НИТОЧКА С ИГОЛОЧКОЙ
Дружба двух совершенно разных людей всегда вызывает у многих недоумение. Но в этом нет никакого противоречия, ведь даже из физики известно, что противоположные заряды притягиваются. Этими зарядами были Димка Черняк с Донбасса и Мишка Арбузов из Иваново. Арбузов был крепко сбитый парень со степенным характером, с ярко выраженным говорком на «о» и с определённой тягой к спиртному. Черняк был его полной противоположностью: импульсивный, дерзкий, весёлый, спортивный. Познакомились они ещё в учебном отряде в Североморске и по стечению обстоятельств попали в один экипаж. Кипучую натуру Черняка уравновешивал своей степенностью Арбузов. Этот тандем заметили не только их товарищи по службе, но и офицеры. С лёгкой руки старшего лейтенанта Фильчикова их окрестили «ниточка с иголочкой». Но друзья не обижались на это. Командир, капитан третьего ранга Антонов, тоже приметил двух друзей в своём экипаже. По своей должности он был не только командиром грозного подводного крейсера, но и профессором в своём деле - всегда тщательно подбирал не только офицеров в свой экипаж, но и матросов срочной службы. Приглядевшись к молодым матросам Черняку и Арбузову, он понял, что этим двоим можно поручить любую работу и та будет выполнена старательно. Черняк быстро соображал, хорошо разбирался в технике, стремился точнее разобраться в деталях дела, но быстро терял интерес к тому, что уже хорошо узнал. Арбузов, внешне медлительный, доводил любое дело до логического конца.
Жизнь флотская скучна и однообразна. Но это мнение человека постороннего и совершенно неправильное. Разумеется, служба всегда должна подчиняться уставу и распорядку. Но так бывает только на бумаге, а жизнь всегда преподносит сюрпризы. Одним из сюрпризов в экипаже были два друга – Черняк и Арбузов. Если где-то находился один из друзей, то с полной гарантией другой находился рядом. Их выходки и порой неровные отношения забавляли ребят. Если случалось друзьям выпить, то каждый по-своему проявлял себя. Димка становился разговорчивым, весёлым и остроумным, эго энергетика требовала выхода за рамки обыденности. Причём, со стороны было трудно определить, что он принял на грудь. Мишка наоборот – его лицо багровело, взгляд был исподлобья, а речь замедленной, в которой «О» вообще приобретало иную геометрическую форму. Часто Димка из-за этого злился на друга – своим видом он с потрохами выдавал своего собутыльника.
- Михайло Васильевич, - пенял другу Черняк, - твоя рожа, как светофор. Мне что, закрывать тебя в кандейку после каждой выпивки? Ты же точнее, чем дорожные знаки. Как мичмана тебя увидят, так сразу бегут меня нюхать. Придётся тебе урезать дозу.
- Я тебе урежу, - Мишка погрозил внушительным кулаком.
- Ты меня пугаешь или угрожаешь? – завёлся Димка. – Ах ты, валенок ивановский, да я тебя загоняю, как малька в море.
Словесная перепалка друзей привлекала зрителей и сулила зрелище, которые так редки во флотской службе. Все помнят, как два друга однажды пришли из увольнения поврозь. И оба выпившие. Димка каким-то образом оказался в компании знакомых офицеров, которые вопреки неписаным правилам, не пить с подчинёнными, иногда их нарушали. Мишка в увольнении встретил знакомых гражданских ребят, которые предложили ему портвейна. Красненькое Мишка любил, поэтому не стал отказываться. Так друзья и провели увольнение в разных местах. Когда они встретились в экипаже, то Димка почти сразу заметил, что друг его насуплен, лицо побагровевшее, взгляды исподлобья не предвещали ничего хорошего.
- Что, без меня гулял? – голос Мишки звучал глухо и угрожающе.
- Мишаня, а ты снова лишнее принял на грудь? – Димка был в хорошем настроении и явно на подъёме. – Ты же мне обещал. Гляди, вот отпишу Людочке о твоём некрасивом поведении.
- Только попробуй, - Мишка сжал кулаки, не понимая, что друг шутит. - Я тебе руки переломаю.
- Иди-ка спать, корефан, ты сегодня свою норму выработал и имеешь право на отдых.
