ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.
Часть 1.
НЕЗАКОННОЕ ИМЯ.
Глава 8.
РАЗОБЛАЧЕНИЕ ЛУСКО.
Начало лета выдалось удивительно щедрым на дожди. Для этих широт непривычно. Я осознал себя вдруг на улице Дэйты, взобравшейся на горку. Было хорошо видно тёмное, но богатое на оттенки синего, зелёного и коричневого, взлохмаченное море, всё в завихрениях пены. Было видно небо, не менее разноцветное. Синие тучи, серые тучи, белые краешки туч, там, где близко к солнцу - золото с серебром. Было видно пространство между морем и небом - всё уставленное светящимися колоннами лучей - там, где кусочки дневной голубизны. Всё уставленное колоннами свинцового цвета - там, где мрачно и идёт дождь. Мелкие брызги дождя разбились о крыши, свесились с листьев, брякнулись на мостовую, и скользнули по моему лицу. Это всё. Ведь это не настоящий дождь. Так, отзвук дождя. Я сидел верхом на Зверушке прямо в янтарном лучистом столбе и представлял, как сейчас на мосту через пролив художник Лёка Мале прикрывает от ливня свой будущий шедевр и решает, куда бежать с мольбертом: в сторону Дэйты или в сторону дома. Или не бежать вовсе: серая колонна не так уж толста, а чудное небо стоит того, чтобы торчать на мосту и прикрывать плащом холст в ожидании, когда она сдвинется в сторону. На нашем мосту. Вон он - протянулся длинной чертой туда, где темнеет берег Большого острова. Красота этого вида заставила меня замереть на горке, а капли, прокатившиеся по лицу, заставили очнуться и сказать себе: «Миче Аги (или же Охти), куда ты? Остановись. Пора отдышаться. Оглянуться. Подвести итоги. Куда ты несёшься? Мост никуда не денется - он не паром, и не ходит по расписанию. Он спокойно стоит, и в любой час ты можешь вернуться домой… Если не струсишь».
Я был готов, как Чудилка, уйти прямо сейчас. Отсюда. Куда глаза глядят. Но вместо этого достал новое изобретенье Аарна Кереичиките помните, я рассказывал? Такую маленькую штуку, только отдалённо напоминающую фотоаппарат. Штука не имела штатива, большого объектива, здоровенной вспышки. Она вся умещалась на ладони, была лёгкой до того, что её можно было носить даже в дамской сумочке. И всё же, путём нескольких простых манипуляций, при помощи данного изобретения можно было делать совершенно замечательные снимки. Цветные! Представляете? Можно снимать ярко блестящие предметы, на закате - даже солнце само. Предмет моего восхищения звался всё же фотоаппаратом, хотя наши друзья с Запретной Гавани и Навины настаивали на привычном им названии «картинкощёлк». И вот такую бесподобную вещь наш Аарн собирался представить на нынешние Великие Состязания мастеров.
На самом деле прекрасную эту штуку Кереичиките будет представлять от всех наших изобретателей. Идею подкинули я, Рики и Тот, наш друг-фотограф. Потом Аарн очень прислушивался к нашим пожеланиям и советам. Петрик не остался в стороне, и вёл переписку с ним, обсуждая детали заклинаний. Мы все переписывались по этому поводу. На заводе, принадлежавшем Петрику, делали корпуса и начинку. Заколдовывали каждую деталь согласно указаниям. Но, кажется, больше всех приложил руку к изобретению юный Канеке Капараколка, воспитанник Таена. Я сказал, что Аарн будет представлять эту дивную штуку? Не совсем так. Он будет представлять Канеке, нашего, не побоюсь этого слова, гения. Канеке гениальный волшебник. Конечно, он ещё очень молод, но пределов его изобретательности не существует. Правда, воспитанник Таена решил посвятить свою жизнь изучению птиц, и он просто помешан на этом. А участие в создании аппарата, приводящего в сумасшедший восторг всех, кто увлечён фотографией, это так, тьфу, ерунда какая-то между делом. Между делом, которому эта штука обязана служить: изучению пернатых.
- Это ж ни в какие ворота! Пусть на Состязания едет один Аарн, - упрямился Канеке. - Чего я-то? Я вообще ничего. Не буду я никуда ехать в то время, как в плавнях подрастают птенцы. Да ещё в наши места приезжает экспедиция птицеведов. И профессор, с которым я всю жизнь мечтаю познакомиться!
Но Аарн и Таен были неумолимы. Они затолкали в чемодан Канеке его парадный костюм, а его самого - в поезд, и Таен помахал на перроне рукой нашим изобретателям. Вместе с ними в Някку уехал Рики. Он увёз из железного ящика в нашей мастерской серебряный с чернением и позолотой набор, состоящий из графина, рюмочек и подставки для них. Набор назывался «Жизнь плавней», и были там, в узорах, птицы и гнёзда, тростники и травы, рыбы и водоросли, и маленькие цветы, живущие на песке. Никто не может противиться влиянию Канеке Птицеведа, если хорошо с ним знаком. За компанию в Някку улизнули Лала и Мичика. Я предлагал поехать Луско, но тот отказался. Столица не вызывала у него добрых чувств.
Рики сказал мне:
- Буду на каждом углу говорить и в сопроводительной справке напишу, что Мичика мне помогала. Пусть знают, что она хоть и маленькая, но не хухры-мухры. Мичика Аги - пусть начинают знать это имя.
Это было правильно. И вот дети в сопровождении Аарна уехали в столицу, и я, оглянувшись и отдышавшись, и вспомнив, что сам принял экзамены у моих студентов, сообразил, что учебный год закончился, и от этой мороки я свободен.
И стал рассматривать своё недавнее прошлое, как щенок разглядывает собственный хвостик. Я четырежды отец. Моя старшая дочь очень талантлива, и вернётся слегка знаменитой. Младшая подаёт большие надежды в ювелирном деле и в магии. Мои маленькие сыновья здоровы, довольны, спокойны, отлично кушают и набирают вес. Я улыбнулся: всё хорошо. Всё просто чудесно в моей собственной семье. Ната на удивление быстро оправилась после родов, и, хотя ей прибавилось забот, часто смеётся… когда вблизи нет родителей. Няня Элла опытная и любящая, и Нате нет необходимости, не отрываясь, сидеть с детьми. Но она не из тех матерей, что приглашают кормилицу и не встают по ночам к малышам, отселив их в дальнее крыло, чтобы не беспокоили. И я не такой отец, чтобы всё сваливать на жену. Мы очень хорошо заботились о маленькой Розочке, и заботимся о двойняшках. А мама с папой сказали в своей единогласной манере:
- Миче, это непорядок. Вы с Натой дали этой девочке, Мичике, фамилию Аги. Не подумав, как к этому отнесутся взрослые.
- Да, не подумав, как отнесутся. Теперь вы официально её удочерили, и она имеет одни права с вашими детьми. И, Миче, повсюду гуляют слухи, порочащие тебя… А мы предупреждали!
- Ладно, тебя порочащие, но ещё и Нату!
- Главное - Нату!
- Что такое вы говорите? - испугался я. - При чём тут Ната? Что ещё за слухи?
- Слухи, что вы родили девочку ещё будучи школьниками.
- Да, школьниками, если посчитать, сколько ей лет. Скрывали её…
- Ната скрывала…
Я возмутился:
- Кому может вообще прийти в голову считать? До сих пор несколько лет никому не приходило! Все знают, откуда у нас девочка.
- Какая-то фантастическая история.
- История фантастическая какая-то.
- Это Остюк распускает слухи! Ему выгодно побеспокоиться о том, чтобы у мамы и папы Аги не осталось наследников кроме него.
Меня опять ругали за то, что я плохо отношусь к благородному, несчастному, раскаявшемуся человеку. К сыну моих дорогих приёмных родителей, которых я так обидел в последнюю встречу. К родному брату Рики. Тут-то меня прямо скрючивало от неприязни. Я уходил, чтобы ещё кого-нибудь не обидеть.
