Лето первой любви

Николай Самойлов
Лето первой любви
Развод с  женой дался мне нелегко. Но ещё тяжелее было моей дочери. Она была привязана ко мне больше, чем к жене. Мой уход сказался на всей её жизни, я это понимал, поэтому был в депрессии. Всё было не мило, ничего не радовало, дела валились из рук. Решил съездить на малую родину – село, в котором прошли мои детство и  юность, где я был последний раз,  закончив второй курс Воронежского университета. С тех пор прошло шестнадцать лет. Хотелось увидеть одноклассников, школу, родную улицу, дом деда, в котором я вырос, побывать на могилах дедушки и бабушки. Мучила ностальгия, не мог забыть майские дни, когда в  высоком, уютном небе, отогреваясь под горячим солнцем после длинной  зимы, нежились белые, пышные, как напудренные парики екатерининских времен, облака.  Я любил  повалиться на траву, раскинуть руки и смотреть в синюю высь, как в бездонную пропасть: одновременно, манящую и пугающую. В такие минуты забывается сутолока повседневности, с ее мелкими дрязгами и скучными заботами. Душа тянется к вечному, чистому, светлому. В юности страстно мечтаешь об удаче, счастье, любви. Они нужны для самоутверждения, хочется доказать миру, что ты лучший среди всех, победить  в соревнованиях жизни своих сверстников. Жизнь, манящая неизвестностью, радующая верой в свои неиспробованные силы, удачливость, волю и талант торопила. Мы спешили жить, боясь упустить, не увидеть, не почувствовать. Торопясь, упускали, не успевали, порою, просто не замечали, что достигли желаемого. Ожидание счастья всегда волнует больше, чем  само счастье.  Действительность часто разочаровывает обыденностью сбывшейся мечты. Краски и чувства, такие яркие в юности тускнеют, чтобы их освежить люди ищут новые острые ощущения, нарываясь на беды и неприятности. В молодости  они быстро забываются. Сожаления об ошибках проходят, возвращается бодрость и самоуверенность, кажется, что вся жизнь всё ещё впереди. Сегодня две трети жизни прожиты. Многое, из казавшегося важным и вечным, оказалось скучным и ненужным. С такими мыслями я отправился в дорогу.
Добирался поездом, потом автобусом. В восемь утра был на месте. Село сильно изменилось. На дорогах асфальт, центр перестроен, на улицах водяные колонки, значит, провели водопровод. Нефтяники народ богатый, они появились в селе за два года до моего отъезда, с ними пьянство, наркотики, воровство. Сирень в палисадниках ещё не цвела. Я шёл пешком по улице, ведущей к школе. До неё от центра было восемьсот метров. У школы толпились мальчишки и девчонки в спортивных костюмах. Я удачно приехал. Шёл первый день соревнований школьных команд, съехавшихся со всего района. Это обрадовало меня. Сам участвовал в таких соревнованиях Бегал сто, двести, четыреста метров. Занимал первые, вторые места в районе и области. Решил посмотреть, как бегают сегодняшние чемпионы. С нетерпением ждал старта на сто метров. Спортсмены разминались, лица у всех были сосредоточенные, но ни одного мне знакомого.  Первые шесть спринтеров пробежали с результатами хуже лучшего моего. Когда на старт вышли следующие шесть юношей, я остолбенел. Высокий, кудрявый блондин, с широкими плечами и тонкой талией был моей копией в пятнадцать лет. Этого быть не могло, близкой родни у меня не осталось. Юноша сорвался со старта третьим, но уже на первых метрах вырвался вперёд, на финиш пришёл,  метров на двадцать опередив остальных. Именно так бегал я. Кто это спросил я у аплодировавшей ему девушки. Саща Денисов – наш чемпион. Кто его родители?  