- А ты что, командёр, старшой? – завёлся Арбузов. – Чо ты тут мне указываешь.
- Конечно, старшой, - согласился Димка, - я на два года старше тебя.
Слово за слово и атмосфера стала накаляться. Товарищи поодаль расселись по койкам и приготовились к действу. Вмешиваться пока не было причин, но и лишать себя зрелища никто не хотел. Мишкино лицо совсем стало багровым и он снял с себя ремень. Дело приобретало опасный оборот. Бляха на ремне была с заточенными краями и залита изнутри свинцом. Такие изделия Димка производил для многих, кто пожелает. И эта бляха тоже прошла через его руки. Мишка горой высился в широком проходе между койками и, свирепо размахивая ремнём, наступал на Димку. Такой бляхой можно было запросто раскроить череп или нанести серьёзную рану. Димка даже протрезвел, хорошее настроение улетучилось. Он уже понял, что выпитое красное у друга повредило его способность мыслить. В проходах у каждой койки стояли крепкие деревянные табуретки с прорезью на сиденье для руки. По-флотски табуретки именовались баночками или банками. Димка схватил тяжёлую баночку и стал теснить друга по проходу. Бляха со свистом разрезала воздух, но каждый раз встречала на своём пути дерево. Мишка отступал, амплитуда взмахов ремня стала уменьшаться – то ли рука устала, то ли вино стало выветриваться из головы. Димка схватил баночку за ножку и размахнулся для броска. Тяжёлая табуретка – крупнокалиберный снаряд. Мишка укрылся от броска в узком проходе между двухъярусными койками. И тут Димка сделал бросок. Баночка описала высокую параболу и, вдруг, повисла над головой вовремя присевшего Мишки.
У-у-у, ссука! Краснофлотца хотел убить? – ивановский говорок обрёл необычайную выпуклость.
И тут раздался дружный хохот матросов. Наиболее смешливые даже попадали на пол. Мишка очумелым взглядом взирал на баночку, повисшую над головой. Димка не выдержал и тоже рассмеялся. Мгновенная злость на друга испарилась, как будто её и вовсе не было. Казарма продолжала сотрясаться от хохота, пока не появился старшина первой статьи Гриша Нестеренко.
- По какому поводу веселье, я что-то пропустил? – старшина обвёл взглядом товарищей, многие растирали по лицу выступившие слёзы. – Бойцы, я что, задал риторический вопрос? – Григорий пытался придать голосу суровые нотки.
Но его никто не слушал, некоторые подрагивали от новых приступов смеха. Когда старшина Коконов рассказал Григорию в красках случившееся, тот и сам широко заулыбался.
- Ну, что, ниточка с иголочкой, на гауптическую вахту захотели? – тут Нестеренко уже не шутил.
- Ладно, Гриша, - миролюбиво начал Черняк, - ну мы тут с другом малость побуянили. Но боеготовность экипажа от этого не пострадала, - доложил он чётко и для пущей важности нахлобучил бескозырку и отдал честь.
- Хорошо, что мичмана эту «малость» не видели, - вздохнул Григорий, влетело бы всем по первое число. – А теперь отбой, черти!
Флотская служба шла своим чередом. Друзья ещё не раз веселили экипаж своими выходками, но до драки дело доходило редко – Черняк быстро заводился, но так же быстро остывал. Однажды друзья отправились вдвоём в увольнение. Это был второй год службы, почти середина. В бытовой комнате царил ажиотаж, все наглаживали парадную форму. На брюках из толстого флотского сукна трудно было навести острые стрелки. Поэтому брюки выворачивали наизнанку, а изнутри место стрелки натирали парафиновой свечкой. Потом брюки снова выворачивались на лицевую сторону и тщательно проглаживались горячим утюгом через мокрую марлю. Ленивые, как правило, подпаливали брюки, после чего долго чесали в затылке, стараясь отбиться от злых шуток товарищей. Так на флоте повелось издавна, что чистота и порядок были возведены в ранг непререкаемых ценностей. Прежде, чем увольняющиеся отправятся на построение, где им выдадут увольнительные, «деды» придирчиво осматривали каждого. Никто не должен был уйти в увольнение в неушитой форме, то есть мешок мешком. Даже офицеры не были настолько придирчивы. Но старослужащие считали, что в увольнение все должны были выходить безукоризненно.