В эту пору я не мог уехать во Влоту и вести там расследование и поиски сведений о пропавшем сыне моих дорогих приёмных родителей. Насущные дела не пускали меня. Но вот вся суета начала лета позади, с малышами всё хорошо, и Ната здорова. И она, обняв, сказала мне сегодня утром:
- Хватит тянуть, Миче. Если тебя здесь держит беспокойство о нас, смело уезжай: переживать не о чем. Ещё немного - и не дождаться бы беды от паршивого Остюка. Разберись с этим, иначе я умру от тревоги за детей и за тебя с Рики.
Стоя на горке и любуясь удивительной картиной, открывшейся мне, я прикидывал, что взять с собой в дорогу и с чего начать поиски.
Да, ещё Таен отколол номер. Я зашёл в его кабинет и застал дивную сцену. Познавший Всё сидел за столом. Он вынул из печатной машинки лист бумаги, свернул его трубочкой и что-то непонятное стал с ним делать. От двери мне было не видно, и я подошёл ближе. Что бы вы думали? На коленях у Таена сидел большой жук. Он шевелил усами, головой и лапками. Причём, делал такие движения, какие делал бы ваш котёнок, вздумай вы поиграть с ним свёрнутой в трубочку бумажкой. Таен радовался и смеялся. Потом он взял со стола карту Орёл из старой моей колоды, которую я недавно отправил в мусорную корзину прямо здесь, у Таена в кабинете. Он оторвал от карты кусочек и скормил его жуку.
- Видишь, что ему нравится кушать, - счастливо сообщил мне Познавший Всё.
По моему мнению, жук просто разгрыз кусок карты в пыль, которая осела на штанах Таена аккуратной кучкой. Но не разочаровывать же счастливого человека! Видите, он нашёл себе питомца и корм для него. Другой его питомец, кот Кусяк, взирал на жука, не проявляя охотничьего азарта. Тут же обретался наш с Натой кот Рыжик, но и он не стремился поиграть с забавным движущимся предметом. А ведь, надо вам сказать, Наил изобрёл жучишку именно как игрушку для собственных кошек.
- Я заколдовал и кошек, и собак, - небрежно махнул рукой мой друг. - Они не причинят вреда Грызлику, не беспокойся.
- Ага! - вякнул я от удивления. - Но Таен, не кажется ли тебе, что это… ну… как бы…
- Красавец, да, Миче? - гордясь своими достижениями в приручении жука, спросил Познавший Всё. - Он откликается на имя. Сам заползает на колени. Хочет ласки. Он милый, оказывается. Смотри, я чешу ему брюшко, и он мурчит.
Это точно. Жук мурчал и дрыгал лапкой. А когда Таен перестал чесать замшевое пузо, разразился требовательными звуками, чем-то средним между мяуканьем и клекотом. Коты всполошились и подошли ближе.
- Экий он мягонький! - восхищался Таен. - Такой приятный на ощупь! Крылышки кожаные.
- Хитиновый покров, который… - начал было я, но поперхнулся и подумал: а мне это надо, разубеждать моего друга? Пусть играется. Я воскликнул, изображая восторг: - Да, очень милое существо! Жук по виду, и котик по сути. Жукокот! Но ты поосторожней с картами. Не носи его туда, где я их храню. Не сожрал бы. И, Таен, почему карты?
- Не знаю. Нравятся они ему. Ну, погладь зверушку.
Я погладил, поражаясь тому, что гигантский жук пришёлся по душе человеку, который терпеть не может насекомых.
Но Таен не перестал меня удивлять. Сказал за ужином:
- Я видел Стану Аги. Она ещё красивей, чем в детстве.
Я моргнул, а разулыбавшийся Лёка спросил:
- Ты видел её, когда она гостила у тётушки, владелицы обувной фабрики?
- Точно. Когда был там с поручением Петрика. Встретились на балу. Я танцевал!
- Имел успех у девушек?
- У подруги Станы. Такая прилипчивая девица! Ещё немного, и я бы удрал оттуда без оглядки.
- Ох уж эти женщины из Крассеты!
- На Верпте ещё прилипчивей. Никто не заметил, как за скромником Луско увиваются сразу трое? Считают его лёгкой добычей. Бедняжки. За чем там увиваться?
Таен в своём репертуаре, подумал я. В то же время обрадовался: авось, кто-то из красоток окрутит Рикиного ученика, и на одну одинокую даму станет меньше. Вы помните? Это входит в число моих задач, как главы Верпты.
- Рад я ужасно, что встретил Стану, - говорил Таен. - В детстве мы дружили, вы помните?
Все мы закивали: как не помнить? Каждое лето Неля, мать Станы, приезжала с дочерью в Някку, чтобы умилившиеся на смышлёную и красивую девочку родственники снабдили старшую из многочисленных сестёр Аги подарками и деньгами. Это я сейчас знаю и понимаю, а тогда мы, дети, просто дружили и веселились в одной компании. Когда приезжала Стана, Таен на время переставал вздыхать по Нате, и переключался на нашу с Рики двоюродную сестру. У них почему-то всегда были темы для разговоров, хотя Таен младше, а Стана старше меня. Она была странной девочкой в ту пору. С одной стороны порабощённой властной матерью, уверенной, что всё делает не так, что неуклюжа, страшна и глупа. С другой стороны, от природы она была умной, красивой, грациозной, и удачливой даже в тех условиях, в которых вынуждена была жить. И робко-робко понимала это как бы втайне от всех. Стана, как заклинание, повторяла слова матери: «Ой, я совсем не умею общаться с людьми!» - и спокойно и дружелюбно общалась при этом. «Я угловатая какая-то» - и умела подчеркнуть все достоинства фигуры даже в тех обносках, в которые её рядила хитрая Неля. «Я совсем ничего не умею!» - и при этом у неё всё горело в руках, она делала одновременно множество дел, и всё-то у неё отлично получалось. И о том, что она глупа и не может принимать решения, Стана забывала, увлёкшись нашими забавами. Я бы даже сказал, что она становилась атаманшей, поскольку была старшей из нас и лучше всех лазала по деревьям.
- Вот видишь, - ставил ей на вид Лёка. И она очень всегда удивлялась.
Мать принижала достоинства дочери для того, чтобы ею легче было управлять. Стана читала книги о героях, и начала огрызаться и требовать к себе уважения. Неля возмущалась таким поведением, но это ничего, если учитывать то, что её возмущало любое поведение Станы. Если та говорила:
- Ну, ладно, я пошла, - Неля закатывала истерику по поводу слова «ну». Как это ей, да нукают? Она сокрушалась , обвиняла и причитала, пока не выводила дочь из себя. Стана кричала:
- Да что такого-то? Все так говорят! Отстань от меня!
- Как ты можешь так своей матери, которая… - дальше перечислялись Нелины заслуги и грехи и промахи Станы с самого начала её непутёвой жизни.
- Отцепись! - орала она. Но Неля не отцеплялась. Ходила за дочерью, как привязанная, и дудела в свою дуду. Даже за запертой дверью туалета наша кузина не знала покоя. Зато всё больше узнавала о низости собственной натуры и подлости поступков, совершаемых по отношению к матери, жизнь положившей на воспитание достойного члена общества.
Малёк, который всегда готов отстаивать истину, пытался отодвинуть Нелю от туалета:
- Вы уж определитесь, достойный Стана член или недостойный. Почему она недостойный?
Неля Аги не любила Лёку Мале.
- Потому что мать не уважает… - и всё по новой.
Любой человек на месте Станы пошёл бы топиться, но она умела долго ограничиваться предупреждениями. Как добродушная собака, которая скалит зубы и порыкивает на незнакомца, который бросается к ней с протянутыми руками и возгласом: «Ах, что за пёсик!» Но потом плотину её терпения прорывало, Стана начинала обзываться, бросала на пол тарелку или ковшик с кашей, или банку с компотом, и с воплем:
- Дура ты! - вылетала из дома. Когда она являлась обратно, были слёзы, нытьё, стоны и лекарства. Стане приходилось просить прощения, и не сразу она его получала. Ещё требовалось его отработать.
- Ну, прости меня, мамочка!
