Дирижер Алексей Уткин:
Любое произведение, за которое я берусь, становится для меня самым важным на данный момент
Художественный руководитель Государственного академического камерного оркестра России рассказал, как добивается «бесконечного дыхания», кто определяет для музыкантов репертуарную политику и почему оркестры становятся провинциальными
Российские критики называют его не иначе, как «Золотой гобой России», но сам маэстро не терпит броских ярлыков и удлиняющих имя титулов. Он просто очень любит свое дело, с удовольствием делится своими знаниями с молодежью и искренне радуется тому, что творчество его коллектива находит отклик у зрителей. 8 декабря на сцене рязанской филармонии выступил Государственный академический камерный оркестр России. Художественный руководитель и дирижер коллектива – Алексей Уткин. Алексей Юрьевич не только управляет оркестром, но и сам блестяще солирует на гобое. В наш город оркестр привез необычную программу, объединившую творения Вольфганга Амадея Моцарта с их удивительной мелодикой, поэтичностью, тонким изяществом, филигранной отточенностью и огненные, чувственно-страстные мотивы аргентинского танго Астора Пьяццоллы. Благодаря оригинальным оркестровкам они получили новое, оригинальное звучание.
Перед интервью мне посчастливилось подглядеть таинство репетиции оркестра. Средний возраст коллектива – 30 лет. Но в общении Алексея Юрьевича с молодыми музыкантами не слышно ни нарочито менторского тона, ни высокомерных ноток. На сцене царит взаимопонимание, и, даже указывая ребятам на их ошибки, руководитель делает это по-отечески мягко, не боясь раскрывать свои секреты мастерства. Снова и снова проигрываются музыкальные отрезки, пока дирижер не будет полностью доволен качеством исполнения.
- Ему всегда не хватает времени, каждое произведение старается отточить до совершенства, - с улыбкой отмечает директор коллектива Владимир Золотуха.
Нам пришлось буквально выкрасть Алексея Юрьевича с репетиции, чтобы успеть записать интервью перед началом концерта.
- Какая мощная энергетика исходит от ваших музыкантов! А ведь это только репетиция, - замечаю я, пока идем с гримерку. – Они не успевают выдохнуться к началу выступления?
- Надо подбирать музыкантов, чтобы у них не закончилось все во время репетиции. Но вообще знаете, если энергетика есть, то уже никуда не денется.
На столике в гримерке лежат два раскрытых кейса с гобоями. Поэтому первый вопрос, конечно, об уникальном инструменте или, как ласково называет его сам Алексей Юрьевич, «дудочке».
«Свой инструмент нужно уважать, общаться с ним и находить общий язык»
- Вы играете на гобое, который создал специально для вас Алан де Гурдон – глава фирмы F.Loree. В чем для вас разница между сделанным на заказ и стандартным инструментом?
- Начнем с того, что в обычном музыкальном магазине купить такой инструмент не получится. Для этого придется приехать в магазин во Францию, или заказать. В любом случае это достаточно долгий путь. Мой гобой отличается от других. При изготовлении учитывались мои пожелания. Несмотря на все это, многие музыканты, пробовавшие играть на моем гобое, говорят, что играть на нем им непривычно.
Сегодня я буду играть на двух разных инструментах – оба они достаточно креативны. У одного есть одна дополнительная нота (ля) в нижнем регистре, другой инструмент – гобой д`амур - тоже с расширенным диапазоном и деталью от старинного немецкого гобоя. Оба инструмента сделал один и тот же мастер с учетом моих пожеланий.
- Говорят, что вам незнакомы проблемы, связанные с техникой игры, благодаря особым приемам дыхания. В длинных пассажах оно кажется бесконечным. Это просто дар свыше или вы знаете какой-то особый секрет?
- Это старинная технология, таким образом играли на народных духовых инструментах во все времена. Так называемое перманентное дыхание, используется при игре, в том числе, на дудуке, когда в течение всего вечера музыканты тянут длинные ноты, а на этом фоне солист импровизирует. Эта техника не всегда необходима при игре на гобое. Кто-то осознано ею не пользуется, кто-то пользуется с большим удовольствием. Главный принцип здесь – чувство меры.
- Гобой довольно капризный инструмент, он вас закаляет?
- Да, безусловно, всю жизнь. Особенно когда приходится играть на двух инструментах как сегодня. Один гобой как гобой, а второй более низкий – он больше, шире, ниже. Каждый из них имеет свои особенности, и каждый нужно уважать, и находить свой подход. За терпение и деликатность они отвечают взаимностью.
