всегда пекла на мой день рождение.
Я стоял в проходе и наблюдал за тем, как она возиться на кухне, как начинает мыть посуду, которая стоит уже вторую неделю, как что-то весело бормочет. Жалею ли я о том, что мы больше не вместе? Даже больше чем о том, что забыл, как выглядит Оушэн Паркер. Это то мне и надо: заботливая жена, которая дарит уют и спокойствие, пара детишек и летний уик-енд на море. Я не заметил, как девушка оказалась рядом. Она была на полметра ниже меня. Меня всегда забавляло, как ей приходилось прыгать, чтобы дотянуться до моего лица.
-- Совсем себя запустил! – недовольно проворчала она.
Я как-то грустно улыбнулся, она внимательно наблюдала. – Ты чего такой грустный?
-- Представил, как бы мы растили вместе детей на этой кухне.
Морен тоже грустно улыбнулась. – Вообще-то мы бы переехали в дом побольше. – Она взяла меня за руки. Мы стояли в проходе. Вокруг витал запах её пирога и свежезаваренного кофе. Когда я смотрел на Оушэн, то мне хотелось кинуть её в кровать и содрать с неё одежду, когда я смотрел на Морен, то мне хотелось растить с ней детей. Не самая ли большая дилемма в жизни двадцати шести летнего парня?
В четыре часа Морен ушла, а я принял душ, накинул куртку и вышел из дома. Снег уже начал таять, а солнце ярко освещало мою машину. Адам жил на окраине Бостона. Я как раз был в десяти минутах от него, когда какой-то черт дернул меня свернуть на другую улицу и поехать прямо.
Я даже сразу не узнал её. Что-то так сильно поменялось в её лице. Оушэн сидела на пороге дома в черном платье и с накинутой на плечи курткой. Девушка смотрела перед собой стеклянным взглядом, и сигарета тлела в её худых руках. Рядом сидел какой-то парень в черном костюме, он нежно обнимал её за плечи и тоже смотрел в никуда. Я остановился совсем близко, но меня даже никто не заметил. Прошло десять минут. Я плохо понимал в чем дело, пока на порог не вышла ещё одна девушка в черном и не позвала Оушэн в дом. Это были похороны.
Внутри у меня все сжалось. Я просидел так час. Адам нервно названивал мне, а я смотрел, как люди в черном входят и выходят из дома Паркеров. Какая-то девушка провожала всех, обнимала в дверях и принимала соболезнования. Я пытался заставить себя зайти внутрь, но не смог. Я ждал, что Оушэн появится на пороге, чтобы снова увидеть её, но она не пришла. Я завел машину и уехал.
***
Из дома Адама громыхала музыка. Я вошёл внутрь. Адам и Дин вылетели в коридор и громко закричали, поздравляя меня с днем рождения. Я усиленно улыбался, но чувствовал, как увиденное десять минут назад поглотило меня полностью. Мысль о том, как чувствует себя Оушэн, не давала покоя.
Адам жевал какое-то пироженное. Мы прошли в просторную гостиную. Дин налил стопку виски. Мы вчетвером сели в кругу и замолкли. Все выжидающе смотрели на меня, пока я наблюдал за переливающимися кубиками льда в стакане.
-- Что с твоим лицом? – начал Адам подозрительно серьезно.
Я усмехнулся. Я не говорил ребятам про Оушэн. Адам понял, что я не готов это обсуждать, и быстро перевел тему.
-- Макс снял номер в отеле в Бруклине.
-- А подарки дарить будете? – Мы завели непринужденную беседу, допили виски, вызвали такси.
Пока мы стояли около дороги и ждали машину, я закинул сигарету в рот и отошёл в сторону. Да, грустно, да, у Оушэн умерла мама, но она в моей поддержке не нуждается и не хочет меня видеть. Где-то минут пять я взвешивал «за» и «против», а потом сел в машину и отключился. Адам растолкал меня, когда такси подъехало к отелю.
-- Мы здесь, чтобы нюхать кокаин, играть в казино и трахать шлюх! – радостно декларировал Макс, когда мы открывали наш номер. Мини-холодильник был набит маленькими баночками с водкой и виски. Я уже чувствовал, как дневная порция разлилась по телу.
Я пошёл в душ, переодел костюм, проверил бумажник. Из зеркала на меня смотрел совершенно другой человек. За последние два месяца я изменился до неузнаваемости. Морщинки увеличились вдвое, с лица не сходила вечная усталость, бороду пора было сбривать. Я долго так стоял, пока в ванную не зашёл Адам и не помахал перед моим носом пакетиком с белым порошком. Дальше я практически ничего не помнил…
***
Час ночи.