- Опять «ну»? - и всё по кругу. И так несколько раз на дню, и ежедневно, и подолгу. И не только из-за этого слова. Даже мне делалось дурно, неудобно, стыдно, а Стана с этим жила всю жизнь. И не только с этим. Неля Аги - сложный человек. Она не стесняется ни соседей, ни слуг, ни брата, ни сестёр, и даже специально открывает окно, чтобы все слышали, какая она хорошая, а Стана - плохая. Издевается над матерью. Неля Аги рождена, чтобы страдать. Ей это нравится безмерно. Ведь страдальцев жалеют, предлагают свои услуги, а бывает, что и материальные ценности. В идеале, чтобы мать была совершенно счастлива, дочери следовало бы уродиться слабоумной калекой. Тогда и жалось больше, и пособие от государства, и управлять дурочкой легче. А так - даже с пособием обломалось.
Вы скажете, почему бы строптивой девчонке не перестать говорить «ну»? Я не стану вам предлагать самим попробовать избавиться в своей речи от слова, употребляемого постоянно. Скажу только, что для того, чтобы снизить в первые несколько дней количество скандалов, Стане пришлось бы онеметь.
- Мамочка, можно я пойду к Нате?
- Ты каким тоном спрашиваешь, нахалка?! - и понеслось.
- Я тебя готовлю к взрослой жизни, там никто с тобой сюсюкаться не станет, - объясняла мать своё поведение дочери. Но та имела в себе силы осознать, что за дверями её дома, никто не горит желанием обидеть Стану Аги.
Да, там водятся другие девочки, и Неля часто оказывала им всяческое внимание, особенно таким, которые по жизни затюканы и несчастны. Словно хотела сказать дочери: будь такой, и я зауважаю тебя. Но нахалка оставалась нахалкой и никак до конца не затюкивалась.
Неля хорошо знает, каким образом купить симпатии окружающих. При всём при том, люди, плохо изучившие жизнь этой семьи, уверены, что лучшей матери, чем Неля, не существует. Одна её знакомая, приезжавшая погостить в Крассету, с восторгом рассказывала, что Неля отправила её гулять с крохотной Станой, когда на улице бушевала снежная буря.
- Уж так она беспокоилась, не потерялись бы рукавички! Прицепила их к рукавам верёвочкой. Уж так боялась, что под шапку надует! Пришила к краю шерстяную тряпочку в три слоя. Уж так опасалась сильного ветра! Две кофты на ребёнка надела, шубку между пуговицами булавками зашпилила. Говорила я Нельке: зачем, мол, дитё в такую погоду на улицу тащить? Отвечает: ребёнок должен воздухом дышать, и всё тут. Я, вот честно признаюсь: не настолько хорошая мать, чтобы в этакий буран своих выгуливать. Уже у крыльца ничего видно не было!
Вспоминая эту речь, я огорчаюсь, что женщина не очень разумна. Эта чрезмерная суета в буран при гостье - к чему она? Только для показухи, я думаю. А может, Неле доставляло удовольствие наблюдать, как дочь расчёсывает до крови вспотевший лоб: соприкосновение с шерстяными тряпочками всегда ведёт у неё к одному и тому же. А может, Неля надеялась, что эту дочь унесёт от неё ураганом, и тогда она, приняв положенные ей соболезнования и внимание, с чистой совестью заведёт себе новую, улучшенный вариант. И, чтобы иметь алиби, не сама пошла на прогулку, а отправила приятельницу.
Другая знакомая, тоже захлёбываясь от восторга, поведала моему папе, как выросшая Стана готовилась ехать на свадьбу к подруге в отдалённую область Крассеты. Собирая её в дорогу, Неля вытянула откуда-то множество разной обуви и принялась причитать:
- Туфельки обуешь с платьем. Эти ботинки - если в лес пойдёте. Эти - если роса выпадет. Сапоги - если дождь будет, а босоножки - это так, везде ходить…
Умилительная сцена заботы и беспокойства. Только мы с папой значительно усмехались, зная своё. Что ботинки для леса чиненые перечиненые, кем-то когда-то отданные, и что надевать их, на самом деле, не рекомендуется, потому что они рвутся после каждого раза. Ботинки от росы, наоборот, новые, ни разу не надёванные, поскольку изначально страшно малы: Неля покупала дочери обувь всегда на пару размеров меньше. Почему? Потому что не может же быть у её девочки такая огромная лапища. Сапоги стали малы от времени, нога в них не лезет, но Неле не верится. Надо их доносить, дотрепать, а то жалко выкидывать. Древние босоножки с ноги самой Нели, валялись на антресоли, но вот пригодились. Даны дочери по той же причине: дотрепать. В расчёт не шло, что они шире, чем требуется, и стоптаны так, что девушке в них неудобно. А по длине ничего. В самый раз. То, что у неё самой далеко не крохотная нога, Нелю не расстраивало. Она была уверена, что меньше не бывает. И только туфли, подарок тёти, владелицы обувной фабрики, были хороши и удобны, и в них-то, на самом деле, и предстояло ходить Стане: на празднике, в дождь, в росу и просто так. Бордовые туфли с голубым платьем! Малёк уверен, что никакая женщина старше четырёх лет не согласится показаться в обществе в таком сочетании. А Стана - ничего. Она радовалась путешествию и предстоящему празднику и не обращала внимания на всякие мелочи. Но вы спросите, почему, имея тётушку, владелицу обувной фабрики, девица так ограничена в выборе туфель? Да, тётя регулярно дарит сёстрам и племянницам красивую обувь, только Неля запихивает презенты на антресоли: жаль трепать новое. Пусть лежит. Авось когда-нибудь пригодится. А сейчас дочь поедет далеко-далеко с тяжеленным чемоданом, наполовину набитым ненужными вещами. Стана не перечит и тащит чемодан: как и я, несмотря ни на что, она любит мамочку и не хочет огорчать отказом взять никчёмные сапоги. На антресолях и в чуланах у Нели до сих пор ждёт своего часа старая и новая детская и девичья обувь. Ждёт, несмотря на то, что в доме маленькая девочка? Да. Потому что не добраться до когда-то заныканных туфелек сквозь горы невообразимого хлама, всю жизнь собираемого Нелей. Хлам - это тоже её гордость. Всем вокруг известно со слов самой Нели, какая она рачительная хозяйка. Всё копит, ничего не выбрасывает, и раньше заставляла школьницу Стану дважды в год всё проветривать, перекладывать и переписывать. Это теперь девчонка совсем охамела, и плевать ей на накопленное добро, а раньше - да.
- Слышь, Нель, - спросила её как-то соседка, у которой с логикой всё нормально, - твоя дочь каждый раз попадала в больницу после таких разборок. Начинала чихать, чесаться и задыхаться. Нельзя ей пыль нюхать и с пылью возиться. Это хорошо, что она поумнела. Выкини всю эту рвань. Никуда она не годится.
- Что бы ты понимала! - огрызнулась рачительная хозяйка. - Это всё притворство у Станы, чтоб ничего не делать.
И больше с той соседкой она не дружит.
А детские туфельки, подаренные когда-то маленькой Стане, продолжают лежать в пыльных углах. Моя племянница носит другие, купленные мамой. А почему? Папа Арик высказывается по этому поводу так:
- Нельку жаба задавила.
У Нели Аги есть ещё один способ привлечь к себе внимание. Она всех поучает. Голос у неё уверенный, глаза горят, аргументы неоспоримы. Если вы только что с ней познакомились, то думаете: не дурак ли я, что всю жизнь рубил дрова (забивал гвозди, стирал, складывал вещи, разводил коров, ловил рыбу, читал книги, воспитывал детей, ездил верхом, гладил кота…) таким образом, а не тем, что описала Неля Аги? Вы начинаете делать так, как она говорит, и понимаете, в конце концов, что этот новый способ крайне сложен, неудобен, тяжёл, много лишних телодвижений. Кот раньше мурчал, а теперь при вашем приближении орёт и убегает на чердак. Всё. Как только вы объявите об этом - Неля Аги становится вашим врагом.
