Шутка

Борис Виленский
                ШУТКА
                (Рассказ)
- Привет, Коряга! А у тебя новые соседи, - было непонятно, Шагин сообщал или злорадствовал.
- Да мне и старые не мешали, - в тон ему ответил Корягин. – Новоиспечённые студенты или с нашего курса кого перевели? – равнодушно поинтересовался он.
- Сюрприз! – Шагин продолжал скалиться, что зародило у Виктора смутные подозрения.
Он неторопливо пошёл по длинному коридору, перебирая в уме варианты сюрприза. Виктор Корягин был студентом четвёртого курса медицинского института. За три года учёбы в Москве он стал заправским москвичом, хотя никогда не открещивался от родного Урала. Как будущий медик, обладал некоторой долей цинизма. Это свойство со временем появляется при посещении анатомического театра, где будущим хирургам преподают азы их профессии. Виктор по пути решил, что если компания ему не понравится, то можно будет обратиться к коменданту общежития за содействием. А комендантом была сорокалетняя разведёнка Галина Николаевна, которая явно симпатизировала Корягину.
Открыв дверь в свою комнату, Корягин застыл на пороге. В комнате сидели три маленьких вьетнамца, напоминающие нахохлившихся воробьёв. Немая сцена могла бы продолжаться долго, если бы вьетнамцы не вскочили, чтобы познакомиться со старым обитателем студенческой кельи. Они улыбались и кланялись.
- Да, сюрприз удался, - подумал вслух Виктор. – Прямо трое из ларца…
Вьетнамцы и вправду были похожи друг на друга, как близнецы. Корягин про себя помянул крепким словом Шагина. Пауза затягивалась, как в плохой пьесе. Виктор поздоровался лёгким кивком и рухнул на свою кровать. Вьетнамцы продолжали стоять.
- Всем расслабиться! – скомандовал Виктор, нисколько не заботясь, понимают его или нет.
Подобный расклад заставил его интенсивно осмысливать ситуацию. Но ничего путного не приходило в голову. И тут он вспомнил армейские шутки, которые не всегда были изящными, но весьма изобретательными. Варианты в голове прокручивались, как цифровые диски арифмометра. Взглядом он случайно зацепился за радиоточку, стоящую на подоконнике. По установившейся традиции среди многих студентов радиоточка была не только источником новостей, но и будильником. Студентам часто приходилось ложиться спать поздно и вставать рано, чтобы успеть на лекции. Чтобы добраться от общежития до института, нужно было проехать пол Москвы. Поэтому в шесть утра государственный гимн служил хорошим будильником. Мысль эта была ещё расплывчатой, но почему-то укрепилась в сознании Виктора.
Днём на лекциях в перерыве между парами, Корягин подошёл к Маше Нечаенко. Из всей группы Маша выделялась не только своим шармом, но и лёгкостью характера. Она совсем не была похожа на высокомерную москвичку, хотя её отец был ведущим хирургом госпиталя Бурденко, и вовсе не была легкомысленной девушкой, как многие сверстницы, но весьма начитанной и успевающей студенткой. У Виктора сложилась своеобразная дружба с Машей, которая не переходила в роман. Виктор не ревновал её к поклонникам, но оберегал от чересчур назойливых ухажёров. Он был старше всех в группе, потому что после армии, к тому же, увесистые кулаки были наглядным аргументом в критической ситуации. Виктор никогда не задирал сокурсников, но отпор мог дать неслабый.
- Маша, мне нужен твой совет. Помнится, ты ездила с отцом во Вьетнам. Мне нужно знать о вьетнамцах как можно больше.
- Ты что, вьетнамку себе присмотрел? – пошутила Маша. – И с какого она курса?
- Нет, хуже, - вздохнул Виктор,- ко мне в комнату поселили троих. Вот и не знаю, что с ними делать.
- Всего-то? - Маша явно была разочарована. – А я надеялась услышать романтическую историю евро-азиатской любви.
- Маша, постарайся быть посерьёзней, мне, честно говоря, эти зарубежные гости нарушили душевное равновесие. Они такие маленькие и худые. А вдруг им придёт в голову какая-нибудь гастрономическая идея – а я тут, под боком, совершенно беззащитный ночью. К тому же, они уже владеют хирургическими навыками. Ведь там у себя они едят всё, что летает, ползает или бегает.
- Корягин, у тебя буйная фантазия, - прыснула Маша. – У отца есть хороший психиатр, который специализируется на фобиях.
- Маша, не дури! - пригрозил ей Виктор, - а то лишу тебя… - он попытался подыскать слово, - своего расположения, - нашёлся он.
- Хорошо. Будешь конспектировать?
- Да нет, так запомню, - заверил её Виктор.
- Слушай. Кстати, мои лекции чего-то стоят?
- Кафе-мороженное обещаю, - заверил девушку Виктор.
- Я могу тебе поведать только о своих наблюдениях, - предупредила Маша, - остальное сам сообразишь.
