Снег и звон
Переработано после обсуждения на К2
Собственное тело напоминало танковый полигон где-нибудь под Лугой. Рытвины и выбоины, вывороченная на поверхность гусеницами, высохшая ломкая багровая глина выпирает из смеси песка и жеваной соломы. И все это брошено после учений как есть, никому нет дела. И пить хочется, как в пустыне с похмелья. Жар? – Нет, жар прошел, кожа отгорела, а жажда осталась. Говорят, долго орал на морозе и на ветру, вот и охрип. Но это попутно… . И когда было? «Будь другом, Клара, расскажи еще раз, что ты про меня знаешь?»
- «Ты, Василий Григорич, уже все слышал, никто тебя не обманывает. Сидел на шее у Александра Невского, махал руками, словно кем-то дирижировал. Пел задорные песни».
- «Про папироску на ветру пел? Или только про фрегат на рейде?»
- «Никто не вслушивался. А когда пришла полиция, ты пообещал спуститься, но что-то увидел, стал кому-то махать, посылать приветы…»
- «Это как приветы?»
- « Вот так», - и сердечная медсестра Клара сомкнула руки, и затрясла ими в безадресном воздушном рукопожатии.
Вася посмотрел на свои руки. С некоторым усилием сжал и разжал кулаки.
- « Я же не на лошади сидел, а на шее? И руками за голову не держался? Знаешь, как меня ребята на первом курсе прозвали? – Васька- ковбой. А на третьем – Василием Ивановичем. Можешь выбрать, как меня называть».
« Зав. отделением требует, чтобы к больным только по имени- отчеству. Так вот, на твои, Василий Григорич, призывы налетел заряд мокрого снега, памятник обледенел, и ты уже не мог спуститься. Пожарных вызывали. К нам привезли, ты был без сознания».
- «Все это я слышал. И что диагноз вторую неделю не могут поставить, тоже слышал».
- «Здесь инфекционная больница. Пока на все вирусы не обследуют, лежи и не рыпайся».
Вася сел на кровати, и встретился с Кларой глазами.
- « Я и не дергаюсь. Просто объяснил доктору, что резко бросил курить».
- « Ты – парень решительный, это все поняли».
- «Наоборот, год прошел плавно, без событий. Хотелось закончить его хоть каким-то действием, – Вася спустил ноги с кровати, и продолжил, словно оправдываясь, - оказалось, не так-то просто отказаться от соски. Стал сдуру жрать таблетки для отвыкания. На третий день началось. Щеки горели с утра, чесаться начал днем, к вечеру ногти о бока ободрал, дальше не помню».
- « Ну вот, наша больница – ближайшая, если не считать тюремной. Но тебе, вижу, лучше. И голос чище. Гулять охота?»
- « Со вчерашним не сравнить. Пройдусь-ка по коридору. Сколько можно пружины мять?»
- « Мы на четвертом этаже. Поднимайся на седьмой. На лестнице окна широкие, полгорода видно. Почувствуешь праздник».
С пятого этажа было видно только купола недавно восстановленного собора на Миргородской. Клара мимо него на работу ходит, наверняка знает, как называется. Свежая позолота усиливала довольно слабые в этой части города вечерние огни до почти дневной яркости. С седьмого этажа открывался купол Троицкого собора, немного вытянутый к небу, черный на фоне мягких огней порта. Где-то под куполами жил город, поглощенный предпраздничной суетой, но разглядеть можно было лишь темные крыши.
Наверху Васе пришлось прислушаться к телу, в котором еще сидела болезнь. Медленно, как в темноте, он прошел по коридору в другое крыло здания, чтобы спуститься по симметрично расположенной лестнице. И остановился на верхней площадке. Здесь он был на равных с куполом Лавры. Мягко подсвеченный собор закрывал почти весь правый берег. Малая Охта тонула в огнях моста Александра Невского. Правее Лавры чернели корпуса мукомольного комбината, за ними уже ничего не просматривалось. Зато крыша тюремной больницы, освещенная с избытком, была как на ладони. Крашеная железная крыша, такая могла быть и у жилого дома. По мере спуска мост исчез, купол тоже. С четвертого этажа можно было заглянуть в тюремные окна. В окнах горел яркий свет, и угадывались человеческие фигуры. Лиц не видно – далековато.
