Беседы на кухне с Петровичем - 2

Вадим Ирупашев
                * * *

     – Привет, Петрович.
     – Привет. Какой-то ты замученный.
     – Да тараканов не могу выморить! Совсем уж твари обнаглели.
     – А я тараканов люблю.
     – Да ты что, Петрович, шутишь, что ли?!
     – О тараканах мы потом поговорим, а сейчас выпьем, закусим.
     – Хорошо пошла водочка-то, Петрович, спасибо тебе.
     – Так вот, о тараканах. Я их люблю, а они спасают меня от одиночества. Как-то я решил их вывести и вывел, но потом уж и пожалел.
     – Как так?
     – Давай-ка ещё по одной, а то что-то в горле пересохло.
     Ну вот, избавился я от тараканов-то, и такая тоска на меня навалилась, что уж не знал, куда себя и деть-то. Но, слава Богу, тараканы-то уже через месяц вновь появились, видимо, от соседей ко мне приползли.
     – Да как же ты с ними, Петрович, уживаешься-то, ведь противно?
     – А я тараканов прикармливаю, и мы прекрасно уживаемся. Тараканы-то очень умные создания, и когда к ним по-доброму, то они понимают и не лезут, куда ни попадя.
     – Ну вот, а меня жена запилила: избавься да избавься от этих тварей…
     – Бог с ней, с женой-то. Давай ещё по одной, да закусывай, а то опьянеешь.
     – А вот говорят, Петрович, тараканы-то всякие заразные болезни переносят.
     – Глупости всё это. Я с тараканами уже столько лет живу и ничем от них не заразился. Как-то прочитал я статью о тараканах в энциклопедии и был удивлён! Оказалось, что тараканов-то на земле свыше трёх тысяч видов, только в России их около пятидесяти видов. А появились тараканы на земле даже раньше человека. Учёные говорят, если когда-нибудь человечество вымрет, то тараканы, как самые приспособленные к жизни на земле, выживут.
     – Умный ты, Петрович, и не удивительно: как-никак, вышку окончил.
     – Ну, давай допьём. Да ты закусывай, а то, не дай Бог, опьянеешь, так тогда тебя жена-то вместе с тараканами выморит.
     – Ну, спасибо тебе, Петрович, за угощение и умный разговор. Пошёл я.

                * * *

     – Привет, Петрович.
     – Привет. Заждался я тебя. Присаживайся, выпей, закуси…
     – Эх, и крепка же твоя водочка, Петрович!
     – Ну рассказывай, что опять невесел?
     – Петрович, ты американцев любишь?
     – Странный вопрос, никогда об этом не думал.
     – А я вот не люблю американцев!
     – Почему?
     – А чего они везде суются?!
     – Суются и суются, тебе-то что до того, что суются? И мы везде совались, когда были сильными.
     – Так ведь американцы-то захватить нас хотят, недра наши, всё остальное.
     – А на какой хрен мы им нужны, со всеми нашими недрами и проблемами?
     – Так ведь американцы наш Советский Союз развалили. А как хорошо мы жили-то!
     – Кончай ныть-то. Давай-ка выпьем, закусим.
     – Быть может я, Петрович, ещё за одной бутылкой сбегаю?
     – Достаточно для тебя на сегодня. Вот ты говоришь: «развалили». Сами мы себя развалили, пропили всё, разворовали, раздарили. Вот и мы с тобой пьём каждый божий день. И в этом американцы виноваты?
     – И вот ещё о чём я хотел тебя спросить, Петрович. Почему-то я евреев не люблю.
     – Действительно, почему?
     – Да и сам не знаю. Вот как увижу еврея, так и хочется ему по морде дать.
     – А может быть, тебе надо дать?
     – Может быть, и мне…
     – Я думаю, у нас, у русских, всё это от зависти и бессилия.
     – Это ты, Петрович, правду сказал! Но почему они все такие умные и богатые?
     – А кто тебе мешает умным-то быть?
     – Не знаю, как-то я не думал об этом.
     – Давай-ка ещё по одной пропустим, закусим…. Бери огурчик-то.
     – А вот ещё, Петрович: почему их, евреев, мало, а они везде? В инженерах, начальниках, банкирах – они даже песни для нас сочиняют и поют. И в шахматах они. Я вот в шахматы-то так и не научился играть, а они все – гроссмейстеры!
     – Ты меня в тупик ставишь своими вопросами, даже не знаю, что и сказать-то. Ну, может быть, евреев Бог любит, но вряд ли, ведь они Христа не признают.
     – Ну вот, Петрович, даже ты, такой умный, а объяснить не можешь!
     – Оставим в покое этих несчастных евреев, и давай-ка допьём водочку-то.
     – Только и остаётся, что допить.
     А водочка-то твоя, Петрович, хороша! Ну, я пошёл.

