Отрывок из 3-й книги "Предыстория Артёма"
(Продолжение 2)
...
Раскулачивание
Под термином «раскулачивание» понимается обычно конфискация имущества у «кулаков» и высылка их семьями в отдалённые северные районы страны, с одновременным лишением избирательных прав. Кроме того, в это понятие входят также и более жёсткие виды репрессий (расстрелы, заключение в тюрьмы, колонии и концлагеря) в отношении тех, кто каким либо образом пытался противостоять сплошной коллективизации или упорно уклонялся от платежей государству. Было ещё и самораскулачивание, то есть бегство наиболее зажиточных крестьян из деревни с оставлением на произвол судьбы или спешной скрытной распродажей своего имущества.
Происходили такого рода случаи и в районе Артёма. Из воспоминаний старожилов с. Кролевец известно об относительно удачном побеге двух богатых жителей этого села Антона Коваля и Максима Кузенка. Лучше всего это получилось у Коваля, который сумел за одну ночь угнать в неизвестном направлении весь свой крупный рогатый скот (около 40 голов) и вывезти наиболее ценное имущество. Он умудрился также выиграть затем начатый против него судебный процесс, на котором в его защиту выступили бывшие коллеги - грузчики владивостокского порта, подтвердившие его работу там с 1900 года.
М. Кузенку повезло меньше. К нему прибыла комиссия для изъятия имущества (а возможно и ареста) в тот момент, когда тот находился в своём ресторане. Среди приехавших было около 20 красноармейцев, намеревавшихся забрать из его хозяйства 60 коней для армии . Видимо, конфискованных лошадей предполагалось сразу же передать в распоряжение одной из воинских частей (скорее всего, в стоявший тогда в с. Раздольном кавалерийский полк).
Сыну Максима Кузенка Алексею, учившемуся в Дальневосточном университете;, удалось заранее узнать об этом опасном визите, и он поспешил из Владивостока домой на мотоцикле, подаренном М.Кузенку его шведскими клиентами ещё в годы гражданской войны. Приехал он уже в момент прихода «гостей». Подвыпивший Максим попытался, было, «в решительной форме» отстоять свои права, но вовремя подоспевший сын под каким-то предлогом вывел его на улицу, усадил в мотоцикл и, бесшумно скатив под уклон, быстро вывез в безопасное место. В это время управляющий предприятием Кузенка Крайнов, привёл в ресторан рабочих и затеял с комиссией спор о том, что изъятые у хозяина лошади должны по праву перейти к его работникам. В результате, «конфискаторы» уехали ни с чем, а вернувшийся через короткое время М.Кузенок быстро раздал и распродал за бесценок своё имущество и скрылся в неизвестном направлении .
Не совсем ясно, когда именно это произошло. Ф.Ф.Гавриленко утверждал, что всё случилось ещё до начала коллективизации, однако в период НЭПа такое событие маловероятно. К тому же, есть документы, что и М.Кузенок, и А.Коваль были обложены большим сельхозналогом в 1930/1931 году. Следовательно, в момент развёрстки налога, то есть летом 1930 года, оба они ещё проживали в своём селе и никакой конфискации их имущество пока не подлежало. Избирательных прав за свою предпринимательскую деятельность они официально были лишены только в мае 1931 года . Тогда то и возникла угроза конфискации их имущества, а значит и повод для бегства из села.
К тому времени, лишение избирательных прав уже предполагало неизбежное выселение в самое ближайшее время. При этом выселяемым брать с собой разрешалось лишь установленный специальной инструкцией минимум имущества, что фактически означало конфискацию основной его части.
Всего было лишено тогда избирательных прав, как минимум, пять жителей Кролевца и членов их семей (а также не менее семи семей кневичан и шести угловчан;) (См. Приложение, список № ). Это была заранее спланированная акция против наиболее видных представителей зажиточной части местных крестьян. Она проводилась в соответствии с требованием спущенной сверху инструкции по перевыборам в сельсоветы, которые прошли перед этим на территории Шкотовского района . Все они (кроме беглецов) были выселены уже летом 1931 года;.
Выселение наиболее зажиточных крестьян позволило существенно укрепить за счёт их имущества здешние коллективные хозяйства (которым передавалось обычно оставленное выселенными движимое и недвижимое имущество;), особенно только что созданный на базе жалких «огрызков» хозяйства коммуны кролевецкий колхоз.
Кое-чем разжилась и угловская коммуна. Это был уже второй прилив «донорской крови» в её хилое тело. Первый, по-видимому, удалось осуществить ещё в начале 1930 года, после того, как за невыполнение твёрдого задания по сдаче хлеба государству был приговорён к году принудительных работ, с покрытием ущерба за счёт своего имущества, угловчанин Емельян Емельянович Цисельский (тогда пострадал не он один;). Не было принято судом во внимание ни его председательство в сельсовете в 1923 и 1927 годах, ни участие в коммуне «Земледелец» в 1926 (в должности счетовода), ни сотрудничество с большевистским подпольем в годы гражданской войны. По всей видимости, большая часть изъятого у него имущества; поступила тогда в распоряжение местной коммуны.