«Если кто-то подойдет к окну вплотную, свет станет слабее, - подумал Вася, и огляделся – так можно и диалог наладить. Подошел – отошел. Руку поднял – опустил. Можно договориться». Вася сделал несколько шагов из угла в угол слабо освещенной лестничной площадки. Осталось ощущение, что место натоптано.
« Кто-то сюда приходит, - заметил следопыт про себя, - может быть, и сейчас ждет, пока я уйду». И ушел.
В палате, на койке, стоял полиэтиленовый пакет, плотно набитый новогодним угощением. Вася начал осторожно развязывать тугой узел, охранявший содержимое, но из тумбочки раздался нетерпеливый звонок. Потянулся к дверце, неловко рванул ручку пакета, мандарины рассыпались по полу. Доктор говорил, что у него на цитрусовые аллергия, но это мы еще посмотрим. Телефон обиженно умолк, и больной увяз зубами в запретном плоде. Хотел вскрыть заморский сыр, но решил сначала загнать расшалившиеся мандарины в тумбочку. Раскрыл дверцу, и вспомнил о телефоне. Разблокировал экран, и сразу наткнулся на свежее сообщение: МЧС предупреждает. Да, конечно, именно завтра, тридцать первого декабря, во второй половине дня, в городе ожидается небывалый, невиданный, неслыханный, и невообразимый снегопад. На этой новости его застала Клара.
- «Что друзья пишут, если не секрет»?
Вася приветливо протянул Кларе мандарин: «Пишут, что завтра нас ждет снег стеной. Под самый новый год! И на всю ночь!
Клара достала свой телефон: « И мне пишут», - и замолчала.
- Опять Мюнгхаузен кобылу потеряет, – заметил Вася, дождался улыбки, но не знал, как на нее ответить. Визит Клары в палату был необязательным, она заходила к больному без диагноза чаще, чем того требовали служебные обязанности. Ну что же, Вася всегда слыл интересным собеседником. Да и где еще медсестра может перевести дух в непрерывной больничной беготне? - А тут бокс на одного – есть же преимущество в загадочной болезни. И загадочному больному неизбежно подумалось, что за ее визитами может быть что-то еще. Впервые подумалось? Или уже мелькала дразнящая мысль, но он ее не ухватил?
«Вот сейчас, она никуда не торопится, и кажется, понимает, о чем я думаю. И не пытается меня разуверить».
Клара смело идет навстречу его мыслям. Она неожиданно говорит: « Завтра навалит снегу, и мы с тобой без десяти двенадцать поднимемся на верхний этаж, посмотрим на город…».
- « И ничего, кроме снега, не увидим, даже петард. Постой, ты что, две ночи подряд дежуришь?»
- «Да, подруга попросила подменить. Ей очень надо».