Если вам не повезло, вы близкий человек, и деваться вам некуда, эта женщина вас замучает, требуя, чтобы вы копали не сверху вниз, а справа налево, вышивали исключительно с двух до четырёх часов дня или чтобы держали карандаш под чуть большим наклоном. Почему и зачем, если результат всё равно тот же самый? Потому что Неля Аги - воплощение истины, и только она знает, как и что делать нужно. Скажу вам честно: с карандашом в отношении художника Лёки Мале она переборщила. Мой побратим почувствовал к Неле отвращение ещё будучи совсем карапузом, гораздо раньше всех нас, обманутых её мнимой и показушной заботой.
Это её суетливое трепыхание, и эта склонность выпячивать любой ценой свою персону делает Нелю крайне неприятной особой. Представьте, каково Стане, которая вынуждена обитать с людоедкой под одной крышей, да ещё растить маленькую дочку. Сбитая с толку своим странным детством, бедняга нашла себе мужа - такого же выпендрёжника… Остаётся непостижимым, как это Стана всегда весела, добродушна и открыта. Испытания родительским домом сделали её сильнее и радостнее.
В детстве Неля доводила Таена до трясучки одним своим присутствием. Я рассказывал уже, что это теперь с ним всё в порядке, а тогда он был калекой. И Неля при каждом случае выказывала свою о нём заботу. Чувствительный более других детей, Таен не выносил её показушного трепыхания, как вообще не выносил суеты и жалости. Очень хорошо понимая, на что способен, а на что нет, Таен в этих пределах считал себя здоровым и счастливым человеком, и не терпел, когда его почитали за ущербного. Он мог спокойно говорить о своей неполноценности и даже смеяться над этим. Он умел метким словом поставить обидчика на место. От тех, кто над ним причитал и трепыхаться, старался держаться подальше.
С Таеном Стана была очень дружна, но самым лучшим её другом был и остаётся Лёка Мале. Будучи маленьким, он однажды расплакался, потому что хотел забрать Стану домой и сделать её сестрёнкой. Неля Аги продолжает ненавидеть Малька. Каждый, кому нравится Стана - её заклятый враг.
Папа Арик говорит, что потому она и замуж не вышла: ведь мужчина, влюблённый в женщину, старается показать симпатию к её детям. Нормальная женщина рада. Но у Нели всё не так. Она, в нарушение всех приличий, кричит на каждом перекрёстке, что, как хорошая мать, не хотела связывать свою жизнь с мужчиной потому, что однажды он непременно изнасилует её дочь. Мало того. Она регулярно навещает полицию, городских чиновников, докторов и воспитателей в детском саду с заявлением о том, что её зять насилует её внучку. Едва ли не на глазах у Станы, которая по неизвестной причине покрывает негодяя. Несмотря на мою лёгкую неприязнь к выпендрёжнику-зятю, мне жаль его: попался людоедке. Почему её так переклинило на этой теме? Я не говорил? У нас в роду встречаются сумасшедшие, что уж тут поделать. Приходя домой, Стана всегда ожидает, что там засела очередная комиссия или на столе лежит бумага о том, что ей следует явиться к какому-нибудь чиновнику как раз в тот день, когда задуман поход в театр. Все уже знают, чего стоят заявления Нели, но раз был сигнал, следует реагировать. Стана тоже знает, что в конторах и учреждениях расположены к ней, а не к матери, но нервы у неё уже ни к чёрту. А помните, кого родня объявила сумасшедшим? Не Нелю, нет. Меня.
Хорошо, что мы придумали для Станы это путешествие в Някку. Она отдохнёт, наберётся сил…
- Для дальнейшей жизни в логове злыдни, - прорычал Малёк.
Но я раздумывал над тем, как организовать Стане отдельное логово. И готов был пригласить её с дочкой жить на Верпте.
А Петрик вон что решил: заново познакомить Таена и Стану.
Я усмехнулся: Познавший Всё краснел и смущался при упоминании подруги детства.
Петрик с семьёй всё ещё был с нами, не уехал ни в какую Эрнету (читай, не эвакуировался в розовый расписной домик). Это потому, что бабушка с дедушкой и впрямь ещё не наигрались с внуками. Однако, день «отъезда» старшего королевича был назначен, о чём было объявлено в газетах. Его семье предстояло подняться на борт пассажирского судна «Милая Бетти», и при всём честном народе отбыть для продолжения своей посольской миссии. Только мы знали, что сойдя на берег в ближайшем порту, Чудилка и Мадинка с детьми вернутся в Дэйту, где дождутся отъезда государей под прикрытием Отрицания Имени. Петрику и его жене всё это было поперёк горла. Но мы убедили их вести себя покорно и хитро.
А два дня назад из столицы Някки возвратились Лёка, Аня и Мурик. Они ездили туда познакомиться с новым членом семейства Мале. Помните, я рассказывал, что родители Малька решили взять на воспитание девочку, дочку, о которой всегда мечтали? Оказалось, что у полюбившейся им девочки есть брат. Супруги Мале не могли оставить это без внимания и участия. Они забрали к себе обоих. Так что Лёка теперь весь был полон разных эмоций, слегка заикался при разговоре, и иногда у него начинало подёргиваться веко. И сегодня, чтобы собраться с мыслями, с раннего утра отправился с мольбертом на мост.
- Езжай себе во Влоту, - сказал он мне, когда мы расставались. - Езжай, я очень спокоен. Видишь ли, Миче, шайка малолетних разбойников, засевшая в моём родном доме - это так, ерунда по сравнению с тем, что засело у тебя. Я смотрю на вещи философски и ни капельки не… не…
- Не переживаешь, - ехидно подсказал я.
- Да. Вроде того, - откликнулся Лёка и вздрогнул.
Меня разбирало любопытство: очень хотелось взглянуть на маленьких оккупантов. Аня смеялась: ей нравились эти дети. Но не она ведь росла в родном доме Лёки. Она считала, что её муж вскоре полюбит малышей. Я считал, что он уже полюбил. Потому что видел, как он писал им письмо после приезда. Письмо начиналось так: «Здравствуйте, мои дорогие котята…» А заканчивалось словами: «Жду не дождусь, когда вы побываете у нас и всё это сами увидите».
Я сказал тогда:
- Вот бы мои мама и папа родили себе ещё ребёночка или тоже взяли на воспитание. Им было бы, чем заняться, и они отстали бы от меня. Я бы никогда не пришёл бы к ним в дом, не стал знакомиться с маленьким, чтобы он не привязался ко мне и не захотел жить со мной, как Рики.
- Наивный ты человек, - хмыкнул Малёчек.
Лёка и Аня принесли весть об открытии Великих Состязаний мастеров. И о том, что в первый же день голоса комиссии склонились в пользу удивительного картинкощёлка Аарна и Канеке.
- Судей просили не называть ваши с Петриком имена в отчётах, но они за справедливость, - вздохнула Аня.- Так что теперь вам достанется.
Нам и так досталось. Вчера в нашем доме разразился скандал. О, Эя! Да прошло ли у меня заикание после него? Хорошо, что буря бушевала на другой половине, и не потревожила Нату, прилёгшую отдохнуть. Папа Стоян, размахивая газетой, накинулся на Петрика с упрёками:
- Как ты посмел объявить о своём отъезде, не предупредив нас с мамой?
- Не предупредив, - поддакнула мама Стася. - Не посоветовавшись.
Петрик не испугался напора. Он справедливо заметил:
- У нас был разговор об этом. Я спросил: не пора ли нам в путь, а то ещё осталась парочка стран, не охваченных нашими с Мадинкой визитами. Вы ответили: «Да-да, конечно». Я спросил: «Не пора ли назначить дату отъезда?» Вы сказали: «Непременно назначим. Непременно. Но надо подумать, что это будет за дата». Я подумал и назначил.
- Но надо было посоветоваться!
- Посоветоваться надо было.
- Я посоветовался. Спросил, не хотели бы вы, чтобы мы уехали с Верпты после праздника скотоводов. Вы ответили: «Да, после праздника. Очень хорошо». Я купил билеты и сообщил в газеты. Что не так? Вы хотели бы проделать часть пути с моей семьёй? Тоже поедете?
- Оказалось, что здешний праздник скотоводов раньше, чем во всей Някке.
- Раньше, да.
- Таковы местные традиции. Я не подумал, что вы не знаете. Извините.