Черняк и Арбузов спустились на первый этаж на построение. Хотя первый этаж по кем-то заведённому порядку именовали нижней палубой. Мичман критично осмотрел всех увольняющихся и не нашёл нарушений, а потом повёл всех на КПП к дежурному по части. Наконец матросы вышли за ворота части и мелкими группками разошлись в разные стороны.
- Куда пойдём, Мишаня? – поинтересовался Черняк.
- Так я думал, что ты к Лидке, - удивился Арбузов.
- Ага, я к Лидке, а ты в Иваново к Людке, только билетов у тебя на самолёт нетути, - передразнил друга Димка, нарочито нажимая на «о». – Пойдём в Клуб, а там видно будет.
- Может красненького, - предложил Мишка, - для лечения нервов?
- Нервы ты уже лечил месяц назад, - злорадно припомнил другу Черняк, - так что обойдёмся без микстуры.
История, которую припомнил Димка, произошла совсем недавно. Однажды он заметил, что Мишка стал изрядно почёсываться.
- Мишаня, а ты мыться пробовал? – подкалывал друга Черняк. – Хошь карасину тебе достану, говорят шибко помогает от шестиногих.
- Пошёл ты! – огрызался Арбузов. – Тебе бы так.
Мишка продолжал чесаться до такой степени, что расчесал спину и ноги в кровь. Это заметил боцман и отправил матроса в санчасть. Его положили в палату с подозрением на чесотку, а в экипаже объявили карантин. Это означало, что все увольнения и выходы за пределы части будут прекращены. «Деды» вовсю костерили чесоточного Арбузова, потому что некоторые из них ухитрились жениться на последнем году службы, и каждый выходной имели право на увольнительную к жене. А тут такой казус. Карантин продлился почти месяц, а потом выяснилось, что у Арбузова это было на нервной почве. Мишку вылечили и все облегчённо вздохнули. Снова разрешили увольнения и выходы из части.
- Так что будем делать? – снова вернулся к вопросу Черняк. – Значит, в Клуб? Пошли тогда.
Друзья направились в Клуб. Там народу было немного – танцы должны были начаться часов в семь вечера. Черняк и Арбузов вышли на широкое крыльцо и закурили.
- А пойдём в барак, - предложил Мишка, - есть там одна подруга. Намёки делала, дескать, заходите в гости.
- А чего это мы вдвоём попрёмся, - возразил Димка, - меня никто не приглашал туда. Вот если бы у неё подруга была, тогда другое дело.
- Да там в бараке много девок живёт, - заверил друга Мишка, - вот Наташка и пригласит кого-нибудь. Глядишь, до вечера и скоротаем время.
- Ладно, пошли, - согласился Черняк, хотя внутри уже зрело убеждение, что увольнение пройдёт впустую.
Деревянный барак старой постройки был довольно большим. Стены из тёмных брёвен скорее напоминали стены крепости, а маленькие окна – бойницы. Но для Севера такая постройка была вполне оправданной – через маленькие оконные проёмы меньше уходило тепла. Тёмная дощатая дверь вела в широкий полутёмный коридор, где по обе стороны были двери в жилые комнаты. У дверей стояли где-то коляски, велосипеды, где-то санки, где-то на стене висели корыта и стиральные доски. Всё это напоминало музей старого быта. Арбузов уверенно вёл друга по длинному коридору. Они остановились перед рассохшейся дощатой дверью с осыпающейся коричневой краской. Мишка деликатно постучал. Из-за двери раздался детский плач, потом женский крик и всё стихло. Через минуту из двери выглянула девушка лет тридцати, непричёсанная, запахнутая в старый потёртый халатик.
- Ой, я сейчас, - виновато засуетилась девица, - подождите минутку, я сейчас.
Пока друзья стояли за дверью, в комнате происходил какой-то ажиотаж, что-то двигалось, скрежетало, хлопало. Вскоре хозяйка появилась в шёлковом голубом халате и с подобием причёски.
- Заходите, простите за беспорядок, гостей не ждала, не успеваю наводить порядок, почти каждый день на работе, один только выходной, садитесь вот сюда, - всё это она тараторила быстро передвигаясь по комнате.
