Хранители огня

Сергей Александрийский
              "Мы соль земли, океана, крови, пота и слёз человеческих,
               и если её не станет, вам нечем будет посолить
               вами же заваренную кашу" Люк Яхве

... Неявно весь внутренний монолог философа о последнем основании, то есть о метафизике. Философы всех времён рассуждали так. Мир необъясним из себя, следовательно, смысл надо предполагать вне его. Что это и как возможна беспричинная возможность мира, они пытались объяснить через причинно-следственные связи, от чего возникал неразрешимый парадокс, наскоки на который и стали искусством мышления не в противоречиях, а противоречиями, называемого диалектикой.
    Религии в этом смысле было проще, она изначально делала трансцендентно-имманентный посыл -- бог всё и всё в боге, потом трансцендентно-трансцендентный  -- мир создан Богом из ничто, но бытие Бога вне мира. В первом случае - мир был сакральным местом во всех своих мельчайших проявлениях, во втором -- мир жил по предначертанному Творцом плану, с редкими вторжениями чуда для вразумления маловеров. В апофеозе, единобожие, положившее непреодолимую бездну между творцом и тварью, пришло к апофатизму -- принципиальной непостижимости Предвечного, о котором даже "есть" или "нет" сказать нельзя, что впоследствии обернулось экзистенциальным отчаянием, по ту сторону которого возник атеизм.
    У истреблённых ортодоксами гностиков, смысл был возможен только в пределах дуального бытия, в божественной реальности, где субъект и объект совпадают, познавательная активность теряла силу.
    Не буду перечислять разновидности представлений о запредельном, замечу лишь, что в виде теологического реликта в философии под маской секулярности сражались агенты пантеизма и монотеизма. То есть по сути вёлся религиозный спор. В разных терминологических оболочках одна тенденция, злоупотребляя словом "заблуждение", пыталась сделать другую своим частным случаем, по ходу конфискуя трансцендентные аргументы врага как свое имманентное.
    Идеальное Я, Огонь Гераклита, Божественная монада, Абсолютная идея, Целое, Бытие Хайдеггера, Трасцендентальный субъект, Мировой разум, квантовый Наблюдатель, первичная субстанция и пр. пр. по вкусу -- разные названия Бога. Даже Ризома субъективного материалиста Делёза по большому счёту одно из Его имён. В сущности, философия всегда была и остается теологией.
   В доказательство возьмем смысловой фрагмент онтологии Хайдеггера, считавшегося экзорцистом, гнавшим метафизику как необращённый Савл христиан.
   Бытие у Хайдеггера постигается через "особое сущее"-- Дазайн посредством экзистенциалов, наличием слуха к зову бытия. Онтическое Сущее находится в постоянном падении в Ничто. Наутентичное Дазайн, ища опоры в "пронизывающей повседневности" Сущего, в определённом смысле не существует. Дазайн это родник Бытия в инерции Сущего, который может засорится. И т.д. и т.п.
    Ясно, по пафосу и метафористике чистая религия. А что можно было ждать от несостоявшегося теолога? Только особой теологии -- пришествие нового Логоса из глубин Бытия. Благо мессия в лице самого Хайдеггера уже имелся.
    Да, собственно, и сам он от теологии не открещивается: "Жив Бог или остается умершим, определяется не религиозностью людей, тем более не теологическими экскурсами философии и естествознания. Будет ли Бог Богом определяется констелляцией бытия и внутри ее". (Хайдеггер, "Поворот")
    Представление о философе как пустыннике, изгнаннике, провозвестнике Духа бытует и поныне, только в иных более удобных рубищах маргинала. Теология не улетучилась и в гонителе метафизики позитивизме -- из "служанки религии" философия подалась в "служанки науки". Не вышло, без неё обошлись. "Наука сама себе философия" -- мол, сами с усами. Ну а потом грянул постмодерн с его волей к ничто. Что, кстати, тоже теологичненько. Уж что что, а Ничто уже самое последнее, самое распоследнее основание -- то бишь, голый Абсолют. Куда не кинь, везде клин.
    Разумеется, это плохая философия мечется кому бы угодить. Хорошая занята только собой. Всё на что падает её внимание лишь для меры самой философии в предмете. Ища смысл вне философии, находишь его в ней самой.
    Философ -- жрец поддерживающий огонь мышления на алтаре Бытия.
    Тема хранителя огня присутствует и в "Ностальгии" А.Тарковского.
    Как-то пришлось быть в монастыре св. Екатерины на Синае, литургия ведётся и свечи горят там уже полторы тысячи лет непрерывно. Впечатляет. Монахи живут в экстремальных условиях казалось бы для совершенно бесполезного дела. Потухли бы, ну и бог с ним, спички есть другие зажжем, однако именно бесполезные вещи имеют заоблачную цену. Случись такое, что-то в мире изменится к худшему необратимо.
    В еврейской мистической традиции существует понятие «ламед-вав цадиким» (36 праведников-цадиков). Согласно традиции, только их существование духовно оправдывает перед Богом существование нашего мира, их всегда 36, и если их станет хотя бы на одного меньше, грехи остального человечества перевесят и приведут наш мир к концу.
    Никто не имеет алиби в бытии. Не всякому удается победить абсурд смыслом, тем самым обрести свободу.
    Но философ может сказать -- я хотя бы пытался. "Я стал философом, чтобы отрешиться от невыразимой тоски обыденной жизни" Н.Бердяев.
    Заявка на особый статус компенсация за дешевизну философской мысли у обывателя. Философия не занятие, а образ жизни. Если это не так, то тогда -- рисовка, поза, профанация. В Афинах было модным быть философом, и такие как Сократ выводили на чистую воду любителей перемалывать чужие мысли языком.
    В пустоте существования возникает необходимость создавать мелкие конкреции значимости. Человек интересен своей проблемой, но неинтересные люди её придумывают. Все философы печальны, но не все печальные философы (с). Философ рождается с проблемой существования, те, кто следует интеллектуальной моде, её придумывают. Та самая "необходимость себя" у одних выражается как утверждение онтологического статуса, у других -- как поиск социальной идентичности. Быть или казаться? -- вот в чем вопрос современного Нео-Гамлета.
    Хм, мне тут подсказывают, актуальней -- пить или колоться.