- Ты стал другим, сынок, - заплакала мама королева. - Сухим каким-то. Грубоватым.
- Точно, сухим, - кивнул отец и обнял жену.
- Скитания накладывают отпечаток, - ровным голосом проговорил Петрик. - Приходится отбрасывать лишние чувства за ненадобностью. Лишь бы успеть на судно или поезд. Так мы собираемся?
- Нет, подожди. Если бы ты хотел уехать после нормального праздника, мы успели бы…
- Успели бы мы…
- Успели бы что?
- Успели бы отпраздновать ещё кое-что.
- Да, кое-что.
- И это что?
- Пусть Миче выйдет.
- А то что?
Я направился к двери, очень хорошо понимая, о чём пойдёт речь.
- Миче останется, - заявил Чудилка этим своим жутко царственным тоном, которому я всегда подчиняюсь. Он, наверное, не отдаёт себе отчёта, но подчиняются все. Даже король Стоян. Который тоже не отдаёт себе отчёта. Он сказал:
- Ладно. Какая разница, когда Миче узнает.
Королева Анастасия тоже сказала:
- Нет разницы, когда он узнает. С его характером ему лучше подготовиться. Должны приехать Арик и Роза.
- Ага! И Остюк! - воскликнул я от двери.
- Ты не должен так называть бедного мальчика, Миче. Называй его законным именем Миче.
- Вот именно, Миче. Его законным именем Миче.
- Которое ты, Миче, на самом деле, носишь не совсем законно.
- Вообще не законно, но тебе его пока разрешается оставить. До определённой даты.
- Я не стану с вами разговаривать ни о чём. Вы на каждом шагу обижаете моего брата, которого сами же так и назвали. Вы назвали. Не Роза Аги, - взвился Петрик и ринулся к двери.
- Стой, - сказал я ему. - А то мы не успеем подготовиться. С нашими-то характерами.
Отец трагически вздохнул:
- Мы не станем обращать внимания на ваши смешные выходки, мальчики. Вы ведёте себя как дети. А между тем, у моей сестры и её мужа такая радость! Нашёлся их потерянный сын. Конечно, он все эти годы был далёк от всего, что связано с семейным делом Аги или от других наших дел. Арик немного удручён тем, что мой племянник не способен к работе с металлом. При всём его желании, тут нужны талант, выдумка, и таким прекрасным ювелиром, как Рики, например, ему не стать. Даже если он постигнет всю положенную науку.
Петрик дёрнулся было, но я пихнул его в бок. Чего он дёргается? Ему неприятно, что ли, что меня не причисляют к прекрасным ювелирам?
- Да, не стать, но ему нужно помочь найти себя в жизни, - взгрустнула мама Стася. - Вы присядьте, мальчики. Какие они славные у нас, Стоян, дорогой. Так похожи, такие красивые.
- Да, они славные, дорогая. Присядьте, пожалуйста. Мы вам дали все возможности, чтобы вы проявили себя, раскрыли свои таланты. Но теперь следует позаботиться и о нашем племяннике тоже. Дать ему дорогу.
- Дать дорогу ему - это справедливо. Возможно, он проявит себя, как хороший руководитель.
- Как хороший руководитель здесь, на Верпте.
Я так и подскочил:
- Так вы не Петрика задумали поставить здесь вместо меня, а этого… Этого… - Я задохнулся и рванул на себе ворот. - Оставить мерзавцу плоды моих трудов? Только-только ожившую Верпту? Он повергнет её в нищету ещё большую, чем была! Он разрушит всё, что мы создали! Ограбит людей. В буквальном смысле ограбит! Я…
- Миче, сядь и молчи, - и я, покорившись моему королевичу, сел и замолчал. Только теребил ворот рубахи, не дающий мне дышать. Отдать Остюку мою Верпту, моё детище, мою вторую родину! Может, ещё мой дом, в котором живёт моя семья?
- Миче должен уехать из этого дома? - сухим тоном скитальца спросил Петрик.
- Если он будет с подобным предубеждением относиться к своему двоюродному брату, то конечно. Если же нет, почему бы ему не остаться на время?
- Значит, вы не хотите наградить Миче за его успехи на островах какой-то новой должностью, более высокой?
- Должностью, милый? Но ведь, насколько мы знаем, мечта Миче - жить в столице, в своём доме, и заниматься… Чем он там занимается? Торгует колечками и висюльками в своей лавке? Миче не нужна слава, ему нужен покой.
- Да, насколько мы знаем.
- Вы это нарочно? - взбеленился Петрик. Теперь я на него прикрикнул:
- Спокойней, Чудилка. Нам можно будет вернуться домой, в Някку, в столицу?
- Нам кажется - да, дорогая? - что Петрику и его семье уже хватит кружиться по свету. Он сделал всё, что в его силах, чтобы наладить международные отношения. Он и его жена, конечно, могут вернуться и занять подобающее им место. Мы скучаем по внукам!
- Очень скучаем по внукам. Хотим, чтобы они жили с нами. Но Миче…
- Миче…
- Да, что с Миче?
- Нам кажется, что Миче хотел бы навестить друзей, скажем, на Запретной Гавани. Почему нет? Ты говоришь, Петрик, что осталась пара стран, не охваченных твоими стараниями. Пора Миче сменить тебя.
- Сменить тебя, и отправиться на Запретную Гавань налаживать международные отношения. Его друзья с уважением отнесутся к потребности нашего сына в покое.
Ну, что я говорил?!
- У Миче маленькие дети.
- Конечно. Поэтому ему стоит подумать о них. И подождать там, пока они подрастут и окрепнут, чтобы во второй раз пересечь океан.
- Стоит подумать о детях. Но Миче отправится к своим друзьям на Запретную Гавань только в том случае, конечно, если не захочет остаться на Верпте, как её почётный гражданин. Как человек, который подчиняется существующей власти…
- То есть Остюку, - кивнул я.
- Я думал, что Миче всё же достоин того, чтобы стать главой Дэйты или другой большой области, - услышал я как сквозь вату слова Чудилки. Он всё ещё хотел что-то сделать для того, чтобы я не уронил своё достоинство в глазах сограждан, и чтобы занял достойное себя место. Но меня волновала лишь участь моей несчастной Верпты, отданной во власть мародёру.
- Как это, по-твоему, будет выглядеть, сынок? Дэйтой управляет уважаемый и способный человек, недавно назначенный. Нет. Эта должность не для Миче. Ты сам знаешь его проблемы. Нашему бедному младшему мальчику действительно нужен покой.
- Да, покой. И тогда будет всё хорошо ещё много лет.
Это опять намёк на то, что я не в себе. Но любящие родители пошли дальше, и сказали Петрику:
- И каждый, кто не понимает этого, вызывает подозрения.
- Большие подозрения, бедный наш мальчик. В его способностях трезво мыслить.
В своё время они уже пользовались этой угрозой, чтобы удержать Петрика от стремления рассказать мне, что я его брат. Будучи ребёнком, он, конечно, боялся того, что его объявят сумасшедшим или душевнобольным. Теперь, разобравшись во всём, не боится. С него станется отказаться от престола, от всех своих прав, лишь бы не быть объектом семейного шантажа… Но сейчас нельзя. Не теперь, когда в любимчиках у его родителей очаровавший всех Остюк. Не назвали бы его наследником престола Някки. Вот где ужас! Моя задача - не дать сказать Петрику больше ни слова, чтобы он не накликал на наши головы ещё большую беду. Увести отсюда, чтобы у меня в мастерской поразмыслить вдвоём, как нам теперь быть.
- Идём-ка, - сказал ему я и потянул за рукав. - Идём. Наши родители мудры, они знают, что делают. Всё хорошо.
- Ты опять грубишь нам, Миче! - хором закричали они тоном Нели Аги. - А между тем, мы уже придумали тебе новое красивое имя.
- Здорово.
- Нет, ты, конечно, мог бы и дальше зваться Миче. В одной семье часто встречаются одинаковые имена у кузенов. Миче Аги и Миче Охти. Очень мило. Мы бы не возражали. Но наш племянник слишком переживает из-за того, что ты будешь носить то же самое имя. Ведь оно его по праву. Мы решили пойти навстречу человеку, который всю жизнь был лишён семьи, ласки, заботы. Пойди, пожалуйста, ему навстречу и ты, сынок.