Не смирившись с приговором, Е.Цисельский стал добиваться его отмены в высших инстанциях. Очевидно, после перевыборов, на его сторону в апреле 1930 года встал угловский сельсовет во главе с председателем Ольховским и присоединился к ходатайству, направленному Е.Цисельским во ВЦИК. Ходатайство оказалось успешным, и в мае Цисельский был освобождён. Формально, коммуна должна была вернуть ему отобранное имущество, однако, возможно, не желая лишний раз ссориться с местными коммунистическими властями (себе же дороже), он сам сразу вступил в неё, узаконив, таким образом, проведённую ранее передачу (в той части, что тогда досталась коммуне);. В следующем году он опять из неё вышел (естественно, без имущества), а в 1935 году был лишён избирательных прав;.
В 1931 году угловская коммуна должна была получить ещё больший «навар». У одного только выселенного И.Ф.Артамонова имелось тогда 6 лошадей и 3 коровы, а общая стоимость имущества достигала 5600 рублей . Его тоже лишённый прав и выселенный сын Михаил был обложен на 1931 год сельскохозяйственным налогом в 886 рублей, то есть почти таким же, как ускользнувший из под носа кролевецких колхозников Адам Коваль, и большим, чем Максим Кузенок (См. Приложение, список № ). Николай Иванович Диденко, бывший хозяин маслобойного заводика, должен был платить до своей высылки сельхозналог 467 рублей .
Колхоз села Кролевец в том же году, видимо, неплохо поживился за счёт хозяйства Михаила Ищука, обложенного к тому времени сельхозналогом, почти вдвое превышающим налог М.Кузенка;. Туда же, в основном, пошло немалое имущество Татьяны Васильевны Филончук и Михаила Фомича Нестерюка;.
Но больше всего чужого добра досталось за первые два года Кневичанской коммуне имени Анисимова. Общая сумма сельхозналога, который должны были платить выселенные в 1931 году «кулаки» там составляла 7264 рубля (См. Приложение, список ). Расчёт по таблице налоговых ставок (См. Приложение, таблица № ) показывает, что суммарный годовой доход этих шести хозяйств достигал 16900 рублей. К этому следует добавить имущество, полученное коммуной при раскулачивании первопоселенца и одного из богатейших крестьян села Ивана Моисеевича Сорокопуда;, предположительно, в 1930 или, тоже, в 1931 году.
Лишения избирательных прав и выселения «кулаков из сёл района Артёма происходили ещё, как минимум, дважды: в 1933 и 1935 годах, но какого-либо экономического эффекта для колхозов даже в самой минимальной степени они дать уже не могли. Сказались последствия тех самых индивидуальных и прочих сверхвысоких налогов. Платя их, бывшие «кулаки» всего за 1 - 2 года превращались в нищих, но, по-прежнему, гонимых властью людей;.
В результате, «пролетарское» государство с каждым годом всё сильней и сильней начало «выжимать соки» уже из самих колхозов и колхозников, а также из пока не вступивших в колхоз «не кулаков». Ещё в 1930/1931 году были отменены все льготы по сельсхозналогу для беднейших хозяйств, резко увеличен процент отчислений от отхожих и кустарных промыслов.
Введённый в 1931 году единый ежегодный сбор «на хозяйственное и культурное строительство в сельских районах» (культсбор) сразу же сказался на бюджете всех слоёв сельского населения, однако наиболее чувствительно – на доходах крестьян-единоличников. С каждым годом он повышался. Для «кулацких хозяйств» (уже только по названию, а не по существу) Шкотовского района в 1933 году этот сбор составлял 200 % от уплачиваемого ими сельхозналога, для других единоличников – до 180 % .
Десятилетие Советской власти на Дальнем Востоке было ознаменовано для единоличников введением с 16 ноября 1932 г. специального налога на них, по которому устанавливались две ставки: твёрдая и прогрессивная. По твёрдой (для бедняков) полагалось платить от 15 до 20 рублей. По прогрессивной – от 100 до 175 % оклада сельхозналога (для «кулаков» - 200 %). Райисполкомы получили право увеличивать эти ставки вдвое тем, кто не выполнял задания по заготовкам.
Не имевшие возможности вступить в колхоз ещё не высланные члены «кулацких» хозяйств (это было им запрещено ещё в 1929 году) оказались в самом тяжёлом положении. С 7 февраля 1933 года были установлены новые признаки таких хозяйств. Теперь ими считались и «злостно не выполняющие заданного плана посевов и других государственных обязательств». Поскольку выполнять эти планы единоличникам становилось всё более и более невозможно, ряды «кулаков» стали быстро пополняться представителями «середняков», со всеми вытекающими из этого положения для них последствиями – скорой конфискацией имущества и высылкой в отдалённые необжитые места севера. Этот дьявольский «конвейер» работал в советской деревне ещё несколько лет.
«Не злостные» неплательщики наказывались изъятием имущества, равного по стоимости «неплатежу» и полагающемуся за него штрафу;. В результате, они быстро скатывались в разряд бедноты и вынуждены были либо вступать в колхоз, либо покидать село в поисках заработка на стороне. Как правило, беглецы из сёл района Артёма довольно легко находили себе работу (если они не были лишены избирательных прав) на стремительно развивающихся здесь угольных рудниках и стройке «АртёмГРЭС». К середине 1930-х годов туда перебралась уже практически половина бывших местных крестьян.
...
(сноски удалены)