Черняк заметил, что у Наташи были две комнаты, очевидно, другая, поменьше, была детской. Незатейливый быт хозяйки нисколько не шокировали Черняка, хоть он втайне считал себя эстетом. Сибаритство тоже было ему чуждо. Тем временем на столе стали появляться тарелки, какие-то закуски, а на сковородке уже шипела картошка с яичницей. Как апофеоз стола, появилась бутылка водки с рюмками. Наташа уже взялась разлить водку, но Черняк опередил её.
- Извините, но разливать это привилегия мужчин. Выпьем за знакомство.
Возражений не поступило и рюмки тут же опустели. Пока друзья хрустели солёными огурцами, Наташа быстро разложила содержимое сковородки по тарелкам.
- Не вовремя выпитая вторая, - провозгласил Черняк, - это напрочь загубленная первая.
Он быстро разлил водку, сказал незамысловатый общий тост, после которого все выпили. Мишка почему-то молчал, и даже друг не догадывался, о чём тот думает. Он медленно закусывал. Снова разлили. Теперь можно было выдержать паузу и поговорить. В это время из маленькой комнаты появилась девчонка четырёх-пяти лет. Короткое застиранное платьице был измятым, личико было замурзанное и белые волосёнки всклокочены. Взгляд у девчонки был испуганный, даже затравленный. Наташа предложила снова выпить. Рюмки подняли… И тут случилось то, что перевернуло жизнь Черняка на долгие годы. Маленькая девочка подошла к столу, ухватила большой кусок яичницы с тарелки Черняка и, отбежав в угол, стала жадно есть. Вид у неё был, как у затравленного зверька. У Димки водка застряла в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. Водка обжигала, но спазм не проходил. Наконец он проглотил водку и быстро запил водой. Девчонка уже доела кусок и облизывала пальцы. Черняк, молча, поднялся из-за стола.
- Ребята, вы куда? – удивилась Наташа.
- Дочку накорми, - хмуро процедил Черняк. – Увижу, что ребёнка обижаешь… - Димка поднёс к носу внушительный кулак, потом он вытащил из кармана пять рублей и положил на стол, - купи девчонке что-нибудь, я проверю. Пошли, Мишка.
Потом он взял со стола недопитую бутылку водки и вылил в умывальник. Вместе с другом Димка вышел на улицу. Настроение было поганое, если не сказать хуже. Увольнение было напрочь испорчено, в Клуб идти уже не хотелось. По дороге в часть друзья шли, молча, и даже не смотрели друг на друга, словно боялись прочитать в глазах друг друга нечто порочное, преступное. На КПП их встретил дежурный по части каптри Баранов.
- Чего так рано, краснофлотцы? – спросил он с подозрением.
- Настроение пропало, Юрий Иванович, - буркнул Черняк.
- Что-то вы мутите, ребята. Ладно, давайте увольнительные отмечу. А чего это краснофлотец Арбузов надулся, как сыч, и даже рожа не красная.
- Так ведь настроения нет, - ответил за друга Черняк.
- Ладно, дуйте в экипаж, - ответил офицер, отдавая увольнительные записки.
Отдав честь, друзья поплелись мимо штаба к двухэтажному зданию, где размещался экипаж. Говорить не хотелось вообще ни о чём, тем более о недавней ситуации. На первом этаже их встретил старшина первой статьи Гриша Нестеренко.
- Что, друзья, облом? - пошутил он. – Может выпить хотите? Запить неудачу не является наказуемым.
Предложение выпить несколько оживило Арбузова. Черняк же, молча, помотал головой и стал подниматься на второй этаж.
- Что это он? – поинтересовался старшина. – Неужели опять поссорились?
- Хуже, - Мишка неопределённо махнул рукой и направился к лестнице.
Димка завалился на койку. Настроение было ниже ватерлинии. В надежде отвлечься, он достал из тумбочки книгу. Но строчки сливались в серые линии, мозг отказывался воспринимать текст. Перед глазами всё время всплывало испуганное личико маленькой девочки. Это было невыносимо. Черняк отшвырнул книгу и резко поднялся с койки. Он достал пачку Беломора и отправился в курилку. Там уже попыхивал папироской Старшина Нестеренко.