                * * *

     – Привет, Петрович.
     – Привет. Садись, я уже налил.
     – Спасибо, Петрович.
     – Чем ты так доволен, весь светишься?
     – Да утром с женой в церковь ходили.
     – А ты верующий? Что-то я за тобой такого не замечал.
     – Я православный.
     – Ну и как там, в церкви-то?
     – Мы с женой свечки поставили за наших умерших родственников.
     – А зачем?
     – «Зачем, зачем»! Положено так – все и ставят.
     – Так ведь родственники-то ваши умерли, и если они нагрешили в своей земной жизни, то уж им ни молитвами, ни свечками не поможешь! И остаётся надеяться только на милость Божию. А Бог милостив!
     – Не знаю… Говорят, так надо.
     – А ты Библию-то читал?
     – Пытался когда-то читать, да ничего не понял.
     – Так во что же ты веришь?
     – Священник сказал, что если я русский, то должен быть православным верующим. А я, вроде как, русский.
     – Да, трудно и возразить-то. А давай-ка мы с тобой допьём.
     – Петрович, а ты верующий?
     – Умолчу. В церковь не хожу. Я сам по себе.
     – Петрович, а вот жена говорит, скоро пост. Я и переживаю, ведь в пост-то и водочки нельзя будет выпить.
     – Ну, это уж ты сам решай. А я поститься не намерен. Но с женой ругаться я тебе не советую, уж как-нито неделю-то и продержишься без водки, а там мы с тобой восполним потери.
     – Ну пока, Петрович. Всё-таки хорошо, когда с умным-то человеком поговоришь.

                * * *

     – Привет, Петрович. Извини, опоздал: жена затюкала, житья не даёт!
     – А вот надо мной ни начальников, ни жен. Выпей, успокойся.
     – Дурак я, Петрович, влюбился когда-то, вот и мучаюсь. А ты, Петрович, никогда, что ли, не любил?
     – Никогда.
     – Что-то я не верю.
     – Когда-то и я хотел жениться, признаюсь, были такие мысли. А как подумал, что надо будет отдавать чужому человеку свои кровно заработанные деньги, так и одумался. А был бы я сейчас молодым, так и подавно не женился бы. Вон они какие сейчас алчные, с такими и деньги, и время, и здоровье загубишь.
     – А я вот, Петрович, втюрился, а теперь и жалею. И ведь никуда не денешься. Тоска!
     – А тоска, так выпей.
     – Петрович, я вот всё думаю: а куда любовь-то уходит?
     – Странный ты человек! И уходить-то нечему, ведь любовь это только воображение. Недаром сейчас придумали гражданский брак. Очень удобно: как воображение-то исчезнет, люди и расходятся в разные стороны.
     – Петрович, так это же разврат.
     – Может быть, и разврат, но удобно. Не унывай – выпей, тебе и полегчает.
     – Петрович, а ты когда-нибудь имел желание какую-нито девицу полюбить?
     – Нет, и очень этим горжусь.
     – Удивительный ты человек, Петрович, умный, и так легко с тобой. Ну, я побегу – жена ждёт.

