С. П. Шевырёв. Шекспир о Русских

Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой
Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

Шекспир о Русских


Шекспир в произведениях своих обнимает все замечательные события своего века, как во всем известном тогда мipе, так особенно и в своем отечестве. Нет конечно такого современного происшествия, на которое не было бы у него сильного намека. Англия во времена Шекспира простирала уже виды мореплавания и торговли своей на всю землю, и это всемiрное общение ее отразилось и в драме великого ее Поэта, которая объемлет весь знаемый тогда свет, все народы и все эпохи.
Карамзин говорит, что Англия только в 1553 году открыла Россию, а до тех пор знала об ней только по слуху. Но едва ли это верно: История Английская положительно свидетельствует, что обычаи и костюм Русского народа были известны в Лондоне гораздо прежде. Ритсон в примечаниях своих к Шекспиру, основываясь на Галле, летописце времен Генриха VIII, говорит, что маскарады в одежде Москвитян составляли нередкое увеселение двора, еще до времен Шекспира, который родился в 1564 году. Вот собственные слова, приводимые Ритсоном из Истории Генриха VIII, писанной Галлем: «В первом году царствования Генриха VIII, (т.е. в 1509-м), на пиру, который дан был перед иностранными послами в Вестминстерской палате Парламента, явились Лорд Генрих, Граф Вейлтширский, и Лорд Фитцватер, в двух длинных платьях из желтого атласа с полосами из белого, в каждую же полосу белого атласа была вставлена полоса крамозинного по обычаю России (after the fashion of Russia or Ruslande); на головах у них были меховые серые шапки; в руках по топорику, а на ногах сапоги завостренные к верху». Из этих подробностей мы видим, что костюм Русской и обычаи наши были известны при дворе и употреблялись в больших церемониях, еще в 1509 году, следовательно за 44 года до прибытия Гуга Виллоби и Капитана Ченселера в наши стороны.
Известно, до какой степени доходила при Елисавете страсть к костюмам всех народов, какие в то время были известны. Гаррисон, литератор того века, в своем описании Англии говорит, что беспрерывно меняется костюм в его отечестве: «Сегодня одеваются по-Испански; завтра по-Французски, там по-Немецки, иногда по-Турецки, даже по-Мавритански: ничто так не постоянно в Англии, как не-постоянство костюма. Многие народы не несправедливо осмеивают нас за то, что мы на подобие хамелеона стараемся подражать всем нациям около нас». Не отсюда ли, не из таких ли нравов может отчасти объясниться этот всемiрный характер драмы Шекспировой, которая изображает все народы без исключения? - При такой страсти века Елисаветы к одеждам всех народов мipa, что же мудреного, что оригинальный, богатый и красивый костюм Русской привлекал внимание роскошного двора ее? Деятельные сношения Англии с Россиею непрерывно продолжались во времена Шекспира. Варбуртон в своих примечаниях к его драмам говорит, что много в это время написано было сочинений о обычаях и быте Русского народа; что маскарады в платьях Русских составляли весьма важную забаву двора и общества; что особенно в 1590 и 1591 годах новые постановления Англии касательно торговли с Россиею составляли общий предмет разговоров при дворе, в столице и даже в провинции. Мы Русские в это время уже заметили наклонность Англичан к монополии, и сношения наши не совсем-то были дружелюбны. Царь Феодор Иоаннович писал в грамоте своей к Елисавете: «И тое Божью дорогу, Окиян-море, как мочно переняти, и унять, и затворить?». Но Елисавета, говоря древним выражением, переклюкала нас и в угоду нам запретила даже Флетчерову книгу об России за то, что он в ней много неприятного сказал об нашем отечестве.
Шекспир, так пристально наблюдавший все современное и переносивший в драму свою нравы своего века, мог ли не заметить нас, хотя со внешней стороны, хотя по одежде нашей, которая привлекала внимание общества и двора Елисаветы? И мы не укрылись от его всеобъемлющего взгляда: он вывел, если не Русских, то, по крайней мере, одежду Русскую в комедии своей: Love’s Labour’s lost (Потерянный труд любви). Вот ее содержание.
Молодой Король Наваррский, Фердинанд, с некоторыми своими придворными, дал клятву на три года посвятить себя изучению мудрости, а для этой цели удалил от двора своего всякое сообщество с женщинами. Но в то время как решился он на подвиг такого заключения, является ко двору Наваррскому послом от Короля Франции прекрасная дочь его с свитою придворных дам, для переговоров об одной спорной заложенной области, Король Фердинанд не может отказать такому послу: он принял Принцессу и влюбился в нее без памяти. Его приближенные влюбились также в придворных дам ее. Вся эта интрига, перемешанная другими забавными эпизодами, оживляет остроумную комедию Шекспира. Но Принцесса ведет себя холодно с влюбленным Королем. Король, чтобы как-нибудь понравиться предмету любви своей, вымышляет вместе с своими придворными явиться к Принцессе замаскированными, в платьях Москвитян или Русских. Бойэ, придворный Принцессы, подслушав из-за куста намерение Короля, передает его своей Государыне и объявляет ей, что Король и его придворные скоро придут переряженные в Москвитян или Русских (apparell’d like Muscovites or Russians), с тем чтобы говорить с своими возлюбленными, строить им куры и танцовать. Принцесса также маскируется с своими дамами. Король и трое придворных являются в Русских платьях (in Russian habits). Им предшествует мальчик вестник, который выражается словами очень выисканными. Русские играют свою ролю; говорят, что они прошли много миль тяжелыми шагами, для того чтобы видеть эту красоту; что они, подобно диким, ее обожают. Француженки, обменявшись ролями, провели Русских, и они удаляются недовольные. Принцесса говорит им в след: «Двадцать раз прощайте, мои мерзлые Московиты! (my frozen Muscovites!) Эта ли порода остроты такой удивительной?». - Бойе, придворный Француз, отвечает ей: «Они, как свечи восковые, погасли от вашего сладкого дыхания». - Розалина прибавляет: «У них острота такая дородная, толстая претолстая, жирная прежирная». - Когда Король с придворными возвращается снова к своей любезной, Принцесса хвалит Русских за их ловкость, щегольство и вежливость, но Розалина бранит их за безобразие и смешное, грубое убранство, более в насмешку над ними. - Все эти подробности указывают нам на то, как Англичане времен Елисаветы смотрели на наших предков. Замечательно, что от зоркого глаза Шекспира не укрылось дородство их, и эта грубая сила телесная, которая долго мешала умственному развитию!  Тут же, в этих же самых сценах, где намекнул великий драматик на свойства наших предков, так начертал он характер остроумия Французского: «Вот человек, который клюет остроту, как голуби горох. Он продает ее по мелочи, разменивает свой товар по пирам, кладбищам, съездам, рынкам, ярмонкам, и нам торгующим оптом никогда не удавалось выставлять товар свой с таким блеском»... Вот как гений Шекспира постигал характер Французов, народа близкого в то время Англии, и его же всепроницающая наблюдательность схватила черты дородного, плотного ума наших неповоротливых предков и запечатлела их этими двумя памятными для нас стихами:

... Му frozen Muscovites:
Well-liking wits they have; gross, gross; fat, fat.


С. Шевырев

(Москвитянин. 1842. Ч. 3. № 5. С. 93 – 96).