Каждый день был днем сурка, пока не пришел тот самый.
Игла рассвета вонзилась мне в глаз. Ввинтив в свой мозг сознание, я приподнялся на локти и оглядел гостиную: пушистый, но посеревший с годами ковер пузырился под ножкой углового дивана, сиреневые занавески пропускали через себя свет и окрашивали лакированные полки в нежно-лавандовый. Стрелки настенных часов не говорили мне ни о чем, я просто не мог прочесть время, я видел в их вытянутой остроугольной форме глаза хищной птицы, отчего мне стало не по себе. Я стянул с ног одеяло. Вспомнил про Аниту. Она еще спала. «Проснись и пой!»
-Да, да, ща-ща-ща…
Слегка блеснув влагой роговиц в щелочке глаз, она снова сомкнула их.
-Нет, нет, никакого обмана, вставай!
-Встаю, не видишь, что встаю? Погоди…мои глаза! Я не вижу!
-В смысле?
-Еще умнее вопроса не придумал? В самом что ни на есть прямом смысле! Я ослепла!
-Это должно быть побочка! Все пройдет!
-Да ладно? Спасибо, кэп! Легче мне не стало! Что сейчас-то делать?
-Тебе все равно некуда торопиться. Давай поговорим.
-О-о-о, отли-и-чная идея! Супер!
-Есть идеи, что мы можем сделать?
-Ну не знаю, вызвать скорую?
-Как раз об этом я и хотел поговорить. Что мы скажем врачам? Что будет, когда они возьмут анализ нашей крови?
-Да, накладно выходит.
-Может, позвонить ментам? Скажем, что нас накурили, нас и отпустят.
-Чтобы против нас ополчилась их мафия или, не знаю, нелегальная лаборатория ли секта? Можно ведь просто перестать ходить туда, и все образуется!
-Анка! Ты в состоянии это сделать? К тому же, мы уже выяснили: люди это непростые, мы сто процентов уж е занесены в их какую-нибудь базу.
Анка молчала. Внезапно по ее щекам покатились слезы. Со всхлипами она сказала:
-Я не хочу сгнить от этой дури! Я хочу все вернуть! Почему? Почему я увязалась за тобой в этот мрак?
-Может, потому что ты любишь меня?
Мои слова, словно пуля, вошли в ее грудину, она нервно закашляла. Потом Анка вскочила с кровати и подошла к окну. Я сел на кровати, положив ногу на ногу. Она словно долго высматривала что-то в тумане, пока не остановила взгляд на чем-то в районе дороги, не увидела в проходе ту самую женщину в джинсах.
-Мы можем уехать. Уехать и начать новую жизнь. Сядем на первый попавшийся поезд и отправимся в Карелию. Будем дышать соснами, касаться носками водной глади, слушать пение птиц. Нас и не станут искать.
-А как же твоя мама?
-Ты не помнишь?
-Что?
-Она умерла неделю назад.
-Как? Ты шутишь?
-Я серьезнее, чем когда-либо.
И тут уже заплакал я.
-Анка, мы больны! Мы так увлеклись иллюзорным счастьем, что забыли о нашем настоящем! Может и наша любовь – лишь иллюзия?
-Нет! Нет, нет, не говори так! Я тебя не брошу!
Анита кинулась ко мне, забыв о слепоте, и, споткнувшись о ковер, упала на диван. Она обняла меня, возможно, впервые за все время. Мы плакали оба. Это было так странно, мы были как Сид и Нэнси, как Гэрри и Мэрион, но почему-то оставались совсем другими. Возможно, потому что у нас была надежда, не было печальной музыки за кадром, не блестели глаза кинозрителя. Последний детеныш погиб. Я один на один с хищной, ненасытной птицей. Мы вот-вот столкнемся, но нас может также разделить холодная толща воды. Страшно прыгать в воду. Ведь под ней неизвестность. Но страшно не прыгнуть, ведь исход слишком понятен, слишком очевиден. Время на исходе…
Мы вышли на улицу, шатаясь и опираясь друг о друга. Было раннее утро, улицы были пусты. Мы шли покупать билеты. Мы плакали, хватали губами еще не согретый июлем воздух. Надежда своим белоснежным пушком щекотала наши чрева. Мы шли, чтобы прыгнуть в неизвестность.