Возможно, они назвали меня этим новым красивым именем. Я был занят тем, что сосредоточенно ждал, когда рассеется чернота у моих глаз. Вот стало светлее…
- Мы заказали тебе новые документы…
Что-то, ярко сверкнувшее, пронеслось мимо моего лица и вылетело за окно. Это Чудилка в сердцах швырнул хрустальный стакан. За окном раздался вскрик…
- Что ты себе позволяешь?! - охнул король.
А королева, выглянув окно позвала:
- Милый, смотри, кто это! Это тот убогий самозванец из Влоты. Он подслушивал!
И я услышал с улицы голос Рики:
- Не надо обижать Луско Счастливчика. Он вам не убогий, и никакой не самозванец. И вы чуть не зашибли его стаканом. Кидаетесь стаканами, когда люди идут себе по делам, а ничего не подслушивают. Мы вместе шли. Вы извинитесь?
- Да ты что, Рики? Ты знаешь, кто это?
- Это мой ученик. Мы продолжаем идти.
- Подожди, Рики, ведь ты сейчас в Някке, на Состязаниях мастеров.
- Когда умеешь создавать портал, можно быть и здесь, и там. Я принёс Миче хорошие новости. Я здесь всего на часок. А вы посудой швыряетесь. И обзываетесь! Как не стыдно?
- Немедленно сюда оба!!! - закричал король так, что у меня в ушах зазвенело. Мы с Чудилкой одинаково горестно вздохнули и одновременно уселись на места, предвидя новый тяжёлый разговор.
Откуда они знают Луско?
*
Оказалось, всё просто. Вы же помните его рассказ. Луско прибыл в Някку с целью стать учеником какого-нибудь ювелира. И сунулся не к кому-нибудь, а к моему папе (я нервно захихикал). Этого Счастливчик не рассказывал. Оказалось, он даже был принят в обучение (это новость!) наравне с прочими учениками. Я сказал «наравне»? Видимо, нет. Луско по какой-то причине был поставлен низшим в этой компании. В то время, как другие парни корпели над драгоценными загогульками, старшего по возрасту, но младшего по положению ученика не подпускали к инструментам. Он был на должности подай-отнеси-убери, и им разрешалось помыкать любому из сикозявок. Это длилось не так, чтобы долго. Видя, что ребята младше него сразу были посажены за рабочие столы, Счастливчик возмутился. Он подкараулил моего папу утром, и, по своей привычке, внезапно явившись из угла, задал ему прямой вопрос.
- А чего ты хотел, Луско? - удивился Арик Аги. - Когда ты навязался мне в ученики, я предупредил тебя, что в твоём возрасте это баловство. А к баловникам у учителей особое отношение. Каких вершин ты надеешься достичь?
- Когда вы принимали меня в ученики, господин Арик, я согласился платить вам за обучение в полтора раза больше, чем другие. Я сразу сказал, что никаких вершин мне не надо, я хочу постичь эту науку, хотя бы основы, только для себя. Вы же не даёте мне попробовать. Я для вас словно не существую.
- Ты для меня и впрямь не очень-то существуешь, - ответил ему папа (а я знаю, что порой он не всегда справедлив к ученикам, и, предпочитая не плодить конкурентов, берёт не слишком способных). - Но я позволю тебе попробовать. Теорию, как я думаю, ты уже основательно узнал, пора переходить к практике.
Для Луско началась совсем тяжёлая пора, длившаяся дня два. Над ним смеялись, и без конца дёргали: подай-отнеси-убери. Не давали возможности закончить задание. Всё, что он делал, объявлялось испорченным или вдруг портилось как бы само собой. На третий день случился праздник, в который, по традиции, ученики были приглашены в дом моего папы на ужин… Понимаете, я не хочу сказать, что ребята, которых обучает мой папа - плохие люди. Но они зависимы, и вели себя так, как наставник. Вы сами сталкивались с таким, не правда ли? Кто-то, разумеется, симпатизировал Луско, но втихаря. Так вот, на этом ужине, слегка выпив, папа нахваливал четверых мальчишек, а потом, при других ювелирах, принялся рассказывать про Луско, и рассказ его был насмешлив и очень обиден. Мама подхватила этот злой тон и начала задавать парню неудобные вопросы. Из тех, которые задают изгоям ребята в классе, и цель этих вопросов - унизить, оскорбить, и вызвать смешной такой взрыв эмоций. Не сейчас, а потом я узнал, что изначально Луско не понравился именно моей маме Розе. И это с её подачи папа взъелся на великовозрастного и очень талантливого ученика. Так всегда у нас в семье, если вы не знали. Луско встал и молча задвинулся в тень. То есть, демонстративно покинул праздничный ужин.
Он написал письмо кому-то из отсутствующих в Някке Кренстов с вопросами: во сколько лет не поздно учиться ювелирному делу и кто из мастеров может взять его в обучение? Написал им, как раз потому, что никто из многочисленного клана не присутствовал на праздничном ужине, не видел его позора. И, пока не складывая вещи, остался ждать ответа. На следующий день вместо урока он был послан из мастерской с каким-то поручением в дом моих родителей, где нарвался на маму. Она обратилась к нему с выговором и упрёками. И снова терпеливый Луско молча ушёл. Когда же мама сама явилась в мастерскую, которую Счастливчик убирал в одиночестве после занятий, и объяснила, что он не должен находиться вблизи их дома, их мастерской и не раздражать своим видом её и своего наставника, то сначала просто сказал ей, что сам собрался уходить, и только ждёт, когда придёт ответ на его письмо. Собственно, с завтрашнего дня может не бывать в мастерской, всё равно ничему здесь не научится. Но почему она и её муж так его обижают? За что? Так ли мама вела бы с ним себя, узнай она, что Луско её сын, пропавший двадцать шесть лет тому назад?
Разразилась такая буря, что не дай светлый Радо! Мама позвала папу, вдвоём они выслушали невразумительные, на их взгляд, доводы Луско, а потом выставили его из мастерской, назвав обманщиком и вором. Назвали они его прямо на улице, при каких-то знакомых, так что парень не знал, куда деваться от стыда. Хорошо, ответ от Кренстов пришёл быстро. Прочитав в нём имя Миче Аги, странный человек решил, что это судьба, и отправился на Верпту. Вскоре после этого у мамы и папы появился Остюк, и его они приняли с радостью.
- Ты видишь, Миче, что совсем не разбираешься в людях? - сказала мне мама Стася. - Кого ты пригрел на своей груди? Гони его прочь. А лучше всего сейчас арестовать негодяя и проводить его в тюрьму. А потом мы разберёмся.
- Мы разберёмся, - угрожающе прорычал Рики, загораживая Луско. - Потом или сейчас, неважно. Но я не дам арестовывать моего ученика. Я за него отвечаю. Луско - хороший человек.
Ошарашенный этими новостями, я тоже выступил:
- Он может заблуждаться, что сын моих родителей… наших с Рики родителей, но вряд ли это преступление. Он ничего не сделал плохого. Он мне жизнь спас! За него ручается Рики.
Тут Луско тихо сказал:
- Я не заблуждаюсь, Миче.
- Разберёмся.
- Здорово! - подпрыгнул Рики. - Вот он мой собственный родной брат - Луско Счастливчик. А вовсе не поганый Остюк. Счастье прямо какое-то!
Пришлось напомнить:
- Ты слышал, Рики, это может быть ошибка. Заблуждение.
- Мне нравится такое заблуждение. Ура! Давайте заблуждаться!
- Я собирался провести расследование, - сознался я. Поехать во Влоту.
- Зачем, Миче?
- Миче, зачем?
- Чтобы узнать что-нибудь про пропавшего мальчика. Кто он? Погиб или нет? Хотел знать точно. Если он жив, то вряд ли это Остюк. Откуда мародёр вообще узнал о старшем сыне Розы Аги?
- Сынок, называй нашего племянника правильно.