Мама – директор нашей школы Раиса Дмитриевна. Она не преподавала физику – спросил я хриплым от волнения голосом. – Преподавала – ответила девушка. У меня закружилась голова, сердце чуть не взорвалось от волнения. Неужели это происходит со мной?  Я уже не видел ни спортсменов, ни зрителей. Пробрался через толпу зрителей к входу в школьный сад, заросший сиренью и сел на траву в тени сиреневой аллеи. Память перенесла меня на шестнадцать лет назад. Тогда я – студент третьего курса, приехал на летние каникулы в родное село проведать деда. Был июнь. Я привёл в порядок свой старенький велосипед, перемёты, сеть и занялся рыбалкой. В субботу пошёл в клуб на танцы. Смотрел на подросших девчонок и мальчишек  с которыми вместе тренировались и ездили на соревнования. Я три последние года был чемпионом в спринте. Моё фото висело на школьной доске почёта. Некоторые, тогда восьмиклассницы, смотрели на меня влюблёнными глазами. Теперь они превратились в юных красавиц, при встрече обнимали меня, прижимаясь тугими грудями ко мне, нежно заглядывая в глаза. Как - никак студент, бывший чемпион! Мне было это приятно. Одноклассники радостно жали руки, расспрашивали о жизни в городе и вспоминали школьные годы. Я расспрашивал об учителях. Собственно, меня интересовала только учительница физики Раиса Дмитриевна. Я был влюблён в неё с восьмого класса, но никому не говорил об этом, поэтому расспрашивал осторожно. Она поразила меня, едва войдя в дверь класса. Блондинка среднего роста, с осиной талией, коса, как корона украшала гордую голову, огромные синие глаза и алые губы. Это был мой идеал женской красоты. Такие роскошные волосы я видел только у своей мамы. Может быть, поэтому я и  влюбился в физичку с первого взгляда. Тогда ей было 22 года – мне пятнадцать, но она затмила самых красивых одноклассниц и всех доугих девушек нашей школы. Влюбился не я один. Коля Мананников не скрывал своей влюблённости. В девятом классе он даже провожал её до дома после школьного вечера. Родители и учителя возмутились, был большой скандал, Раиса Дмитриевна получила выговор. Я восхищался отвагой Мананникова, сам я даже не решался пригласить её танцевать. К десятому классу Раиса Дмитриевна вышла замуж за студента Ленинградского университета, родила сына, её заменил учитель физики. Мои мучения кончились. Осталось стихотворение, написанное в десятом классе:
Я знаю, что мною не бредишь:
Хорош аппетит, крепок сон,
И мужа, и сына имеешь,
Зачем же в тебя я влюблён?

Зачем сердце сутками точит,
Как яд,  убивая,  печаль?
За что мне бессонные ночи,
Не мучай, змеёю ужаль!

Ты смотришь, дыхание  ровно,
Молчу, хоть и знаю урок.
Поставишь мне - два хладнокровно
И скажешь: садись паренёк.

Сажусь, сердце бьётся тревожно,
Не знаю, что делать, как жить?
Мне двойку исправить не сложно,
Нет силы тебя разлюбить.
Танцуя с девушками, я узнал, что Раиса разошлась с мужем, живёт с матерью и сыном. Мне очень захотелось её увидеть. Какая она теперь? Я шёл, задумавшись, вдоль ряда стульев у стены, когда услышал: Симонов, почему не здороваешься? Вздрогнув от неожиданности, увидел свою учительницу. Она сидела на стуле и пристально смотрела на меня. Грудь, словно молния пронзила, не чудо ли? Думал, мечтал увидеть, и сбылось!  Передо мной была не хрупкая девушка, а женщина красоты неземной. Она пополнела,  чёрное платье плотно охватывало роскошную грудь, шея и руки блистали нежной, бархатистой белизной. Синие глаза и смеялись, и ласкали, суля блаженство. Это была царица с короной золотых волос, богиня с картин гениальных художников средневековья. Кто бы смог устоять? Я не смог. Сидевшие рядом с нею девушки, смотрелись полевыми цветами рядом с розой.
