Любопытный наблюдает жизнь через замочную скважину. Осторожный - сквозь дверной глазок. Романтик - в подзорную трубу. Человек обыкновенный пользуется окном.
Житель города N, обыкновенный человек Семён Семёнович уже с полчаса, как стоит у окна и наблюдает. Выражаясь витиевато, Семён Семёнович держит руку на пульсе времени. Но не чувствует биения жизни. То ли Семён Семёнович не умеет слушать пульс, то ли это время уж совсем дохлое.
И то сказать, с самого утра небо города N слезится дождём. Как-будто старушки-матери всей земли заплакали одновременно. Им сказали, они зарыдали. Ах, скажите им, пусть перестанут! Но нет, не слышат. И плачут, и плачут, и плачут...
- И это у них называется "моросящие осадки", - недовольно бурчит Семён Семёнович, прижавшись носом к запотевшему холодному стеклу. Редкие капли нарисовали на стекле сеть марсианских каналов. "Есть ли жизнь на Марсе?", - вопрос этот когда-то всерьёз волновал юного Семёна Семёновича. Но потом жизнь поставила перед ним другие вопросы и нынче ему глубоко безразлично, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Жизнь давно приучила Семёна Семёновича думать конкретно: что видит, о том и думает.
Что же видит в своё окно Семён Семёнович? Проспект, утыканный серыми параллелепипедами зданий, положенными на бок, или поставленными "на попа". Из-за большого дома напротив выглядывает мачта ЛЭП и торчат три дымящие трубы.
- Три трубы - "крейсер". Б1 - ранен, Б2 - ранен, Б3 - убит... - бормочет Семён Семёнович.
"Убит!... к чему теперь рыданья, пустых похвал ненужный хор и жалкий лепет оправданья?", - всплывает в голове у Семёна Семёновича что-то из школьной программы.
По проезжей части медленно движется железный поток мокрых машин, надолго застревая у светофора на перекрёстке. А по тротуару, как муравьи, снуют туда-сюда укрывшиеся под зонтами люди. Людишки, если смотришь на них с высоты одиннадцатого этажа. Преобладают тёмные зонтики, но иногда мелькнёт и ярко-красный, под которым, наверняка, прячется женщина. Возможно, молодая и симпатичная. Но сегодня даже мысль о молодой симпатичной женщине не греет Семёна Семёновича.
- Где мои семнадцать лет? - с тоской спрашивает он.
- Они ушли. Ушли и не вернулись, - отвечает Семёну Семёновичу внутренний голос.
- А далеко ли они ушли? - интересуется Семён Семёнович.
- Далеко. Семнадцать тысяч триста пятьдесят пять дневных переходов. Их не догонишь, - докладывает внутренний голос. (Внимание! Наличие внутренних голосов - признак душевного нездоровья. Никогда не следуйте их советам!).
- Вот послушал бы тогда Борю и Цилю, таки сейчас бы видел в окно пальмы. Пусть три, но гордые. И сионизм с человеческим лицом Абрам Моисеича, - сообщает Семён Семёнович навострившим уши стенам. (Тут автор вынужден вмешаться и направить мысли Семёна Семёновича в правильное русло. Семён Семёнович, ничто не идеально: ни кисло-сладкое еврейское счастье, ни русский праздник со слезами на глазах, ни большая американская мечта с "джанк-фудом". Не всё ли равно, как навалилась на вас жизнь - как тысяча пудов или, как шестнадцать тонн? Да и вообще, лучше никогда, чем поздно.)
- А, чего уж теперь, - вздыхает Семён Семёнович - Что не сделано, то не сделано... (Похоже, Семён Семёнович у нас совсем слился. Давайте, шепнём ему на ушко проверенный рецепт от чёрной хандры или, по-научному, депрессии. Вот, теперь он know how.)
"Надо выпить", - вдруг, неожиданно для себя, осознаёт Семён Семёнович. (Браво, Семён Семёнович! Осознанная необходимость - это есть свобода! Свобода, о которой так много говорили в лагерях и на советских кухнях.) Семён Семёнович достаёт из холодильника початую бутылочку водочки, чёрный хлебушек и копчёную колбаску. Делает себе пару бутербродов и направляется к дивану.
- Подвинься, Обормот, - говорит он большому рыжему коту, развалившемуся на диване. Кот Обормот с закрытыми глазами недовольно подёргивает кончиком хвоста. Семён Семёнович садится рядом, включает телевизор и наливает себе первую рюмочку.
- Будь здоров, Обормот, - говорит он. Кот лениво открывает один глаз, произносит нечленораздельное: "Мрррмяу" и снова засыпает. Семён Семёнович выпивает и закусывает. На экране пьяный Шурик выдаёт своё вечное:
- Птичку жалко...
Водочка тёплой волной разливается по телу.
- Как ангел босыми ножками пробежал, - шепчет Семён Семёнович...
И вскоре, страдающий близорукостью Семён Семёнович уже смотрит в будущее с оптимизмом. А вот о том, как будущее, страдающее дальнозоркостью, смотрит на Семёна Семёновича, я расскажу вам в другой раз.