Нас привели на небольшую станцию. Вокзал да пакгауз. Десяток домиков. Названия не помню - на вокзале была надпись по-немецки, но так вычурно, что не сразу и поймешь, сколько в ней букв. Загнали в теплушки с множеством дыр от пуль и осколков, но все же ещё достаточно крепких для перевозки пленных. Сунули на пол бак с дымящимся, не остывшим варевом и тут же захлопнули дверь. Лязгнул замок… То, что случилось потом, описать сложно... Бросились так, что уронили чан, и горячая жижа, которая была питательна только своей горячестью, но всё равно более приятна, чем опостылевший снег, утекла в щели в полу, пока ближние дрались с сильными. Дрались за ту гущу, что не прошла сквозь «сито» пола, от чего и эти остатки капусты - или брюквы - были размазаны валенками. И всё это под дружный хохот и крики «О, швайн! Русиш швайн!» снаружи.
Ехали медленно и долго, постоянно пропуская встречные поезда. В щели залетал ветер вперемешку с дымом. Заткнуть их было нечем. Сами сидели в той одежде, в какой в плен попали. А ведь многие шли в последнюю атаку, не зная, что она последняя – налегке, в гимнастёрках…
В теплушке, начали искать знакомых и земляков. Пока гнали пешком, мы так выматывались, что никому не было дела до всего остального, что творится вокруг. Первые сутки в эшелоне больше отсыпались. И вот, придя малость в себя, пытаясь начать хоть как-то налаживать дальнейшую жизнь, ища опору и надежду в ближнем, все помалу начали сбиваться в группки. Кто-то был знаком и раньше, но таких было только трое, кто-то искал земляков, кто-то просто, по симпатии. Я сдружился с Мишей Власовым.
Мишка парень был простой, деревенский, но было в нём что-то такое эдакое, а что, я долго не мог понять. При всей его простоте был он не глуп, при всей безалаберности своей стремился добиться своего с тем упорством, которого мне так недоставало в жизни. Чаще Мишка был покладистым, но если уж он упирался, то ни уговорить, ни свернуть его не было никакой мочи. В такие моменты он стоял на своём, делал по-своему, не обращая ни на кого внимания. Но горяч не был. Я уж потом приметил: сначала чуть замкнётся в себе, уйдёт в свои мысли, а потом это у него или пройдёт без последствий или начнёт Мишка гнуть свою палку. А так - тихий, спокойный парень, и не подумаешь. Сошлись мы с ним, видимо, от того, что все разное тянется друг к другу.
В дороге, точнее в постоянных остановках, мы пробыли около недели. Иногда по утрам открывалась дверь теплушки, у нас забирали пустой бак и ставили полный. Ну не совсем - меньше половины. И не каждый день. Воды не давали, но мы стали ставить бак под дыру в крыше, проделанную большим осколком снаряда. Два раза шёл сильный для марта дождь, так что мы не только утолили жажду, но даже смогли смыть кровь и грязь с лиц, промыть дождевой водой раны.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/17/643