На улице был конец декабря. Возле двухэтажного правления совхоза «Труд» стоял тентованный «Зилок» битком набитый скотом.
Из-за сильного мороза, из щелей дырявого брезента шли густые клубы пара и слышалось протяжное мычание. Через несколько часов, молодой, с ясными голубыми глазами совхозный шофер Иван Рыжов должен был доставить семерых здоровенных быков на Колывановский мясокомбинат. Сам Рыжов находился у председателя Пухова в кабинете.
– Все чин по чину Михалыч. Отобрали самых мясистых. Думаю, довольны будут в городе. – докладывал Иван про погрузку. – Только отвезу и сразу же назад. Если конечно никакого форс мажора не случиться.
Называемые Рыжовым этим модным иностранным словом непредвиденные обстоятельства, председателю были хорошо знакомы, так как каждый раз уезжая зимой в рейс, Иван брал с собой канистру спирту, и сдавши скотину, частенько кутил в городе с мясниками.
– Как сдашь быков, не вздумай там лакать. Тут же домой выдвигайся. Еще ЧП мне не хватало перед праздником. – строго грозил Пухов, сильно потея. – Ведь опять, небось, взял ее с собой? Черт бы побрал твою канистру.
– Как не взять, Михалыч? На улице под сорок жмет. А вдруг сломаюсь по дороге. Не подыхать же елки-палки. – возмущался Рыжов. – А так ни-ни. Даже к ней не прикоснусь.
– Ладно. – махнул рукой Пухов. – С этим мы разобрались. Есть у меня к тебе еще одна просьба, личного так сказать характера. Привези-ка ты мне Ванюша к Новому году копчененькой колбаски. До смерти ее люблю.
– Будет сделано в лучшем виде товарищ председатель! – отчеканил Рыжов, и весело посвистывая вышел из конторы.
Запрыгнув в кабину своего грузовика, он с силой захлопнул дверцу, и нажав на педаль газа поднял за собой снежный вихрь.
– Ну и мороз, язви его в душу. Ох и давит, шельма. – бубнил Иван всю дорогу до самого Колывановска. – Че сломается и все, кердык. В один миг околеешь в этой железяке.
В семь часов вечера машина заехала на мясокомбинат.
– Здорово Лукич! – поприветствовал Рыжов знакомого снабженца. – Примешь меня? Замучился я за дорогу. Холодина, мать ее!
– Куда тебя девать?! Подъезжай, давай к помосту. – ежась от стужи, прокричал озябшим голосом Лукич. – Щас ребята выйдут, выгрузят твоих рогатых.
Подъехав, как и велел снабженец, к машине не спеша вышли три здоровых и слегка поддатых мужика.
– Заиндевели они у тебя в кузове-то, родимые?! – закричал грузчик, показывая на покрытых белым инеем быков.
Кинув специальный помост в кузов, один мужик залез внутрь и стал аккуратно подгонять скотину к выходу, осторожно похлопывая ее по бокам рукавицами.
– Давайте мои хорошие. Вот так, так. – ласково приговаривал он.
Когда спустился последний бык, Рыжов прибрался в кузове, взял из кабины канистру и пошел в колбасный цех.
На проходной Ивану попался знакомый мясник, пожилой, коренастый мужик Авдей Акимыч Брагин.
– Привет Акимыч, друг сердешный! Как ты жив, здоров? Как дела родимый? – обрадовался встрече Рыжов и протянул ему руку.
– Какие у нас тут Ванятка дела? Наше дело телячье. Облажался и стой!
– А ведь я к тебе по делу друг. Так сказать, по поручению самого начальства. Зайти можно? – кивнув головой на канистру, спросил Иван.
– Заходи, не стесняйся. Чай не первый день знакомы. – гостеприимно пригласил мясник.
Рыжов зайдя в коморку Акимыча, посвойски поставил емкость на стол, сел на табурет и вынул из брюк новую пачку «Казбека».
– Ну, давай свою стеклотару Авдей Акимыч. Тяпнем роднулю для сугреву. – открывая канистру, лыбился Иван.
– Ну, Ванятка, опять ты баламутишь старика?! Налей, если только самую малость. Я после той твоей поездки, неделю отойти не мог. Так хворал, думал помру. Гармонь-то хоть не потерял тогда? Хороший инструмент твоя гармошка.
Рыжов молча разлил спирт по стаканам, оставив вопрос без ответа. Брагин достал из тумбочки два беляша и банку винегрету.
Выпив по стакану, Иван закурил и ехидно прищурив один глаз посмотрел на Акимыча.
– Есть вопрос к тебе Авдей Акимыч. – деловито начал шофер. – Как бы колбаской мне у вас разжиться? Председатель попросил, а я не могу не уважить. Колбасы он захотел копченой к празднику. Я сам пельмени больше люблю, да картошку с салом. А ему, как барину, колбаску к Новому году подавай. Гурман нашелся, мать его!