Громкий женский смех, дым, в глазах троиться, я хватаюсь руками за стены. Кажется, что я проиграть пять штук баксов и какая-то девушка в красной мини-юбке ведет меня в мой номер. Снимает с меня пиджак. Я смотрю на неё, но не вижу. Чувствую, как она целует меня. Её руки тянутся к моей ширинке. Безусловно: я хочу её. Мы падаем на огромную кровать. Она громко смеется, раздевает меня и что-то бормочет…
***
Я резко сажусь на кровати, когда холодная вода прилетает мне в лицо.
-- Хватит спать, уже два часа дня.
Я с трудом открываю глаза и пытаюсь понять, где я нахожусь. Это не номер отеля, а небольшая комната. Я лежу на кровати, завернутый в мокрый плед.
-- Ты кто? – спрашиваю я у девушки напротив. Высокая блондинка с недовольным лицом.
-- Ну ты и наглый.
Мы смотрим друг на друга в течение пяти минут. Голова разрывается на части, но мне кажется, что это лицо я уже где-то видел…
-- Я Томас.
Она усмехается. – Одевайся и выкатывайся отсюда. Оушэн не хочет тебя видеть.
Внутри у меня все упало от ужаса. – Оушэн?
Её подруга кинула мне мои сырые, явно постиранные брюки. – Быстрее. – И вышла из комнаты. Прошло двадцать минут, а я так и стоял в одних брюках посреди комнаты. В голове была одна пустота. Воспоминания обрывались на страстном сексе в номере отеля, хотя и они ускользали. Когда я наконец вышел в коридор, в доме стояла кромешная тишина. Я аккуратно спустился по скрипучим ступенькам вниз. В соседней комнате гремели ложки и тихо шёл телевизор. Я завернул за угол, когда Оушэн врезалась в меня с кружкой горячего кофе. Кипяток растекался по моей голой груди, я взвыл от боли, она громко материлась и вела меня на кухню.
-- Куда ты лезешь? – закричала она, вытирая мою грудь мокрым полотенцем. Было невыносимо больно от каждого прикосновения, поэтому я пыталася прикрыться руками, но она больно ударила меня – и я успокоился.
-- Лучше? – Нихера не лучше. Пересилив себя, я взглянул на свою грудь и ужаснулся. Кожа была красной и в каких-то местах волдырилась. Лицо Оушэн было таким испуганным и виноватым, что я на минуту забыл о боли и смотрел на неё. За этот месяц не один я «потух».
-- Давай ты ляжешь на диване, а я принесу мазь, -- нервно сгрызая ноготь и осматривая мою грудь, произнесла она. В проеме показала белобрысая голова, которая облила меня утром холодной водой.
-- В чем дело?
Оушэн вздрогнула. Я заметил, как она похудела, осунулась. Лицо было нездорового желтого цвета, волосы грязные, закрученные сверху.
-- Оушэн, тебе надо отдыхать, я разберусь с ним. – Девушка так нежно обняла Оушэн за плечи, словно она хрустальная.
-- Все нормально, Эмма, я сама. – Вот так мы и стояли втроем, пока Эмма наконец не согласилась нас оставить и принесла мазь. Я лег на диване и старался не издавать звуков, хотя пекло ужасно и возможно мне следовало бы поехать в больницу. Оушэн сидела на краю дивана и увлеченно размазывала белую пекучую мазь по моему телу. Я заметил, как дрожат её руки. Ещё минута, и я бы расплакался на месте, но вместо этого я сел и крепко прижал девушку к себе. Она не вырвалась, просто молчала, а затем, как бы сдавшись, уткнулась носом в моё голое плечо. Не знаю точно, сколько мы так сидели, но все тело затекло от неудобной позы. Я хотел лечь рядом с Оушэн, но как только я убрал руку, она заплакала. Я не услышал, только увидел, как сильно дрожат её плечи и как усердно она прячет от меня своё лицо.
-- Я с тобой, -- тихо прошептал я. Самое нелепое, что можно было бы сказать в такой ситуации, но я был обезоружен. Никогда в жизни не видел эту девчонку в таком состоянии. Казалось и правда: одно неточное движение – и она разобьется.
-- Ты сейчас серьезно? – Она наконец посмотрела на меня. Теперь Оушэн злилась. Злой я её видел частенько.
Я молчал, потому что не знал, что говорить.
-- Ты за месяц неудосужился узнать, не умерла ли, а теперь припираешь ко мне домой угашенный в стельку, чтобы уложить меня в постель?
Ох, если бы я что-то помнил из того, что творил этой ночью.
-- Молчишь? – Она отскочила от меня, как ошпаренная.
Я тяжело выдохнул. – Я честно не помню, что было это ночью.
Девушка как-то нервно засмеялась. – Ты стучал в мою дверь в три часа утра и орал, как сильно хочешь меня.
-- Я был не в себе, прости пожалуйста.