Девушка рассказала о высокой дисциплинированности вьетнамцев, об их наивности  и полном непонимании русского менталитета и юмора. Пока Маша рассказывала, у Виктора уже созрел план. После занятий они зашли в кафе-мороженное, где просидели полчаса. После этого Виктор поехал в общежитие.  В столовой он набрал пирожков на ужин и засел писать курсовую работу. Его соседи-вьетнамцы пришли уже после девяти вечера. Это вполне устраивало Виктора. Когда рука устала писать, он решил перекусить. Достав из тумбочки кипятильник, он быстро вскипятил в стеклянной банке воду и засыпал чаем. Когда заварка осела на дно банки, Виктор отлил часть крепкого напитка в эмалированную кружку, добавил сахара и меланхолично стал жевать уже давно остывшие пирожки. Соседи пристально наблюдали за ним, словно чего-то ожидали. Виктор вымыл руки от пирожков и снова засел писать. Вьетнамцы что-то тихо говорили друг другу и листали страницы учебников. Их речь, непривычная для слуха, вскоре стала раздражать Виктора. Ближе к полуночи он включил радиоточку, послушал новости и завалился спать. После полуночи вещание прекращалось до шести утра.
Гимн СССР из радиоточки потряс своей громкостью не только комнату Корягина, но и соседей за стенкой. Виктор вскочил, как ужаленный, с постели и встал по стойке «смирно». Вьетнамцы тоже были потрясены мощью советского гимна и, с некоторым замешательством, тоже встали рядом с койками. Когда прозвучали последние торжественные аккорды, Виктор выключил радио и бухнулся в койку. Ещё час он мог поспать или провести в сладкой дрёме. Проснувшись, он заметил, что вьетнамцы сидят одетые на своих кроватях. Похоже, им так и не удалось заснуть после мощной музыкальной встряски. Перед уходом в институт Виктор, не дожидаясь вопросов, объяснил вьетнамцам, что этот ритуал они соблюдают каждый день – таков государственный порядок. Ребята из соседних комнат обсуждали утренний переполох в коридоре. Виктор популярно объяснил им ситуацию и попросил не вмешиваться в его стратегию. Кто-то воспринял историю с юмором, но были и недовольные. Последним Виктор предъявил к носу внушительный аргумент в виде кулака. По коридору потянулись студенты на выход, никому не хотелось опаздывать на лекции.
- Вить, - Маша Нечаенко тронула Корягина за плечо, - ну, как твои подселенцы?
- Занимаюсь дрессировкой, - сказал Виктор, - я их научу Родину любить.
Это фраза прочно засела в его голове, потому что в армии её авторитетно вколачивал в головы солдат ротный старшина. В его арсенале всегда было много убедительных словесных находок, которые на гражданке не всегда понимались или почитались экзотикой. Вскоре про «эксперимент Корягина» слух разошёлся по всему общежитию. Это развлекало студентов. Многие высказывали предположения, когда и чем это кончится. Эта новость передавалась по всему институту. Виктор продолжал «дрессировку» соседей, каждый день вскакивая при звуках гимна. Это было, как утренняя гимнастика. Но однажды Виктор бесповоротно влюбился в молоденькую медсестру во время практики в больнице. Он, легко расстававшийся с девушками, вдруг обнаружил в себе стойкую привязанность и нежность к Людочке. Так дело дошло до свадьбы, которую по-студенчески сыграли скромно, но весело. Виктор переехал к молодой жене. В комнату общежития, где он жил, тут же подселили другого студента. Долговязый рыжий очкарик уверенно обосновался на новом месте, забытые или брошенные вещи прежнего хозяина койки он свалил в пакет и отдал коменданту. С вьетнамцами он общался вежливо, но с нотками превосходства. В первое же утро из динамиков душераздирающе прозвучал гимн. Вьетнамцы вскочили, а новый сосед, не вставая с койки, длинной рукой через спинку нащупал радиоточку и с силой рванул провода. Гимн оборвался на полуслове. Этот варварский акт привёл вьетнамцев в состояние ступора. Вечером они соединили порванные провода. Но утром сосед снова их вырвал и разразился гневной тирадой, из которой вьетнамцы ничего не поняли. Тогда они пожаловались коменданту, через день снежный ком докатился до деканата. Корягин стоял «на ковре» у декана и блаженно улыбался. Никакие претензии декана не могли ему испортить настроение от медового месяца. Он словно находился в защитном коконе, от которого слова декана отскакивали, как горошины. Вскоре персональное дело Корягина стали рассматривать в комитете комсомола. Для этого членов комитета даже освободили от лекций. Виктор стоял у окна и разглядывал деловитых ворон, шумно-суетливых воробьёв, словно сейчас говорили не о нём. Когда закончились выступления и в его адрес посыпались вопросы, Виктор словно очнулся. Ему не хотелось оправдываться или что-то говорить.
За политическое хулиганство некоторые членкомы предлагали исключить его из своих рядов. Виктор, виновато улыбаясь, положил на стол комсомольский билет. Но при голосовании исключение не набрало большинства и ему пришлось забрать билет обратно. Всё ограничилось выговором без занесения. Виктор вышел на улицу, хотя ещё остались две пары лекций. Он помнил, что у жены сегодня выходной, который лучше провести с ней. Он шёл к метро и улыбался прохожим.