- Правильно называй. Он теперь Миче Аги. Несмотря на то, что утверждает этот… ученик.
- Слишком серьёзное утверждение. Преступное.
- Преступное утверждение, Миче.
- Если бы меня так не обижали, я бы никогда не признался бы, - вдруг вставил Луско. - Я просто хотел немного побыть рядом с мамой и папой. Пока учусь. И мне не нужно твоё имя, Миче. И ничего не нужно. Моя жизнь налажена, я всем доволен. Я могу уехать, прямо сейчас.
- Да, вернёмся с тобой на Состязания, а новости пусть узнают из газет, - обрадовался Рики. Но тут подал голос Петрик.
- Всё, что мы знаем о похождениях Остюка, говорит о том, что он умеет управлять мыслями некоторых людей, подчинять их себе. Хотя, это не магия, а сила убеждения…
- Прекрасное свойство для королевича! - умилились мама и папа, но Петрик так глянул…
- Поэтому я склонен больше верить Луско, который жил себе тихо в приюте там же, где был потерян. Или да, он может заблуждаться, но это ничего. Значит, потерянный мальчик или жив, или утонул. Если жив, то это или Остюк, чего я не могу принять, или Луско, который нам нравится. Или это ещё кто-нибудь, о ком мы не знаем. Рикин ученик, стало быть, жил себе во Влоте, в то время как Остюк носился по свету…
- Превосходный, непоседливый характер! - запричитали родители.
- Ввязывался в разные авантюры…
- Предприимчивый, изобретательный мальчик!
- Совершал преступные действия…
- В которых совершенно раскаялся. Сам рассказал. Сам встал на путь исправления. До чего милый, неиспорченный человек!
- О, Эя! Покушался на жизнь Миче…
- Это ошибка. Это не он. Это, может быть, Луско.
- Это не Луско. Почерк колдовства Остюка мы давно изучили.
- Это ошибка. Это, может быть, раньше, до того, как мальчик обрёл свою семью.
- Теперь же он хочет забрать себе всё, чем владеет Миче. Даже имя.
- Какая волевая, целеустремлённая натура!
- Но кто вырастил его? Кто рассказал ему о его происхождении?
- Ага! - понял я. - А позовём-ка Красавчика.
Красавчик явился на зов и рассказал биографию Остюка. Но это не помогло.
- Бедняга! - заломили руки король с королевой. - Воспитан какой-то пираткой! Но видите, мальчики, всё сходится. Она нашла его во время наводнения. И этот рассказ мы слышали от самого нашего Миче.
Меня передёрнуло.
- Они все сошли с ума, - охнул Рики.
- Не знаю, что и сказать, - развёл руками Петрик. - Чары подчинения могут быть знакомы Остюку, но я проверил: мама и папа не заколдованы. Миче, Рики?
- Не заколдованы, - эхом отозвались мы, потому что тоже проверили.
- Может, Остюк владеет другими, незнакомыми нам чарами?
- Владеет, конечно владеет. До чего умелый волшебник! - разулыбались король с королевой.
- Неужели всё дело в красноречии мошенника?
- Не говори так, сынок, о двоюродном брате. Он просто любитель маленьких невинных приключений.
- Итак, - подвёл итог Чудилка. - Создаём комиссию и расследуем это дело. Помимо нас кого вы хотите ввести в неё, мама и папа? Это должны быть честные, уважаемые люди. Чтобы потом не обвинили нас в подтасовке фактов.
- Мы подумаем, сынок, но ты не должен затевать ничего против нашего дорогого, вновь обретённого Миче.
- Тьфу! - не выдержал я, и повернулся к двери, чтобы уйти. И тут створка распахнулась, и в проёме мы увидели эту троицу: Арика и Розу Аги и их нового сыночка Миче. Он до того был новым, что сиял и блистал, словно самовар из Крассеты.
- Ах ты, зараза! - сказал я ему. - Как ты посмел явиться в мой дом?
- А вот и мы! - воскликнули Арик и Роза, тоже сияя и лучась. - Решили прибыть пораньше.
- Добро пожаловать! - закричали Стоян и Стася Охти, кидаясь с объятиями и забыв, что находятся не у себя.
- Какие люди! - растянув в ухмылке пасть, тихо обратилась эта дрянь к Красавчику. - Какая встреча! Не приходит ли к тебе по ночам призрак твоей маменьки? О! Волшебники могут такое устроить. Призрак! У-у! А твоя матушка волшебницей была, да? А? Я забыл что-то.
Я протянул руки схватить и удушить скотину, но в них попался папа Арик, и его я душить не стал.
- Красавчик! - воскликнул он. - Давай, тащи на стол, что там у тебя вкусненького есть.
- Не могу, господин Арик. Я уволился. Не работаю больше здесь.
- Какая жалость! Давно ли?
- С этого прям момента. На кухне возьмите всё сами. Где-нибудь там.
И Красавчик выскользнул за дверь. Я хотел бежать за ним, но наткнулся на маму Розу. Она продолжала лучиться, и захотела меня обнять. Но я отшатнулся.
- Вон, - сказал я ей. - Убирайтесь. Семейству Аги отказано от дома. Всем, кроме Рики. Я предупреждал, что так и будет, если посмеете притащить ко мне эту паршивую дрянь. Пошли прочь.
- Не имеешь права, - обижено вякнул Остюк, но я говорил не с ним.
- Этот дом мы купили на свои деньги, и подняли из руин сами, и гостей приглашаем, каких хотим. И не один я в нём живу. Роза и Арик Аги, покиньте здание и участок. Никогда не переступайте нашего порога. Заберите отсюда своего домашнего любимца, - я указал на Остюка.
- Миче, проверь, может, они заколдованы, - тихо напомнил Луско. Но я что-то вконец озверел.
- Когда они травили тебя, кем бы ты ни был, они ещё не были знакомы с паршивым Остюком. Я всё сказал.
- Ты пожалеешь, безымянный человек. Я лишу тебя и дома, и жены, и любви граждан Някки. Всего, что ты у меня отнял, - змеёй прошипел мне в ухо Остюк, но я заломил ему руку, ухватил его за шкирку, доволок до ворот и выбросил на улицу. Сбежавшиеся на шум домочадцы радовались и аплодировали.
- Ещё не хватало, из-за тебя потерять лучшего в мире повара, - рявкнул я и остался стоять у распахнутых ворот. Не забыв о сильной защите для себя и для моих близких.
Маме и папе пришлось уйти. Они были разобижены, и что-то такое лопотали про Луско и его обман. Я не слушал. Я был рад, когда они убрались со двора. И они не были заколдованы. Нет.
- Рики, ты с нами?
Но он всхлипнул и спрятался за Петрика.
Понятное дело, короля с королевой я вышвырнуть не мог. Что делать? Они до ночи мотали бы мне нервы, если бы я не спрятался ото всех в мастерской. Простое заклятие - и я не слышу, кто там ко мне стучится и призывает отворить дверь.
На своём рабочем месте я нашёл несколько газет, брошенных там на часок вернувшимся Рики.
«Как мы и ожидали, - было написано в отчёте о начале Великих Состязаний мастеров, - сердца посетителей в эти первые дни уже отданы ювелирным изделиям братьев Аги: Миче и Рики. Страна нетерпеливо ожидает, кто из них наберёт большее количество голосов. Ходили слухи, что Миче больше никогда не станет выставлять свои изделия, поскольку не хочет быть соперником отцу и младшему брату. Но вот мы видим эти прекрасные украшения, и спрашиваем себя…»
Я тоже спросил себя: какие такие украшения?
Я был верен слову и ничего не посылал на Состязания.
Бросился к железному ящику, но все мои изделия оказались на местах. И ведь не отправлю же я в столицу неоконченную работу, чей-то заказ. На конкурс выставляют то, что делается для него специально. Что за загадка?
Слегка отогнув штору, глянул на двор. Там толпились обитатели нашего дома, что-то обсуждали и бурно жестикулировали. Ладно, потом узнаю. Что тут ещё написано?
«Известно, что Мичика, приёмная дочь Миче, помогала Рики в его работе. Он рассказал, в чём именно состояла помощь племянницы…»
В окно застучали и потребовали:
- Миче, открой!
