Эх, денежки, денюжки, деньжонки, деньжата. Сыпятся как песок сквозь пальцы. Двадцать один, двадцать два, три... пять... девять. Позади очередь замерла в мрачном ожидании
- Вот, двадцать девять-двенадцать!- радостно отчеканила я.
Продавщица равнодушно «пропикала» накопительную скидочную карточку. Судорожно покидав покупки в пакет, я поплелась к выходу.
«Ну вот, еще на пятьсот двадцать девять рублей двенадцать копеек я стала беднее». Как там у Горького? «Чиэээ-ло-вееек – эт..то звучит горррр..до»,- говорит пьяный Сатин. И наверняка еще палец указательный кверху поднял. Вот так. Они еще там песню все пели:
Солнце всходит и заходит
А в тюрьме моей темно-оооо…
….
Как хотите стерегите,
Я и так не убегу.
Мне и хочется на волю-
Цепь порвать я не могу.
Вообще, писатель Горький мне нравится. Жизненный такой писатель.
Господи, меня там не хватает- в этой ночлежке. Денег нет, карьера не складывается, семьи толком тоже нет. Тьфу. Свободы тоже нет. Свободными могут быть только воры и люмпен-пролетарий.
Я простой скромный библиотекарь, воспитываю одна сына десяти лет. Так-то его зовут Тимофей, но по-домашнему зовем его Тимычем.
Что занесло меня , дипломированного специалиста в области математики, в библиотеку? Читателей в библиотеке не очень много, тихо, контингент работников - пенсионерки, видавшие молодость в СССР... Зарплата у библиотекарей кот наплакал, так что перебиваешься с хлеба на воду. В один прекрасный день я осознала, как сух и...ммм... узко-жестко-рамочноограничен мир цифр. «Не мое!»- однажды решила я и... оказалась в библиотеке. «Так сложилось» - как говорят. А может я просто жить не умею. Не умею устраиваться, в общем.
Открываю дверь и чувствую, что в воздухе что-то не то. Тимыч, открывая дверь, даже не спросил свое привычное «Алло» и «Кто там?». На диване монолитной стеной восседала Железная Сигизмунда. Сама. Пожаловала. Откуда взялось в моей голове это прозвище, и кто такая была эта Сигизмунда? На этот вопрос ответить не могу. Сказалось - «Сигизмунда» - и все тут.
Бордовое пальто, меховая шапка - ее образ мне напоминает боярыню времен Ивана Грозного. Могучее тело, стальной голос, жесткий взгляд проницательных глаз. Сигизмунда преподает в медицинском ВУЗе.
- У вас в холодильнике только яйца и картошка. У Тимофея штаны прохудились! О чем ты думаешь? Как ты живешь?!?- вместо приветствия сходу налетела на меня Железная Сигизмунда. Мать мне всегда напоминала паровоз - этакая бездушная тяжелая металлическая машина, сметающая все на своем пути. «Интересно, а как ее студенты называют меж собой?»- подумалось мне.
- Когда уже найдешь нормальную работу? У тебя же об-ра-зо-вааааа-ние!- не унималась моя гостья.
Признаюсь, я всегда теряюсь от речей и вопросов Железной Сигизмунды, которые сыплются на меня, как горох. И у меня нет ответов на ее вполне логичные вопросы.
- Ты рохля, слава Богу, сын не в тебя пошел!
Ну, спасибо и на этом.
- Таки–да,- промямлила я и ушла ставить на плиту чайник.
Она права. Бесконечно права.
Когда дверь закрылась за Железной Сигизмундой, Тимыч обнял меня за некогда стройную талию.
- Мамуська, ты все равно самая лучшая! А штаны я только сегодня порвал, мы с Мишкой Горбуновым с горки катались. А бабаня - это она только с виду жестокая, а внутри мягкая!
О, бальзам мне на сердце! Тимыч - это не просто сын. Это начало, примиряющее меня с реальной действительностью.
----
- Ма, я хочу завести питонца!
Мой сын не видит разницы между «питомцем» и «питонцем». У него неизменно получается «питонец». Он давно просит у меня кошечку. Или собачку. Или хомячка.
Пока мы с Тимычем продвигаемся в сторону кошачьего рынка, мне попадается на глаза театральная афиша.«Опера П.И. Чайковского « Иоланта». На «Иоланту» меня привели родители, когда мне было лет семь. Для меня как ребенка было важно попасть в буфет. Чай, пирожные, шоколадки, бутерброды с икрой. Корзиночки с кремом рождали в моей детской душе неподдельный восторг.
Рядом за соседним столиком сидела парочка - мужчина и женщина. По их виду не понять было, кто они друг другу: друзья, коллеги, любовники. «Ну, за любовь... к искусству!»- сказал мужчина и послышался звон стекла.
Однако сцена произвела на меня сильное впечатление. Я не могла понять, что там они такое поют, но свет, костюмы! И море цвета, просто радуга; свет золотой, льющийся на сцену, красивые одежды, красные губы, раскрасневшиеся лица певцов. Праздник жизни, просто какое-то невероятное торжество жизни творилось на сцене! Я была потрясена.
«Питонца» мы все-таки купили. «Настоящий британец!»- твердила раздухарившаяся торговка, видя, что мы колеблемся. «Мамаша, берите - не думайте! Настоящий британец! Только без документов».
- Мне кажется, его зовут Филимон,- сообщил Тимыч, внимательно разглядывая морду «настоящего британца». «Подходит»,- говорю я. Так как нужно было еще сходить в магазин, мы снова отправились в путь, закрыв Филимона на ключ. Пусть осваивается в нашей «однушке».
Вернушись, мы обнаружили, что Филимон уже сделал свое «грязное дело» в мои тапки и теперь важно восседал возле оных же. И взгляд его горел безразмерной кошачьей гордостью за самого себя. Вот, мол, что я могу!
Что ж теперь делать-то? Да и Сигизмунда вот-вот пожалует через пару минут. А если уж сообразит, что мы еще одного иждивенца «пригласили» в наш дом - ой-ой!
Однако, какого числа дают в оперном «Иоланту»? Непременно нужно сходить. Незрячая девушка вдруг прозрела. Ну не чудо ли?