Брагин сделал губы трубочкой и задумался.
Иван налил еще по одному стакану. И мужики выпили, закусив винегретом.
– Да мне-то рази жалко Вань? – с нервными нотками в голосе буркнул Акимыч. – Сегодня кладовщик новенький на смене, тоже как тебя Иваном зовут. Придурковатый он какой-то. На пакости сволочь горазд.
– В смысле на пакости? Это как так? – не понял Рыжов.
– На прошлой неделе мужики из Шмелевки телят привозили. Пока кутили они в шоферской, этот паразит им коровьих лепешек под капот к печке наложил. Такая вонь была в кабине, что они до самого дома с открытыми окнами ехали, в такой-то мороз. Шутник, мать его! Я попробую Иван поговорить. Только неплохо бы спиртиком эту сволочь умаслить. – надулся Акимыч и выругался.
– Нет проблем Авдеюшка. Мне рази жалко ради председателя? Хоть все пусть заберет. – и потряс канистрой над головой.
Тут к Акимычу в коморку заглянул сам кладовщик.
Это был не молодой, маленький, с пухлыми щечками и синим фингалом под глазом невзрачный мужичок. За все время, как он появился на мясокомбинате, трезвым его не видел никто, и от этого он всем казался намного старше своих лет.
– Долго жить будешь. Тут тезка твой из совхоза «Труд» скотину на убой привез. Ему бы колбаски с собой для начальства. – деловито обратился к кладовщику Брагин, наливая полный стакан.
– Не выручишь друг? – поддакнул Рыжов.
Кладовщик выдохнул воздух, одним глотком осушил содержимое и поднес рукав телогрейки к своему носу.
– Уф! Хорошо пошел зараза. – глаза его наполнились слезами и покраснела шея. – Колбасы, значит колбасы. Ты тезка через часок подъезжай с улицы к старому складу. Я несколько калачей положу тебе в мешок и перекину на дорогу.
– Толково придумано. – думал про себя Иван, ликуя в душе. – Вроде дельный этот парень, и с виду вовсе не плохой. Поди не должен обмануть.
– Только, тезка, баш на баш?! – ехидно сказал кладовщик. – Тебе колбаска прямо с пылу с жару, а мне вот эта сладенькая. – и обеими руками погладил канистру.
Рыжов в предвкушении целого мешка дармовых рулек копченой колбасы, тут же протянул Ивану остатки спирта и крепко пожал его маленькую, холодную руку.
– Спасибо брат. Уважил ты меня. – раскланялся шофер.
Ровно через час Рыжов подъехал к обозначенному месту и стал ждать заветный груз.
Минут через пять, объемный, туго завязанный мешок, мастерски перелетев через забор, упал на дорогу прямо перед капотом машины.
Иван радостно потирая руки, тут же закинул его в кузов и резво рванул с места в сторону дома.
– Вот Михалыч обрадуется, когда увидит целый мешок колбасы. Может и премиешку какую к празднику подкинет?! – думал Иван, изрядно опьянев.
Приехав под утро в родное село, он решил не заезжая домой, сразу же проехать в правление.
– Ну, как съездил, Иван? – встретился на входе Рыжову знакомый механик.
– Да вроде нормально. Устал только малость с дороги. Михалыч на месте?
– На месте. Злой, как собака. Про тебя у всех спрашивает. Не видели, говорит, этого горожанина?
И Иван с перекинутым через плечо полным мешком гостинцев, размашистым шагом пошел в кабинет председателя.
Постучав громко три раза, Рыжов открыл дверь и смело переступил порог.
Председатель стоял у открытой форточки и курил папиросу.
– Разрешите войти? – звонким голосом прикрикнул Иван, и несколько раз притопнул валенком об пол.
Михалыч настороженно посмотрел на шофера, бросив косой взгляд на груз.
Не дожидаясь разрешения, Рыжов подошел к столу, по-хозяйски сдвинул аккуратно разложенные бумаги в одну стопку и водрузил на него мешок.
– Не уж-то привез? – расплылся в улыбке Михалыч.
– Обижаете, товарищ Пухов. Все сделано, как вы просили. Только спирт пришлось отдать на комбинате одному хорошему парню. Дай Бог ему здоровья.
– Да хрен бы с ним, со спиртом. Ну, давай, не тяни. Показывай, че там у тебя?! – засуетился председатель, обрадовавшись подарку, как ребенок.
И Рыжов разрезав ножиком веревку, с грохотом высыпал на стол несколько окоченевших от мороза длинных бычачьих причиндалов.
В кабинете наступила тишина.
– Ну, сволочь, кладовщик! Ну, какая это все-таки сволочь. Прав был Акимыч, старый пес. – сгорая от стыда, думал Иван, глядя то на стол, то на разом онемевшего Михалыча.