- Что, брат, плохо? – спросил он, докурив папиросу и смяв гильзу в комок.
- Плохо, Гриша, мерзко и погано.
- Вижу, что тебя укусила муха крупного калибра, - Григорий обнял земляка за плечи. – Говори, Дима, говори, авось, полегчает.
Черняк долго жевал мундштук папиросы и тут его прорвало. Старшина не перебивал его, а только закурил снова. Когда Димка закончил свой рассказ, Григорий поднялся и своей огромной ладонью ухватил земляка за плечо.
- Пошли со мной, у меня есть «шило» в заначке, полкило нам хватит. Сделаем коктейль «Северное сияние» - очень помогает от разных мыслей.
Старшина нашёл баталера, что-то ему шепнул на ухо и тот заторопился куда-то. Минут через 15 баталер появился с каким-то газетным свёртком и протянул его старшине.
- А теперь, Коля, закрой нас в баталерке. И не забудь опечатать, а то проверяющий может припереться нежданно-негаданно. Откроешь ровно через полчаса.
Он втолкнул Димку в баталерку и закрыл за собой дверь. Снаружи забрякали ключи и послышались удаляющиеся шаги. Старшина подошёл к деревянной тумбочке у окна и стал производить какие-то манипуляции. Димка присмотрелся к тумбочке и не увидел на ней и намёка на замок, но старшина, наконец открыл её. Он развернул пакет на подоконнике, там была нехитрая мужская закуска. Потом достал из тумбочки бутылку и стаканы, наполнил их наполовину спиртом.
- А вода? – Димка оглянулся по сторонам.
- Без воды обойдёшься, - старшина достал из той же тумбочки бутылку откупоренного шампанского и долил его в стаканы со спиртом.
- Ты с ума сошёл, - Димка поёжился.
- А ты что, уже пробовал? – усмехнулся Григорий.
- Нет, не пробовал, - признался Черняк, - но тут и ежу понятно, что это атомная смесь, ракетное топливо.
- Пей, салага, и не спорь со старшими, - настаивал старшина. - Или ты не козак? Ты же моряк Северного флота.
Железные аргументы возымели действие. Димка залпом выпил стакан и почувствовал, как выпитое вышибает мозги. Старшина уже совал ему в рот кусок хлеба с маслом. Пододвинул алюминиевую миску с кислой капустой, куда был мелко нашинкован лук. Димка быстро запустил в миску руку и жадно запихнул в рот пучок капусты. Кислота несколько понизила стресс организма на коктейль.
- Ну, как? – ухмыльнулся старшина, - лихо забирает? То-то, брат, - заключил он, не дожидаясь ответа. – Это меня офицеры научили. Были мы год назад в автономке, ну, брат, в такой переделке, почти на грани атомной войны. Вот по приходу в базу командиры и сошли с катушек, вышибая стресс. А стресс, Димыч, не всегда бывает в текущий момент, он может сработать, как бомба с часовым механизмом. Я там случайно был в их компании, но попал в разгар пира. Вот тогда и попробовал коктейль «Северное сияние».
- Нет, после этого я вообще брошу пить, ни-ни.
- Вот и славно, - улыбнулся старшина, - а теперь ещё один с прицепом и – атас, расход, - на этот раз он налил Димке поменьше.
Добавочная порция «атомного» коктейля на этот раз подействовала не сразу, но с каждой минутой Димка стал ощущать, что мир проваливается куда-то, руки и ноги отказывались повиноваться разуму, который ещё делал попытки собрать организм в кучу. В это время в замочной скважине заскрежетал ключ. Старшина быстро убрал в тумбочку остатки пиршества.
- Коля, - скомандовал он баталеру, - свистни двух бойцов покрепче и пусть предадут тело в койку. И чтоб языки все держали на привязи, - пригрозил он, - а иначе сгною на палубе.
Два молодых матроса-первогодка дотащили Черняка до койки, раздели и укрыли синим одеялом. Под койку предусмотрительно поставили тазик. Если по дороге из баталерки Димка ещё кое-как перебирал ногами, то у самой койки сознание полностью отключилось. Минут через пять старшина подошёл к койке Черняка.
- Ну, спи, земляк, - усмехнулся он. – Извини, брат, другого лекарства не было.