- « А кому в новогоднюю ночь не очень надо?» - хотел спросить выздоравливающий, но промолчал. И снова сопоставил услышанные обрывки разговоров, и понял, что Клара никогда не торопится домой. А старшая сестра говорила, что замужем. Между делом так, предупреждала. Вася посмотрел на Клару, и она его особенный взгляд приняла, застыла в нем, как в солнечном луче, пробившемся сквозь облака, позволяла смотреть, и выдумывать черт знает, что. Пока Вася понял для себя не так много: было приятно от того, что он потихоньку выздоравливает, и что завтра дежурит Клара, и что они проведут какое-то время вдвоем. И даже не обидно, что придется пропустить долгожданный волшебный новый год с друзьями в Мюллюпельто. Стоило ему так подумать, как телефон возразил. Это был Женя, друг, и еще раз друг, единственный, кому удалось прорваться в палату в первые дни странной болезни, когда укротитель памятников лежал в сорокаградусном жару, и к нему особенно ревностно никого не подпускали. Поговорить толком не удалось, Вася едва ворочал языком, но в присутствии друга боль была не боль, жар не жар, и бред не бред. Теперь Женя рычал в трубку о том, что компания собирается, шампанское стынет наперегонки с водкой, Дед Мороз отрастил бороду, поляна для танцев на снегу присмотрена, живая елочка на краю поляны наряжена без ущерба здоровью зеленой красавицы, и прочие многолетние традиции будут соблюдены. И лишь Васьки - ковбоя, он же Василий Иванович, не хватает для беспредельной душевности.
- «Но мне лучше, лучше, так всем и передай. К старому новому году выпишут. Давай, тогда все повторим».
- «К старому новому году мы постареем. У кого командировка, у кого…» .
- Свадьба, что ли? Уж не у тебя ли, Евгений Гермогенаристархович ?
- «А ты не играй на опережение, Василий Иванович. Это еще как новый год пройдет»
- «Шикарно у вас новый год пройдет. МЧС обещает снегопад выше колоколен. Вам будет мягко даже на карельских камнях».
- «Без тебя на свежем снегу нам будет зябко».
- «Но я еще весь красный».
- «Ковбои быстро возвращаются в седло. А о том, что ты ковбой, весь город знает. Я для тебя газетку приберег».
- «Береги, потом покажешь. Один раз в жизни надо встретить новый год в больнице. В обшарпанной, темной, затхлой, холерной, желтушной, Боткинской больнице, по соседству с тюрьмой и кладбищем».
При этих словах Вася осознал, что Клара все еще здесь, и она не скрывает того, что слушает, и ее не смущает обилие эпитетов в адрес больницы. Оратор не стесняясь посмотрел на Клару, и взглядом сорвал белую шапочку, и каштановые волосы покатились волнами по белому халату, и было их щедро, до талии, не меньше, но халат просматривался под ними, контраст был неуместен, и хотелось, чтобы набежала еще одна каштановая волна, и еще, и еще. Чтобы Клара не была медсестрой в спецодежде, а стала… . Нет, он пока не понимал, кем она могла стать. Она улыбнулась, и сказала: « У тебя такие хорошие друзья».
- «Это Евгений Гермогенаристархович. Можно просто Женя».
- «Я поняла».
- «Ты с кем меня знакомишь?» - прорычал голос из трубки.
- « Клара, медсестра, от ее голоса здоровье возвращается в самое изможденное тело. Завтра дежурит в ночь. Я не могу ее оставить одну».
- « Помню Клару, - весело прокричал Женя, - она на той неделе помогла нам прорвать карантин. Мы и ее заберем. Дай трубку, я уговорю».
Клара улыбнулась, и покачала головой. Вася поспешно попрощался с другом, но Клара почти сразу его покинула: приближалось время уколов. Через полчаса она и ему сделала укол, и опять улыбалась, и задержалась в палате на пару минут, и опять в этом было предчувствие чего-то большего. Медсестра ушла, и больной, назло врачам, почистил мандарин, растер в пальцах кожуру, желтыми ароматными пальцами копался в телефоне, но нашел лишь пропущенный звонок от Жени. Зато на дне посылки подпрыгивал от нетерпения сборник рассказов О’Генри. Друг знал, чем поднять настроение. Вася начал читать из середины. Из середины рассказа вышла Клара, но она была второстепенным персонажем, и автор не наделил ее ничем, кроме имени. Вася захлопнул книгу, и решил предложить настоящей Кларе ночную прогулку на верхний этаж. Прямо сейчас, не дожидаясь нового года. Он стучался во все палаты подряд, и спрашивал медсестру. Пусть думают, что хотят. В последней палате две женщины, перекрикивая телевизор, объяснили, что Клара сейчас получает нагоняй от дежурного врача.