Я стал путанно оправдываться. Она, увидев восторг в моих глазах, смилостивилась и сказала: Ладно, прощаю. Приглашай танцевать. У меня пересохло во рту, еле выдавил: Я в восторге от вашей изумительной красоты. Разрешите пригласить вас на танец. Царица величественно кивнула головой и мы пошли танцевать. Я впервые обнимал такую сладкую, волнующую, сводящую с ума женщину. Она, что то говорила, но я ничего не слышал. Сердце билось в груди испуганной птицей, мысли путались, восторг окрылил меня. -- Ты, оказывается, хорошо водишь. Мы танцуем впервые.
- Да. Я раньше не осмеливался подойти в вам.
- Почему? Разве я такая страшная?
- Наоборот очень красивая. Это я не смелый.
- Ты научился говорить комплименты.
- Нет, фиксировать факты. Вы – прекрасны, это аксиома. Могу повторить за Пушкиным: Я встретил вас и всё былое…
Я видел, что мои слова ей нравятся. Она прижалась ко мне плотнее  и ничего не сказала, когда я осторожно положил руку на её грудь. Кровь хлынула в голову, я покраснел, она улыбнулась:
- Всё ещё не разучился краснеть? Помнится, выйдя к доске, ты краснел, как маков цвет, ни одна девчонка не могла так смущаться. Меня всегда это умиляло и вызывало желание охладить ладонями твои пылающие щёки. Говорила, как голубка ворковала, глаза сияли, как майское солнце, наполняя сердце восторгом, надеждой, нежность. От такого коктейля голова закружилась, лицо стало уморительно счастливым. Раиса засмеялась и нежно погладила меня ладонью по щеке. Никогда ещё мне не было так легко и радостно, я спросил: - Ты разрешишь мне проводить тебя домой после танцев?
А что мешает уйти сейчас? - прошептала она в ответ.
- Ничего – ответил я и, взяв за руку, повёл её к выходу. Июньская ночь встретила беспросветной чернотой. Редкие фонари плохо освещали дорогу, мы шли не торопясь. Ощущение происходящего  чуда не покидало меня, я держал Раису за руку и болтал без умолку. Читал стихи Пушкина, Есенина вперемешку со своими, шутил и сам смеялся. Не знаю откуда брались слова, шутки, комплименты. По природе я молчун, в этот вечер говорил не уставая.
- Вот и мой дом. Я вздрогнул от её слов.
- Пришли, так быстро. Мне так не хочется уходить.
-Тебя никто не гонит. Ты всё ещё не научился уговаривать девушек? Пора. Если будешь бояться услышать нет, никогда не услышишь – да.
Она обняла и поцеловала меня. Я женщина свободная, могу сама решать с кем проводить ночи. Если хочешь, оставайся.
Впервые женщина приглашала меня. Не первая встречная, а любимая, давно желанная. Разве можно забыть такое! Я целовал её губы, глаза, шею, ласкал упругую грудь. Желание захлёстывало меня. Я начал снимать с неё платье.
- Не спеши. Пойдём в комнату, я сама разденусь.
Стараясь не шуметь вошли в дом, на цепочках прошли в спальню. Рая включила ночник, разобрала постель и начала раздеваться. Нагая, в полутьме, она смотрелась древнегреческой богиней. Тело было совершенным, ни одного изъяна. Пушкин и тот восхитился бы её стройными ножками и высокой, налитой грудью. На спине и животе ни одной морщинки. Она легла на кровать, я бросился следом. Всё произошло быстро, я толком не успел ничего понять,  понимал, что она только начала получать наслаждение, постанывая от удовольствия. Чувствуя себя виноватым, я оправдывался: - Извини, я первый раз с женщиной.
К моему удивлению, она, вместо того, чтобы упрекать меня начала бурно целовать губы, шею, грудь.