- Вашу музыку сравнивают с бельгийским кружевом – тонкое, воздушное, изящное. Как вы считаете, в чем секрет? И вообще, многое ли зависит от инструмента, техники, или важна душа исполнителя?
- Ой, честно говоря, не задумывался на эту тему. Я просто стараюсь заниматься своим делом как могу, как умею. А что из этого получается, судить слушателям. Конечно, как и у любого человека, у меня бывают разные состояния. В трудные моменты спасает профессионализм, а если приходит вдохновение... Я думаю, в целом этот эффект все-таки дает опыт, годы работы на сцене. Наверное, очень глубоко чувствующим людям с тонким вкусом и богатой фантазией могут прийти на ум такие яркие сравнения.
«Люблю того композитора, музыку которого играю»
- Когда в качестве яркого примера вашей виртуозности приводили исполняемые вами произведения Антонио Паскулли.
- Да, лет 25 назад, когда было не так много концертирующих гобоистов, играть Паскулли было чем-то экстраординарным. Сегодня мои студенты в консерватории делают это превосходно. Виртуозная музыка этого композитора - дело молодых.
- А сегодня есть какие-то произведения, которые вы бы особенно выделяли в своем репертуаре?
- Все, за что я берусь, становится для меня самым важным на данный момент. И сказать, что это люблю, а то — не очень, я не могу. Когда начинаю работать над новым произведением, музыка поглощает меня, я с ней сживаюсь, нахожу в ней массу новых нюансов, отношение к ней меняется, даже если до этого я относился к ней более спокойно.
- А у вас есть любимые композиторы?
- Очень много. Почти все. Если я скажу, что мой любимый композитор Моцарт, вдруг «обидится», к примеру, Бетховен, или Брух, или Циммер, или Пьяццолла. Музыка разнообразна, и к ней нужно относиться как к калейдоскопу прекрасного.
- Вы - профессор Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского. В чем видите свою миссию – научить студентов их ремеслу или истинной любви и преданности музыке?
- Моя задача – передать студентам свое отношение к музыке и инструменту. Мои ученики все разные, у каждого свои достоинства и недостатки, поэтому необходим индивидуальный подход. Важно дать ученику то, в чем он более всего нуждается. Я стараюсь научить их видеть между строк, понимать, что перед ними не просто ноты, а слоги, слова, предложения, складывающиеся в законченное повествование. Я стремлюсь выработать у своих учеников не только правильность музыкальной речи, но и собственное отношение к ней.
- Важен ли при этом личный пример?
- Мне кажется, собственный пример — это очень важная составляющая педагогики. Для артистов оркестра, которыми мои ученики в большинстве становятся, важно играть качественно, грамотно, вовремя и чисто. Своим примером, своим отношением к делу я стараюсь научить служить их музыке и профессии.
«В моем коллективе царит маленькая демократия»
- Считается, что камерный оркестр более гибкий, с сильным импровизационным началом в отличие от симфонического?
- Симфонический оркестр — это сложный механизм, в котором одинаково важны и личность дирижера, и оркестр. Когда не очень выдающийся дирижер приходит в шикарный оркестр, оркестр все равно играет здорово, просто на дирижера меньше смотрят. Если же дирижер – личность, крупный музыкант, интересный для всего коллектива, то порой средние и не очень опытные оркестранты объединяются вокруг него.
А в камерном оркестре важна командная игра. Наше главное «оружие» — детализация. Она — для более искушенного, подготовленного слушателя, чье ухо воспринимает подробности.
- Какими должны быть здоровые отношения дирижера с оркестром – состязание равных или ведущий и ведомый? Может ли дирижер быть сильнее оркестра или лучше, когда наоборот?
- В моем коллективе в большей степени царит маленькая демократия. Поэтому отношения у нас, можно сказать, дружеские, основываются на общечеловеческих принципах. Отношения дирижера и симфонического оркестра — это более вертикальное общение. В идеале дирижер должен быть сильнее оркестра и в музыкальном плане, и в степени проявления воли. И обязательно мудрее. Это отличие самое важное и принципиальное. Детализации же можно добиться и в симфоническом оркестре. Посмотрите, как Теодор Курентзис работает со своим оркестром — это же сложнейшая и кропотливая и, порой, неблагодарная работа. Без его воли все потеряет краски, его совершенно потрясающая неутомимость, энергетика позволяют добиться от симфонического оркестра камерных тонкостей. Дирижер должен своей энергетикой, своим внутренним состоянием извлечь из музыкантов все наилучшее, что у них есть, и передать залу.
