Геродот, в описании народа иирков (Iyrkae), отмечает их способ охоты: «Охотник сидит в засаде, взобравшись на дерево, а деревья там в изобилии растут по всей стране. У каждого наготове конь, обученный ложиться на брюхо, с тем чтобы стать ниже, и собака. Как только охотник увидит с дерева зверя, он выстрелив из лука и сев на коня, устремляется в погоню, а собака следует за ним».
В те давние времена многие народы жили за счёт охоты и, видимо, для упоминания этого рода деятельности имеются особые основания. И, действительно – при всей возможной эффективности такого способа охоты, оправдываются ли риски, связанные с подъёмом на деревья и, особенно, экстренным спуском с них? По крайней мере, представляется очевидным, что иирки, кроме длительно осваиваемых навыков, должны были обладать специальным снаряжением. В свою очередь, разработка и изготовление подобного снаряжения предполагает определённое культурное развитие сообщества.
Древнегреческие колонии Причерноморья не контактировали непосредственно с иирками и сведения о них доходили через представителей других народов. Возможно ли, что как "особый способ охоты", воспринимается промысел лесных жителей, но не знакомый степному населению?
Таким промыслом может быть сбор дикого мёда или бортничество. В прошлом бортничество могло быть широко распространено в лесных районах, но до настоящего времени сохраняется только на Южном Урале – Бурзянском районе Башкортостана. И в наши дни промысловики добираются до бортей верхом на лошадях. Не теряют актуальности и наличие оружия и собак, поскольку, особую опасность представляют медведи – животные территориальные, нередко воспринимающие человека как конкурента.
Согласно генографическим исследованиям у представителей башкирского родоплеменного образования бурзян обнаруживается доминирующий Y-хромосомный гаплотип R1b1a2a2 – Z2103, в соответствии с данными палеогенетических исследований, указывающее на их происхождение от населения энеолитической хвалынской культуры V – IV тыс. до н.э. [Iaih Mathieson et al., 2015] или ямной культурно-исторической общности [Муратов Б.А, 2017]. Согласно предположениям самарская археологическая культура и происходящие от неё хвалынская и ямная культуры считаются индоевропейскими. Можно предположить, что название племени бурзян, исходя из самоназвания борйан (bo:rya:n), может восходить к праиндоевропейскому *bhArw- [WP II 164] – “хвойный лес” и, соответственно, *bhArwan – “житель (хвойного) леса”. Изменения могли произойти по условной схеме: *bhArwan> *borwan> *boryan (*borian, *borean)> bo:rya:n. Если принимать такую этимологию, вероятно, клан сформировался на территории современного расселения, горнолесной части Южного Урала, несмотря на то, что отмечается в исторических хрониках в разных регионах под названием бурджан и др.
Возможно, с этим связано, что в языках тюркских и финно-угорских народов Поволжья, Урала и Западной Сибири сохраняется субстратная лексика индоевропейского происхождения. Например, башкирское слово "кэрэз" (тождественные которому есть в других языках региона) – "сота", сопоставимо с реконструируемым праиндоевропейским *kar- [WP I 355] – "воск" (древнегреческое kero-s – "воск"). Непрерывность культуры пчеловодства, восходящая к бортничеству, могла способствовать сохранению данной словоформы.
Немаловажно, что именно через представителей племени бурзян до нас дошла наиболее значительная часть нематериального наследия башкирской культуры. Эпос "Урал-Батыр" и другие предания, в отсутствии письменных традиций, сохранялись сэсэнами. Баш. сэсэн /sa:sa:n/ – "сказитель, певец-импровизатор". Это слово может происходить от индоарийского s'Asana – "учение, наставление; сообщение, обращение; книга, авторское произведение" и др.
Это не единственное слово башкирского языка, не ясного происхождения, но сопоставимое с лексикой санскрита, с объяснимым изменением значения. В случае верности предлагаемых этимологий, источником этих слов не мог быть праиндоарийский или индоиранский языки. Судя по семантике, речь может идти об уже сформировавшемся индоарийском языке, близком ведийскому санскриту, соответственно, южноазиатского происхождения.
В санскрите tUla – “хлопок”. Слово, обозначающее определённый материал, при его отсутствии, могло быть перенесено на наиболее схожий с ним. В башкирском "тула" – "сукно, тонкий войлок".
В санскрите meSI – "овца". В древнеиндийской религиозной традиции многие божества имеют ездовых животных – вахан, так же пользующихся почитанием, как правило, имеющих метафорический образ. Ваханами Агни и Мангалы является баран (санскрит. meSa), Чандры – овцы. Вероятно, иконографический образ ваханы мог повлиять на выбор названия неизвестного в Южной Азии животного. В башкирском "мышы" – "лось".
Сохранение субстратной лексики без определённого изменения значения возможно в очень редких случаях (например, санскр. s'Ura – "герой, храбрый воин", соответствует баш. "сура", со схожими значениями). В других случаях связь выявляется в результате более сложных семантических сопоставлений. Индоарийское слово cUlikA имеет множество значений, которые можно свести к нескольким определениям, в том числе – "нечто расположенное на вершине" ("верхняя часть колонны" и др.) и "нечто полое" ("сосуд" и др.). Возможно, рефлексами являются слова со значением "борть" – башкирское "солок", татарское "чолык", марийское "шолык" (во всех случаях в соответствии с фонетическими особенностями этих языков). Борть представляет собой дупло в дереве или колоду, как правило, устанавливаемую на стволе дерева на значительной высоте.
Вероятно, индоарийская лексика отражает влияние произошедшее в глубокой древности. Возможно ли, что существовало индоарийское название бурзян, например, образованное от словоформы vRkSa – "дерево, древесный, лесной", которое усвоено эллинами Причерноморья в ввиде Iyrkae (иирки)? Такое обозначение может представлять собой кальку самоназвания борьян или соответствовать ему случайным образом. Это дало бы основания предполагать, что название отмеченных в "Географии" Птолемея борусков, населявших земли у Рипейских гор, также связанно с этим экзонимом борьян, но под влиянием их самоназвания изменившееся по условной схеме (* – означает гласные звуки):
vRkSa (вркша) – v*r*ks* – b*r*ks* – b*r*sk* (боруски).
Данная версия связывает иирков с одной из древних субпопуляций Южного Урала – бурзянами, предлагая согласованные трактовки значений названий, соответственно, индоарийской и древней индоевропейской этимологии. Хотя индоарийские (или поздние праиндоарийские) заимствования обнаруживаются в финно-угорских языках [Напольских В.В., 2010], безусловно, нуждается в дополнительных обоснованиях возможность присутствия в регионе в период до V в. до н.э. носителей индоарийского языка и культуры, именно, южноазиатского происхождения.
Источники:
Напольских В.В. Уральско-Арийские взаимоотношения: история исследований, новые решения и проблемы // Индоевропейская история в свете новых исследований. М., 2010. С. 229–242.
Муратов Б.А. БЭИП «Суюн»; Том.4 Июнь 2017, №7. http://suyun.info/index.php?LANG=RUS&p=4_17062017_7_3
Mathieson, Iaih et al. Eight thousand year of natural selection in Europe, 2015.
Monier-Williams Sanskrit-English Dictionary, 1899.
http://starling.rinet.ru/cgi-bin/main.cgi?root=config