                * * *

     – Привет, Петрович.
     – Привет. Опять ты какой-то недовольный. Садись, выпей.
     – Да вот, Петрович, всё думаю, почему я такой несчастливый?
     – Почему же ты думаешь, что ты несчастлив?
     – Да ведь вижу я, как другие-то люди живут. И жёны у них красавицы, и дети умные, и денег много.
     – Живут-живут, да откуда ты знаешь, как живут-то? Может быть, они только делают вид, что счастливы?
     – Петрович, а ты счастлив?
     – Даже не знаю, как тебе и ответить. Ты не поверишь, но я боюсь быть счастливым. Станешь счастливым-то, привыкнешь, и вдруг несчастье нагрянет. Ну, с ума-то и сойдёшь.
     – Но всё-таки, Петрович, как-то и завидно, когда видишь счастливых-то. Вот мой сосед за взятки отсидел три года, а сейчас у него и бизнес, и машины, и умные дети, и у всех квартиры…
     – А ты не смотри на счастливых-то, а смотри на несчастных – тебе и легче станет.
     – Умный ты, Петрович, всегда и объяснишь, и успокоишь… Можно, Петрович, я себе налью, выпью?
     – Не только можно, но и нужно! Выпьем и закусим.
     Вот ты жалуешься на безденежье. И у меня нет денег, а я не только не переживаю, но даже радуюсь этому.
     – Как так?
     – Ну вот представь: были бы у тебя деньги, даже много денег, и стал бы ты думать каждый божий день, куда их спрятать, следил бы за курсом доллара, реформы денежной опасался. С ума бы от такой жизни-то сошёл.
     – Я об этом, Петрович, как-то и не думал.
     – Вот у меня когда-то были деньги, и не малые, но случилась денежная реформа, и я всё потерял. Я тогда чуть инфаркт не получил, и сейчас, как вспомню этот ужас, тошно становится. А ты, небось, без денег-то спокойно реформу-то эту пережил, поди, её и не заметил даже.
     – Ты, как всегда, прав, Петрович.
     – Вот видишь, без денег-то и спокойнее жить.
     – Но ведь хочется иной раз, Петрович, что-то и купить, жену, детей побаловать.
     – Побаловать! Даже смешно слушать тебя. Человек-то ко всему может привыкнуть: и к безденежью, и к жизни без баловства. За баловство-то потом и расплачиваться приходится.
     – Ну, давай, разливай, допьём.
     – Допьём, Петрович. Умный ты, успокоил меня. Я вот огурчиком закушу и домой пойду.

                * * *

     – Привет, Петрович.
     – Привет. Присаживайся, выпьем, поболтаем. Что опять-то у тебя случилось?
     – Да вот, Петрович, жена запилила, алкоголиком меня обзывает. Неужели, Петрович, мы с тобой алкоголики?
     – Успокойся. Мы не алкоголики, а просто бытовые пьяницы.
     – Вот и я ей говорю то же самое. А она ещё и пугает: говорит, если пить не бросишь, в ад попадёшь.
     – Ну, уж это она загнула! Да и есть ли этот ад-то? Вот некоторые умные люди говорят, что здесь, на земле, настоящий-то ад, и что страшнее уж ничего и быть не может.
     – Как это? А говорят, что ещё и рай есть.
     – Это сложный вопрос. Если и есть этот рай, то вряд ли кто из живущих на земле в него попадёт, разве что по большому блату. А блата, как ты сам знаешь, у нас с тобой нет.
     – Что же делать-то, Петрович? Ведь и страшновато как-то…
     – А ты бросить пить сможешь?
     – Нет, Петрович.
     – Ну, тогда остаётся нам с тобой только и уповать на Бога, а он милостив. А с женой не спорь, пусть она думает, что Бог тебя накажет – ей так легче будет, она и успокоится.
     – Петрович, но как-то это и несправедливо: если я пью, так уж и в рай не попаду.
     – А ты не переживай. Даже праведники и святые не знают доподлинно, в какое место их Бог определит.
     – А вот ещё, Петрович. Жена совсем уж запилила – говорит, я книги не читаю.
     – Совсем не читаешь?
     – Да я в них, в книгах-то, если честно, ничего и не понимаю. Начну, бывает, читать, и поначалу-то как бы всё и понимаю, а потом в глазах всё расплывается, и уж не помню, с чего  начал и чем закончил.
     – А со школы-то что-нибудь помнишь?
     – Ну, Пушкина что-то, Некрасов, там про какую-то лошадку, везущую в гору воз с дровами…
     – И желания читать у тебя никогда не возникает?
     – Нет, не возникает.
     – Так и не читай.
     – Да жена застыдила. Говорит, что я от водки-то совсем ум потерял.
     – Ну, это её личное мнение. А я вот смотрю на тебя и вижу, что ты не совсем уж дурак.
     – Да и я так думаю.
     – А читать-то тебе и не надо. Вот я когда-то читал, а потом решил бросить. Пустое это занятие, чтение-то. Ум-то можно развить и без книг. И к такому выводу многие пришли, сейчас уж мало кто и читает.
     – Успокоил ты меня, Петрович. А можно я выпью, в бутылке-то немного осталось?
     – Допей-допей, а я пока книжку для тебя поищу.
     – Уж очень толстая книжка-то, Петрович. Я, пожалуй, в ней ничего и не пойму.
     – А тебе и не надо понимать! Открывай книжку в любом месте и делай вид, что читаешь и тебе интересно. А что толстая, так это и хорошо: жена-то тебя сразу зауважает.
     – Спасибо тебе, Петрович. Настоящий ты друг! Ну я пошёл.