- Неужели я у тебя первая? Как я рада. Ты не представляешь сколько раз я воображала, как ты будешь обладать мною. Ещё тогда, когда сама была девушкой, а ты мальчишкой из 8 го Б. Кудрявый, краснеющий, как девчонка, не спускающий с меня влюблённых глаз.
- Значит ты всё замечала.
- Да, но тогда всё это было невозможно. Ты не волнуйся, в следующий раз всё будет хорошо. Она провела рукой между ног и почувствовала, что следующий раз уже наступил.
- Подожди чуть, чуть я не могу подготовиться так быстро. Но оказалось, что она плохо знала себя. Смогла. Это была ночь восторга. До конца жизни не забуду её.
- Ну и темперамент! – шептала она, лаская меня. Утомившись, мы засыпали на пол - часа, просыпались и снова тонули в волнах наслаждения, обуреваемые жаждой ласк, слов и стонов. Часов в 12 дня она вспомнила, что мы не ужинали  и не завтракали.
- Ты, наверное, проголодался?
-Не очень.
- А у меня кроме хлеба  и молока нет ничего. Нужно готовить.
- Хлеб и молоко моя любимая еда. Я после тренировок выпивал три литра молока и шёл в школу. Хватало на шесть уроков.
- Тогда я для начала принесу тебе ведро молока и буханку хлеба, ешь, набирайся сил. Они тебе ночью понадобятся. Сама пойду в магазин. Пришла, поджарила яичницу с салом. Вкуснее не ел никогда.
Наевшись до отвала, вспомнил про деда: Пойду предупрежу деда, чтобы не искал меня. Заодно, поеду проверю перемёты. Жди вечером с рыбой. Так и повелось. Днём я ловил рыбу, вечером мы её чистили, жарили, варили уху. Ночи проводили в ураганной  любви. Я уже думал: то бросить университет, то учиться заочно. Пойду в школу учителем математики. Вступлю в партию, стану директором. Рая смеялась, но не соглашалась. Лето промелькнуло, как один день. Родители слали телеграммы, спрашивая, что случилось, почему задерживаюсь? Я молчал. Думал, не решаясь на решительные действия. Наконец договорились, что я еду говорю с родителями, а на зимние каникулы вернусь и скажу о своём окончательном решении. Дома был скандал, долго не разговаривал с родителями, потом вечная суета захлестнула, боль разлуки притупилась, обещания забылись. Через шестнадцать лет былое вернулось. Называется, приехал лечиться от депрессии. Потеряв интерес к соревнованиям, пошёл в школу. На втором этаже нашёл кабинет директора и постучался в дверь.
Услышав, - войдите. Вошёл в кабинет
За столом сидела строгая, красивая женщина в тёмном костюме с золотой  короной  на голове. Ни один мускул на её лице не дрогнул.
Она смотрела на меня синими глазами и ждала, что я скажу.
Что я мог сказать? Сказал: Здравствуй. Прости, что не выполнил того, что обещал. 
Мне показалось, что в её глазах на мгновенье, как молния, полыхнула радость. Но это мне только показалось. Она была невозмутимо спокойна, холодна, как снежная королева.
- Я и не надеялась, что вернёшься. С твоим темпераментом, ты не смог продержаться и неделю нашёл себе другую. Зачем ты приехал?
Я, сбиваясь, рассказал ей всё. Первая женщина после тебя появилась у меня только на пятом курсе. Увлёкся стихами. Писал сонеты, венки сонетов, поэмы. На них ушли и пыл, и темперамент. Порою забывал про еду, сон, бывал на грани помешательства. Завалил сессию, чуть не выгнали из университета.
- Чего же ты не написал? Я бы бросила всё и приехала.
Что я мог сказать? Только то, что виноват.
-Позволишь мне познакомиться с сыном?