-- Ах, он был не в себе, -- ещё громче закричала Оушэн, срываясь на визг. На секунду я испугался тому, как она смотрит на меня с диким желанием впиться в меня ногтями и разорвать на части. Я тупо сидел и смотрел на то, как её слабое тело двигается на меня. Смотрел на то, как она со всей силы ударяет меня в грудь, которая и без того разрывается от боли.
-- Я тебя ненавижу! – закричала она, снова ударяя меня. Её костлявые руки были на удивление сильными. Когда боль стало невозможно терпеть, я схватил девушку на запястья и кинул на диван так, чтобы она не могла двигаться под тяжестью моего тела.
-- Успокойся. – Она усердно вырвалась, била меня по коленям своей ногой и кричала так громко, что у меня закладывало уши. Я ждал, когда Эмма придет мне на помощь, но никто не пришел, и тогда я понял, что мы остались одни. Оушэн перестала кричать и кусаться спустя десять минут. Мы оба устали, поэтому просто лежали рядом и смотрели вверх.
-- У тебя кровь идёт, прости, -- произнесла она, разглядывая мою расцарапанную грудь.
-- Ерунда, -- ответил я и перевернулся на бок. Теперь мы находились в паре сантиметров друг от друга. Господи, как же ужасно она выглядела, но как же сильно я хотел её. Девушка громко закашляла, вскочила с дивана и убежала. Я лежал ещё несколько минут, пока её голос не окликнул меня со второго этажа. Уже на последней ступеньке до меня донесся шум в ванной. Я долго стоял у полуоткрытой двери и наблюдал за тем, как Оушэн снимает с себя белье, оголяя костлявые руки, грудь и бедра.
-- Ты чего тут стоишь? – Она резко открывает дверь, от чего я вздрагиваю, но иду за ней. Девушка загадочно улыбается, расстегивая ремень моих брюк. – Просто надо смыть с тебя кровь. – Ну да, именно для этого ты сейчас стоишь голая передо мной. Одежда лежит на полу, мы стоим и смотрим друг на друга. Так сложно понять эту игру. Я боюсь сделать даже шаг в её сторону, дотронуться до её тела. Оушэн берет меня за руку и кладет её себе на бедро.
-- Не бойся. – Я окончательно обескуражен. Она нагибается ко мне и кусает за нижнюю губу, вначале непринужденно, а потом все сильнее, до тех пор, пока привкус крови не растворяется у меня во рту.
Мы заходим в душ. Холодная вода успокаивает кожу на груди, я наслаждаюсь, но все ещё боюсь трогать Оушэн. Она выдавливает в ладошку жидкое мыло и начинает медленно растирать по своей груди, между ног. У меня мутнеет разум, когда я вижу, как обнаженная девушка намыливает себе плечи, шею. Руки сами тянутся к её талии, губы сами целуют её бледную кожу.
***
В тот вечер у нас ничего не было. Я быстро понял, что все не так, как надо, поэтому выскочил из душа. Мы молча пили чай, сидя на диване в гостиной. По телеку шло какое-то телешоу.
-- В детстве его любила очень, -- сказала Оушэн. Я был завернут в большое махровое полотенце, а она сидела в забавном зеленом халате с растрепанными мокрыми волосами. Вода освежила её желтое понурое лицо, она стала почти похожа на себя прежнюю.
-- А что ты любил в детстве? – Оушэн уже давно перестала внимательно изучать моё лицо. Теперь она смотрела телевизор, щелкала каналы и пила чай, её взгляд мне так и не достался.
-- Я все детство провел с бабушкой в Италии, я любил это больше всего.
-- А мама?
-- Умерла, когда мне было 3 года. Попала в аварию.
Оушэн наконец посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, затем она положила голову мне на плечо и громко вздохнула. – Прости.
-- Это было так давно, что кажется будто и не со мной. Мне жаль твою маму.
-- Маму? – Она все так же лежала на моем плече и смотрела телек.
-- Я видел, как у вас тут похороны были.
-- Аааа, так это не мамины, а папины. – Мои глаза округлились до размеров вселенной. Девушка так спокойно болтала босыми ногами и говорила о смерти своих близких.
-- Что с ним случилось?
Она снова тяжело выдохнула, отодвинулась в сторону и посмотрела на меня. – Его убили.
-- Кто?
-- Я не знаю, не хочу об этом говорить. – Оушэн выключила телевизор. – Давай спать.
-- Давай, -- тупо ответил я, сидя в мокром полотенце в доме Паркеров, где ещё плохо выветрился запах могильных свеч.
Мы так и легли на диване в гостиной. Оушэн чмокнула меня в щеку и отвернулась спиной, я нежно обнимал её сзади, слышал, как входная дверь дважды открылась, слышал, как её младший брат грел что-то в микроволновке, а потом Эмма громким шепотом заставляла его лечь спать. Оушэн моментально заснула. Я долго наблюдал за тем, как подрагивают её черные ресницы, как равномерно она дышит. Во сне она казалась не такой уставшей и капельку счастливой.
***