Но, ничтожество во плоти, я завыл – «НЕТ, ПРОСТИ, АНИТА, Я НЕ МОГУ!» - и понесся, спотыкаясь и падая, в сторону подворотни.
-Ты жалок! Остановись! Это так тупо!
Слезы и не думали кончаться. Наши души зря пытались вымыть всю ту боль, что копилась в груди три с лишним месяца. Мы уже не были людьми, мы не жили – мы химеры, мы существовали за счет нового состава нашей крови, нового смешения двух несовместимых измерений. Мы боялись вернуться в нормальную жизнь, и это был животный страх. Это было подобно пиле в твоей левой руке, которую ты склонял над правой. Ты не сможешь, не сможешь отрезать ее! Это больно! Опасно!
-Прости, Анита!
- Ни за что! Ни за что не прощу!
Вдруг, я услышал, как за моей спиной рухнуло тело. Я обернулся! Анка лежала без сознания. Милая, милая Анка, как я не хочу тебя терять!
Я побежал к ней, но с каждым шагом я ощущал все больше царапин от хищных когтей смерти! Все больше тяжести текло по моим венам. Я уже был рядом, но успел только выпалить в космос: «Это новая жизнь, Анка!»
-Белый свет.
-Финальный белый свет? Нет! Не может этого быть!
-Нет же, смотри, Анка! Мы в больнице! Добрые прохожие нас подобрали и отвезли в больницу! Теперь-то все наладится. Как же здорово, правда?
-Да, очень здорово. Но погоди, где ты Сеня, я не вижу тебя?
-Сеня…ты впервые так меня назвала?
-Теперь у нас все по-другому, забыл что ли? Но все же, где ты?
-Я справа от тебя, на соседней кровати.
-Отчего ты ко мне так далеко?
-Не можем же мы лежать на одной койке. Мы все в проводах.
-Аппарат запищал чаще. Наверное, это оттого, что сердце мое бьется чаще, когда я слышу твой голос?
-Так давай же я подойду поближе? Я хочу к тебе, Сеня!
-Не нужно, Анка, не снимай провода.
-Нам твоих трубочек на двоих хватит.
-Анка, что мы о пустом? Мы завтра поедем в Карелию! Как ты там говорила? Сосны, водная гладь…
-Да-да, а еще детки!
-Какие еще детки?
-Наши, наши детки, Сеня! Я уже и имена придумала: Аглая и Тимка.
-Аглая…почему Аглая? Что за странное имя?
-Моя мать была Аглая. А Тимофеем был твой любимый дедушка. Он же моряк, помнишь, ты мне рассказывал? Ты так любил его, помнишь?
-Конечно помню, конечно!
-Мы будем топить свою печку, будем ловить свою рыбу, все у нас будет свое!
-Скорее бы это твое «будет» стало «есть».
-Мы не будем помнить всех этих ужасов, все оставим в прошлом!
Я услышал копошение.
-Ты сняла трубки?
-Да, и иду к тебе. Мне хорошо, мне очень хорошо, Сеня!
Она припала головой к моей груди. Я провел рукой к ее волосам и почувствовал ее тепло, ее запах, впитал подушечками пальцев ее жажду жить.
«О Анита, как же хорошо, что мы победили эту смерть, как хорошо, что никогда мы не увидим лицо этой ужасной женщины, не окажемся в тисках вышибалы, не будем валяться на асфальте. А когда мы состаримся, мы будем сидеть на скамейке, а в наших ногах будет спать щенок. Тебе же нравилась та моя история, ведь так? Анита, ведь так?»
Хищная птица клюнула меня в грудь. Перед глазами моими летал пух, а в голове играл тот самый блюз…блюз северных островов.