- Это не твой сын. У него есть отец. Не смей встречаться с ним, не береди мальчику душу сомнениями. Я поняла и простила тебя. Но моё прощение ничего не может изменить в прошлом, поэтому уезжай немедленно и больше не возвращайся. Это лучшее, что ты можешь сделать. Я так и поступил. Вечерним автобусом уехал в Оренбург, а из него на поезде в Воронеж. Так иногда прошлое настигает нас. Не зря говорят: время собирать и время разбрасывать камни. Пришло время разбрасывать. Сирень в палисадниках зацвела после моего отъезда, но мне было уже не до сирени.
Байкал
Сборы были не долги: супы, каши, спальные мешки, палатка, рыболовные снасти. В сумме 120 кг. На душу пустяк - 40 кг., плюс продукты на дорогу в поезде. Потом стук колес и четыре длинных и беззаботных, как в детстве, дня. Скорость укорачивает просторы, как плотник складной метр, срывает с далей волнующую недоступность. Только на вагонной полке, по настоящему,  видишь, как  широка страна родная, сколько в ней лесов, полей и рек. В самолете себя чувствуешь Гулливером в стране лилипутов. Дома, деревья, поля мельчают до игрушечности. Поэтому, если особой спешки нет, советую ехать поездом. Август на Байкале самый спокойный и солнечный месяц. За свой отпуск мы видели всего три шторма. Один в семь баллов. Остальное время Байкал лизал берег прозрачными языками неторопливых волн. С вершины сопок бухты видятся зелено - голубыми, теплыми  и ласковыми, как  рученная вода бассейнов. Вблизи родниково - прозрачны и холодны. Но загорали мы не долго. Отдых у нас был намечен активный: ходить, смотреть, рыбачить, собирать грибы, ягоды. Это был трехнедельный пикник: чистейший воздух и вода, еда, пропахшая дымом, и тропы по перевалам и завалам между кустов смородины, малины, голубики. Алыми, не просыхающими росинками, тайгу усыпала клюква. Рюкзаки и перевалы быстро выжали из нас лишний жирок. Городская неуверенная походка пешеходов на перекрестке сменилась спокойной, твердой, хозяйской. С сорокакилограммовыми рюкзаками прыгали по валунам, ходили по скользким бревнам над певучими ручьями. Простуды, ангины, насморки отстали от нас, видимо, еще в пути. Мы шли и под дождем, и по тропам, залитым водой, случалось, часами по пояс в воде. Наградой были неутомимость, красота природы, волшебный уют костров, сказочно вкусная жареная рыба и беззаботный бодрящий, как элексир, сон. Я не видел южных ночей, зато видел Байкальские. Словно с неба пыль стерли. Горизонта не было. Было черное звездное небо, набегавшее волнами угольно - черной ночной воды. Волны пели нам колыбельные песни, может,  поэтому так сладко спалось. Потом была поражающая красота бухты АЙЯЯ своей спокойной, густой бирюзой, врезающейся в сопки, покрытые густой тайгой. От неё тяжелая, теряющаяся в завалах и воде тропа до озера Фролиха с двумя впадающими в нее речками, в которых мы ловили рыбу. Утренние зори  нагревали озеро до частых, волнующих сердце рыбака ключей рыбьих всплесков. По распадкам стекали бесшумные реки тумана, а солнце золотым гребнем лучей расчесывало леса на вершинах сопок. Блеск блесны, рывок катушки, восхитительное, молодящее волнение и, наконец, радующая тяжесть рябины в руке. Это вам не бесплодное прослеживание боков на захламленном и  шумном юге! Мудрая, лечащая тишина, запах смолы и хвои, росистый холод упругой прозрачности воды. Незабываемы Хакусы с их горячей минеральной водой! Воистину живая вода, наполняющая мышцысилой, как хорошая парная и массаж. Грусть прощания и желание новой встречи, крепнущее с каждым днем. Скорее бы новый отпуск!