Она стояла со шваброй, когда по телеку объявили:
- Ильич умер.
Конечно не так прямолинейно, а витиевато, мягче, без хамства света, а мягкой лампочкой лампового телевизора. Но правда была - Брежнева не стало.
А она встала, ибо мыла полы в вестибюле больницы, прямо напротив Ти - Ви. Увидела те брови и заплакала.
Сказать, что Светка любила умершего, не скажешь. Слишком густые у того были брови, а в то время щипали. Секси изображал тот президент? Нет. Беззубо-шепелявый-смачный рот, тфу. И смачного, базарного " тьфу на вас" - слышно тогда не было. Медалек было много? Не интересовали девочку тогда медальки и мельдоний.
Она плакала потому, что из-под ног ушло что. Земля? Да, тогда из-под ног ушла её земеля. Именно тогда можно было взлететь, как Маргарите, на ведьминой швабре. Или вбежать со всего женского размаху в церкву, лбом каяться. Родить нового божка было можно тоже. Но Светка не такова. В кармане ее медицинского халата, на случай апокалипсиса, лежала фига. Да-да, та фигура, что смутила Господа новым детородным органом, и он изгнал нас из рая. Сломанной дужкой кружкой удивила Перельмана, он никак не мог напиться, брался за пустоту. Фигушка, подсчётом, вывела на чистую воду земное солнце - Солженицына. Указала Эйнштейну: " Твоё третье место только, после, относительно, Пуанкаре. А Тесла первый".