Я не открыл. Сделал так, чтобы мне не слышать этих звуков.
«…Не побоимся утверждать, что это талантливая девочка. А теперь новое имя: Луско Счастливчик. Это тоже ученик всем нам знакомого Рики Аги. Только недавно он начал учение, но добился потрясающих результатов. Когда вы увидите набор, выставленный юным мастером, обратите внимание на рюмку с изображением цапель - от начала и до конца она сделана начинающим ювелиром. Увидев, вы уверитесь, как и мы: Луско Счастливчика ждёт большое будущее.
- «Я не для того выставляю набор «Жизнь плавней» на этих Состязаниях, чтобы занять какое-то место или соревноваться с другими, - сказал нам Рики Аги. - Я хочу познакомить вас с новыми именами. Да, может, это мои будущие конкуренты. Если они когда-нибудь победят меня, я буду рад. Ведь это я их учил. Я очень желаю успехов моей племяннице Мичике и моему ученику Луско. И, главное, моему брату Миче всегда желаю…»
- Миче, эй! Впусти, пожалуйста, - прямо над ухом раздался голос Таена.
- Отстань, - сказал я ему.
- Но ты там ничего такого?
- Не топлюсь и не стреляюсь, если тебе это интересно. Дайте мне немного одному побыть. Я имею право или нет?
- Нет.
- Что?
- То есть, да. Да, Миче, имеешь. Очень даже имеешь. И всё-таки…
- Уйди, Таен.
- Ладно, ладно. Не злись.
Стало тихо.
Я уставился на статью. На самом деле, комиссия ювелиров не приветствует когда у работы несколько авторов. Назвав два имени, Рики, похоже, лишил себя права на одно из призовых мест. Что ж, это его выбор. А для меня - повод им очень сильно гордиться.
Ну-ка, а что пишут про наших изобретателей?
«Среди магических новинок для развлечений мы можем видеть нечто совершенно удивительное…» Дальше описывался аппарат Аарна и Канеке, и говорилось, что выставленными под навесом на улице образцами может пользоваться для пробы всякий желающий. И что, возможно, это изобретение как раз и будет признано лучшим в своей категории. А люди говорят: просто лучшим.
«Большая команда трудилась над новым фотоаппаратом. Судьям был представлен полный список изобретателей. Среди них известные нам личности: Рики Аги и даже наши дорогие королевичи, Петрик и Миче Охти. Или, как мы традиционно называем его во время Состязаний, Миче Аги…»
Ну да, влетит, подумал я. Задача нас, королевичей Охти, сидеть тихо, и чтобы никогда наши имена не произносились всвязи с чем-то волшебным. Мамы и папы не терпят магию.
«Мы спросили у Аарна Кереичиките, чего можно ожидать от его команды в следующем году.
- Поступил заказ усовершенствовать печатную машинку. Но в чём и для чего - это пока секрет. Это была просьба Миче, и решено сделать ему такой подарок на следующий день рождения».
- Миче, - вякнул мне в ухо Таен, - разве ты выставлял свои работы?
- Разве ты не Познавший Всё?
- Надоела уже эта шутка твоя.
- Не выставлял.
- Ладно, пойду узнаю, что это за работы. Может, их сделал Остюк, чтобы тебя опозорить. В документах у него законное твоё имя прописано.
Я задумчиво теребил газеты, выискивая в них ещё что-нибудь новенькое, когда Таен проявился опять.
- Миче, ты есть хочешь?
- Нет. Что ты узнал?
- Рики обошёл твоих клиентов этого года, уговорил их, собрал и отвёз на состязания самые лучшие изделия. Как бы от твоего имени.
- Что за авантюрист!
- Весь в брата.
- Я не такой.
- В Остюка.
Я кинул в голос тряпкой.
- Прекрати, Таен. Не смей так говорить.
- А ты не психуй. Мы во всём разберёмся. Завтра же поезжай во Влоту.
- Завтра не могу. Приглашён к Орену Ошу, главе Дэйты. Должен с ним кое-что обсудить. Давно собирался.
- Значит, дружок, послезавтра. Ната уже собрала тебе заплечный мешок.
- Что собрала?
- Рюкзак.
- Она не сердится?
- Ничуть. И кстати. Я еду с тобой. Так у нас дела пойдут быстрее. А знаешь почему?
- Почему?
- Я потом тебе скажу. Прямо там, во Влоте. Там мы и комиссию соберём. Я знаю подходящих людей.
- Знаешь? Откуда? Когда успел познакомиться с подходящими людьми во Влоте?
- Я расскажу. У меня, вообще, к тебе очень серьёзный разговор.
- Про Остюка?
- Забудь ты про него хоть на минуту. У меня есть другие заботы кроме разоблачения Остюков и Счастливчиков. Мы сядем в спокойном месте, и я всё расскажу. Нужна будет твоя поддержка. И нет, я не заболел. Поддержка в деле одном. С вырубкой лесов связанном.
- Так это дело для Петрика.
- Да. И для него тоже. Но давай с разговором подождём до Влоты.
Ладно, до Влоты - так до Влоты. Было у меня подозрение, что Таен, исчезнув недавно на долгое время, посетил город Девойну, где рос в приюте Счастливчик. А теперь намерен побывать там со мной, чтобы я убедился в правдивости его будущего рассказа и чтобы я лишнее время не тратил. Нам он сказал перед отъездом, что собирается в Ануку ради написания статьи о древней мощёной дороге, ведущей прямо в реку Някку. Слишком простая цель для нашего исследователя. Ляпнул, наверное, что первое в голову пришло. Об этой мостовой не писал только ленивый. Я позавчера специально искал в журнале «Дороги странствий»: ничего в нём нет про Ануку. Зато есть материал о загадочном Гроте Поэтов, подписанный Пагом. А где сия достопримечательность? Где-то в чаще при впадении Влота в Някку. И вот теперь Таен упомянул о необходимости создания комиссии. А если подумать, зачем комиссия, если Луско не родной брат Рики? Комиссия нужна для подтверждения факта родства, а не наоборот. Я глубоко вздохнул, пытаясь принять это. Что ж. Значит так.
Вот после этого я выбрался из мастерской и, обойдя дом, взобрался внутри деревянной трубы к Петрику в кабинет. Очень опасался я встретить в нём родителей, но обошлось: все ужинали.
Я заглянул в столовую: папы Стояна и мамы Стаси не было за столом. Они сочли, что будет правильней поддержать Арика и Розу. А может, хотели быть поближе к милому, обаятельному Остюку. Их места были заняты Муриком и Розочкой, и царила такая атмосфера, когда в нашем доме нет посторонних. Все обсуждали новости с Состязаний. Красавчик, сидевший рядом с Лёкой, рыдающим голосом говорил ему:
- Уж думал я, что всё, придётся вас бросить на произвол судьбы, на растерзание чудовищу. Поселиться в Мичиной лавке и оттуда за вами смотреть. Но нет. Миче вступился за меня. Вот что за человек, Миче! Вступился за Красавчика, за простого, так сказать, пирата. Да я ж за него…
- Не пора ли тебе спать? - поинтересовался Лёка. Потому что Красавчик, которого никто никогда не видел захмелевшим сверх меры, назюзюкался нынче так, что ой-ой-ой.
- Как тут уснёшь с таких переживаний, а? Как уснёшь, тебя я спрашиваю?
- А вот и Миче! - провозгласил Таен, причём, видеть меня он не мог. У меня чуть ухо не отвалилось от его вопля.
- Простите меня, - проскулил я. - Что-то очень разбушевался. Наверное, что-то ещё навлёк на наши головы?
- Да ты же спас своего дружка, Мичечко! Зачем прощения просишь? - обнимая меня, пьяно заголосил Красавчик.
Ната выдрала меня из его лап и усадила рядом с собой.
- Это моя задача - обнимать Миче, - объяснила она.
Я огляделся: с нами был Луско, затаившийся в тени кувшина. А между тем, его чествовали, как человека, одержавшего большую победу. И то правда: рюмочка с цаплями очень хороша!
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2018/12/16/1703
Иллюстрация: картинка из ВК.