- «Почему она это терпит?» - возмущалась та, что моложе. А та, что старше, уже вписывала молодого человека из отдельной палаты в отношения доктора и медсестры. Вася ворвался к дежурному врачу без стука. Клара стояла перед доктором в позе царевича Алексея. Незваный визитер нарушил художественную гармонию, он встал между царем и царевичем, он начал, было, говорить, но Клара подняла голову, и прижала большой палец к губам. Нарушитель спокойствия вышел, оставив дверь чуть-чуть приоткрытой, дошел до лестничной площадки, но передумал подниматься. Вернулся в палату, и раскрыл книгу наугад. Страница была заложена старым железнодорожным билетом. Дата неразборчива. Зато Вася с первых строк узнал рассказ. Тот самый, что подвыпивший Женя несколько лет назад читал в новогоднюю ночь, взобравшись на стол. Вася засмеялся сквозь сон. Проснулся утром с книгой на груди. Утро было звездное. Это предвещало мороз, но не снегопад. Клара пришла, сделала укол, но не задерживалась, словно подгоняемая суровым взглядом дежурного врача. Васю это неожиданно укололо. Едва рассвело, он повторил прогулку на верхний этаж. Ноги держали гораздо лучше, чем вчера, но что ноги? – С головой бы разобраться! Куда с такой головой, под подушку, или в снег? Кстати, где обещанный снег? – Видимость почти до Швеции. За привычными городскими символами бросается в глаза сияющая на солнце точка купола Кронштадтского собора. Откуда тут взяться снегу?
Но вскоре после полудня повалило. Снежные хлопья цеплялись друг за дружку, и тянули соседа вниз, три снежинки не пролезали между двух тополиных веток, а где встречались четыре, там собирался снежный ком. Городской шум был заглушен небесным шорохом. Во всеобъемлющей белизне быстро наступили сумерки. Стоило окружающему миру утонуть в снегу, как в Лавре зазвонили колокола. И этот звон не был ни тревожным, ни торжественным. Скорее, колокола дружески перекликались, не привлекая к себе слишком много внимания, и лишь иногда их беседе убедительно поддакивал тяжелый, видимо, главный, колокол. Наш герой был не знаток колокольных изысков, и успокоился на мысли, что просто звонари решили напомнить землякам о празднике.
Камчатка встретила новый год. Позвонил Женя. Вася приложил трубку к облезлому уху, и услышал тот же колокольный звон, но с опозданием на четверть секунды. Поначалу за звоном трудно было разобрать живой голос, но кое-как неугомонный друг сумел объяснить, что ждет на крыльце. Само собой, с ним была Настя. Ребята принесли пальто, валенки, упаковали больного, предложили прогуляться, подышать, и все обсудить. Но разговор никак не удавалось начать: колокола сбивали с темы. Самый низкий перебивал Женю, самый высокий поддакивал Насте, а несколько промежуточных беспардонно перемешивали Васины мысли.
« Ты уже понял, что это похищение?» - начал похититель. Похищаемый мотнул головой, вздрогнул от попавшего за шиворот снега, и промычал что-то невразумительное.
« Меня просили молчать, но я расскажу, - сгущал голос Женя, - что в Мюллюпельто тебя ждут старые друзья, которых ты бог знает, сколько лет не видел. Они уже там. Колют дрова, и топят печку».
Вася мысленно занес топор над бревном, но вмешался главный колокол, и не позволил вспомнить никого из старых друзей. Он раскрыл кованую дверцу печи, и печь загудела. Подбросил полено, и гул усилился. Однажды такое было: первый курс, новый год, заиндевелая дача, с трудом раздутая печка. И опять никого не вспомнил. В гудящей голове была Клара. Другой компании для встречи нового года не получалось.