- А как вы относитесь к тому, что сегодня дирижировать оркестром может прийти 25-летний молодой человек?
- Все зависит от индивидуальных качеств человека. Если он успел поиграть в оркестре, знает его изнутри, ему будет значительно легче. Сложнее, когда приходит молодой человек без какого-либо опыта и понимания оркестра как человеческой общности. Знаний, которые можно почерпнуть в книгах, в данном случае не достаточно, необходим жизненный опыт. Дирижер, сколько бы ему ни было лет, должен обладать опытом и талантом, чтобы увлечь и в правильном направлении повести за собой музыкантов.
- Подразумевается ли актерский элемент в работе дирижера?
- Человеку, который стоит во главе оркестра, необходима особая пластичность художественной натуры, вдохновенность, харизматичность. Но и от актерского элемента тоже никуда не уйдешь. Дирижер — это артист, лицедей, что очень важно как для оркестра, так и для публики.
«Главный наш цензор – это публика»
- Алексей Юрьевич, какая репертуарная политика проводится сегодня среди симфонических и камерных оркестров? Есть какие-то ограничения?
- Знаете, всегда существуют какие-то ограничения, хотя как таковой цензуры нет. В первую очередь наш главный цензор — это публика. Слушатели приходят или не приходят. И, порой, мы не можем понять, почему люди так или иначе реагируют на определенную музыку.
- Если какие-то произведения не имеют успеха у публики, вы их убираете из репертуара?
- Не так категорично. У каждой аудитории свое понимание музыки. Одни сразу принимают и понимают то, что мы хотим донести, другим необходимо пройти более длинный путь к пониманию, чтобы через два-три года они слушали то же самое уже с другим отношением.
- Существует ли, по-вашему мнению, разделение оркестров на провинциальные - не географически, а творчески? С чем это связано?
- Я думаю, что такое может быть. На самом деле некая провинциальность складывается из многих компонентов – это и уровень поставленных задач, и профессионализм дирижера и музыкантов, которых себе может позволить этот оркестр. К сожалению, в некоторых городах элементарно не хватает специалистов, чтобы заполнить открытые в оркестре вакансии.
- Алексей Юрьевич, на фоне значительного падения культурного уровня в обществе некоторые классические музыканты пытаются вести диалог со своими соотечественниками посредством телевидения – ведут передачи, посвященные различным аспектам и состоянию современной культуры. Как вы относитесь к такому явлению?
- Я думаю, что любой разговор о музыке, особенно если это сделано талантливо, со вкусом и качественно, всегда идет только на пользу культуре. Современное телевидение редко транслирует филармонические концерты или оперные спектакли. Передачи, которые посвящены классической музыке, оттеснены в позднее эфирное время и их смотрит очень ограниченная аудитория. У нас, к сожалению, нет специальных каналов, посвященных разным музыкальным направлениям. Справедливости ради скажу, что, благодаря организованному Московской филармонией «Виртуальному концертному залу», зрители из любого уголка мира могут смотреть в трансляции или в записи лучшие концерты, проходящие на сценах Московской филармонии. Поэтому на фоне всего того, что сейчас несется из эфира радио и телевидения, «Виртуальный концертный зал», наверное, единственная возможность как-то достучаться до слушателя.
Вместо послесловия
Рязанцы так настойчиво не отпускали оркестрантов со сцены, что коллектив сыграл на бис целых четыре произведения. Хотя после концерта путь назад по заснеженной дороге и вернутся домой артисты далеко за полночь. «Четыре часа сюда, четыре часа отсюда и всего полтора часа концерт. Лучше бы наоборот», - признался мне еще до начала концерта директор коллектива. И действительно, решив, что программа получилась слишком короткая, Алексей Уткин расширил ее за счет композиций, сыгранных на бис. Редко на чьем концерте увидишь, чтобы зал пять раз за выступление благодарил музыкантов стоя. Несмотря на тяжеловесное название, Государственный академический камерный оркестр России – это живой, динамичный, молодой коллектив с очень ярким творческим потенциалом. Каждый музыкант здесь – личность со своим характером, личность, которая живет музыкой и всем своим существом стремится к развитию. Таким оркестр сделал Алексей Уткин и таким его любят и с овациями принимают во всем мире.