Снова ударил самый низкий колокол, один, без сопровождения, гул в течение нескольких секунд объединял в одно целое едва различимые больничные корпуса, забинтованные тополя, и пропитавшую воздух снежную пелену. Наступила тишина, короткая, только чтобы осознать, насколько беззвучен мир, охваченный снегопадом. Друзья посмотрели друг на друга. Женя понял, что был неубедителен. Перезвон возобновился, не спеша, почти незаметно, с долгими переходами и вариациями, двигаясь от высокого к низкому.
Не дожидаясь вступления тяжелых колоколов, Женя заговорил: «Мы здесь слишком близко к Лавре. Я под этот набат- перенабат не нахожу аргументов. Давай, дойдем до стоянки. Все тебе объясню».
Они дошли до приемного покоя, и к концерту присоединилась колокольня на Миргородской.
-«Федоровский собор» - пояснила Настя.
- « Я такого никогда не слышал» - сказал Женя, и его поняли больше по губам, чем на слух.
- «Да, удивительный перезвон! Это не благовест, и не набат, это что-то редкое» - подтвердила Настя, четко расставляя слова.
- « Да ты разбираешься!» - сказали два друга в один голос.
- « Я детство провела в Новгороде. Не захочешь – научишься. Такой перезвон бывает по особым случаям. Французов от Москвы погнали, или уж не знаю, что».
Вася хотел что-то добавить, но за звоном, замолк.
Друзья подошли к шлагбауму. И Вася заявил, что не может бросить Клару: « Она много для меня сделала. Это простая вежливость. Поздравлю, попрощаюсь, и вернусь. Век воли не видать».
« Она тебе говорила, что замужем?» - спросил Женя негромко, но Вася его услышал.
- « Я не собираюсь делать предложения»
- « Нет уж, мы тебя отпустим только при условии, что еще в этом году ты сделаешь предложение» - вмешалась Настя.
- «Предложение принято».
И два главных колокола ударили одновременно.
- « С наступающим, ребята».
Вася завернул за приемный покой, и понял, что не знает обратной дороги. Собственные следы уже покрылись белым налетом.
« Но не в тайге же я», - решил избежавший похищения герой, и побрел через сугробы в направлении, которое ему казалось правильным. Вышел на главную аллею: автомобильная колея угадывалась с трудом. Здесь, на открытом месте, перезвоны двух соборов слились в одно. Вася остановился.
« Они друг друга слушают? Или ими кто-то дирижирует? – Настя объяснила бы, а я путаюсь. И ноги путаются. А казалось, почти здоров».
Вася огляделся, и не понял, где право, а где лево.
« А все-таки, похоже, для звонарей Лавры вступление соседа в концерт было неожиданным. И теперь они пытаются найти общий язык, чтобы играть сообща».
Между тем, видимость сократилась до ближайших кустов. И тут растерявшийся следопыт увидел черную собаку, уверенно пробивающую себе путь в сугробе. Еще утром он ее приметил из окна!
« Старая знакомая, куда-нибудь, да приведет. Если не к моему корпусу, то к соседнему. А там спрошу».
Черная проводница плыла в свежем снегу. Видна была лишь голова. Идти за ней было легко. Две колокольни договорились между собой, и наигрывали что-то мягкое, придающее упругость ногам, и не мешающее свободному течению мысли. Впрочем, думать было не о чем: Вася знал, что до нового года сделает предложение.
Через пару минут собака остановилась у трехметрового забора из сваренных арматурных прутьев. В основании ограждения был бетонный цоколь, который, не будь снега, вероятно, доставал бы человеку до груди. Собака подняла передние лапы на цоколь, и проскочила в свежую прореху. И ушла на тюремную территорию. Сантиметровый арматурный прут перепилили недавно. Только что. Прочь от забора вели едва заметные под пятиминутным снегом, углубления интервалом в широкий мужской шаг. Через десять минут их не будет.
Вася огляделся. Тех, кому полагалось оберегать покой жителей тюремной больницы, не было видно в беспросветном снегу, не было слышно в нескончаемой музыке, да может быть, их просто не было.
- « До моего корпуса рукой подать, но в какую сторону?» - Но тут в Васины сомнения вмешался незнакомый колокол, доносившийся, как ни странно, со стороны Обводного Канала: «За ним, за ним, за ним».
Свидетель побега смело пошел по исчезающим следам, и шагов через сто уткнулся в стену своего корпуса. На крыльце несколько курильщиков собрались в кружок, и оживленно болтали. Никто не обратил внимания на вновь вошедшего. Кое-как отряхнувшись, Вася поднялся на четвертый этаж, подошел к двери своей палаты, и услышал осипший мужской голос. Возле кровати сидела Клара. На Васином месте лежал наголо обритый мужчина. На него был накидан ворох одеял, который не мог скрыть, насколько он истощен. Щеки тлели. Капельница торопливо вливала в него жизнь. Беглец кивнул вошедшему, и закрыл глаза.
« Как он может лежать, когда его ищут?» - подумал Вася.
« Куда ему такому бежать? – Ответила Клара. – Но время есть. Снег будет идти всю ночь. Колокола не смолкнут до полуночи».
« А как же я?» - вырвалось у несостоявшегося жениха.
- « Друзья тебя ждут».
- « Я их отпустил» - сказал Вася предательски просевшим голосом.
- «Я сказала Жене, что ты скоро вернешься. Не удивляйся, он мне оставил свой телефон, когда ты был совсем плох. Ребята терпеливо ждут возле поликлиники», - и оба посмотрели на изможденного мужа Клары.
Обретенный муж лежал с закрытыми глазами.
- « У нас все предусмотрено. - Сказала Клара, и, переждав удар главного колокола Лавры, продолжила – Я сказала врачу, что ты ушел встречать новый год. Он был недоволен, что без спросу. У нас инфекционная больница».
Вася неловко посмотрел на часы, и сказал с видимым усилием: «Так долго никогда не звонили. Это для вас?»
« Для нас и для тебя. Как и снегопад. Теперь давай прощаться».
- « У входа всегда толпа. Меня заметят».
- « Я проведу тебя через служебный вход».
Они вошли в лифт. Колокола звучали здесь приглушенно. Клара коснулась его руки: « Ты обижаешься? – Прости».
- « Я боюсь за вас».
- « Не бойся. Все продумано. Как у твоих друзей».
- « Он чуть жив».
- « Я поставлю его на ноги. Я первый Мед почти закончила».
- « Бывают случайности».
- « Я тоже боюсь. Когда мы будем в безопасности, дам знать».
Лифт остановился. Они вышли на освещенную тусклой, скрытой под толстым стеклом, лампочкой, площадку. Колокола снова стали слышнее. Клара взяла Васю за руку. За чешуйчатую, похожую на бок морского окуня, руку. И погладила тыльную сторону кисти. И кожа в этом месте стала как до болезни. Он понял, что это прикосновение останется с ним весь следующий год. А может быть, и дольше.
Возле поликлиники стояли Женя и Настя, взявшись за руки. Снег лежал на рукавах, на плечах, на вязаной шапочке девушки, и на кепке друга. Вася понял, что за время ожидания, предложение было сделано. Увидев выходящего из белой мглы Васю, жених и невеста разомкнули пальцы, и заключили его в мокрые четверорукие объятия. Растаявший снег потек за шиворот. И кожа под струей воды смягчалась.
С середины моста Александра Невского ни того, ни другого берега не было видно, но колокола не унимались. Машина въезжала на правый берег, а звон все угадывался, и лишь на Заневской площади он окончательно смешался с «Джингл Беллз», доносившимся из неопознанной лавки.