Источник исторической неправды. Часть седьмая
Совместная работа Миллера и Фишера над «Сибирской историей» не ладилась. Между учеными постоянно возникали «партикулярные несогласия», вызванные не столько существом дела, сколько их взаимной неприязнью. Чтобы пресечь эти разногласия и обеспечить успешное продолжение работы, 24 марта 1748 г. в академии было создано особое историческое собрание. В нем приняли участие Г.Ф. Миллер, И.Э. Фишер, Ф. Штрубе де Пирмонт, Я.Я. Штелин, И. Тауберт, М.В. Ломоносов, Х. Крузиус и И. Браун.
Однако уже на первом же заседании начались споры, которые настолько мешали ходу обсуждения, что академическая канцелярия была вынуждена поручить члену академии Теплову присутствовать в собраниях с тем, чтобы он «со всею строгостью понуждал академиков наискорее привести к концу сибирские дела».
Действительно, миновал уже год, как Миллер был определен руководителем исторического департамента Российской Академии наук с обязательством скорейшего совместно с Фишером написания «Сибирской истории», но дело продвигалось чрезвычайно медленно.
В адрес Миллера не раз высказывались упрёки, что он за многое берётся, но ничего не доводит до конца, что его история Сибири перегружена разного рода второстепенными сведениями, которым место разве что в приложении. Сам же Миллер с ожесточением отстаивал свою позицию, упорствуя по каждому пункту обсуждения.
Особую остроту приобрело обсуждение вопроса, следует ли оставить в тексте тезис Миллера о том, что «Ермак грабежу или разбою от людей своих в Сибири не почитал за прегрешение». После выступления всех участников собрания со своим мнением по этому вопросу Теплов в заключительном слове заявил, что «понеже Ярмак премного после добра и пользы принес России, то какого б он прежде состояния не был, должно молчанием закрыть и потому выключить все оные рассуждения». По-скольку таковым было общее мнение, то профессор Миллер был вынужден «учинить оное», - при всеобщем присутствии «вычернил все помяну-тыя описания».
8 июня обсуждение первой части сибирской истории, наконец, завершилось, академику Тредиаковскому было поручено передать её текст в печать. Пять её глав впервые вышли в свет на русском языке в 1750 г. под названием “Описание Сибирского царства. Книга первая”. Миллер осветил в ней события с древнейших времён до 1617 года.
Исследователи пишут, что скандал, разразившийся в Академии с диссертацией Миллера «О происхождении имени и народа российско-го», сильно повлияла на него, и в конце 1749 года он серьезно заболел. Вероятно, опять всё той же «гипохондрией».
По возвращении Фишера из Сибири его педагогическая деятельность значительно расширилась. Кроме надзора за гимназией на него в 1748 г. возложили обязанность наблюдателя за нравственностью академических студентов. В 1748 г. он вместе с Ломоносовым экзаменовал студентов, приехавших из Москвы и Новгорода. В 1749 году Фишеру было поручено ещё и преподавание в университете элоквенции (красноречия, - ораторского искусства).
Однако этим делом ему пришлось заниматься недолго. В 1750 г. он был освобожден от заведования гимназией и командирован в Псков для пересмотра и разбора хранившихся там книг, вывезенных из завоеванных шведских городов. А по возвращении в Петербург ему пришлось участвовать в сочинении надписей к раке для мощей святого Александра Невского.
Поскольку сам Миллер занемог, а у Фишера помогать ему в работе над Сибирской историей тоже, как видим, не было никакой возможности, то дальнейшее написание многострадальной Сибирской истории вновь надолго застопорилась.
Русский перевод 6-8 глав был напечатан в нескольких выпусках журнала «Ежемесячные сочинения …» лишь в 1764 году, - уже во время правления Екатерины. В полном объёме «История Сибири» Миллера, включавшая 23 главы, так и не была опубликована.
*
Между тем вернувшийся из России во Францию Жозеф Николя Делиль 8 апреля 1750 г. выступил в Королевской Академии Наук с докладом, в котором дал весьма предвзятый обзор истории плавания русских судов к берегам Америки, в котором все открытия он приписал своему брату Людовику, чем вызвал волну возмущения и негодования российской общественности.
Вместе с французским королевским географом и картографом Филиппом Бюашем он составил карту, которую представил в Королевскую Академию вместе с докладом. В 1752 году издал эту карту, присоединив к ней в виде пояснения статью. Об открытиях русских моряков в этой статье сказано мало, причем история Второй Камчатской экспедиции сильно искажена.
По словам Делиля поводом к ее посылке была составленная им карта. Он писал, что Беринг погиб на острове, не доплыв до Америки, которую посетили только Чириков и его брат – Людвиг Делакроер. На основании сообщения, полученного из Лондона, все открытия в северной части Тихого океана Делиль приписал некоему мифическому адмиралу Варфоломею де Фонте.
Таким образом, работа Делиля содержала в себе не только попытку дезавуировать результаты Камчатской экспедиции Беринга–Чирикова, но и разглашала данные, полученные в ходе камчатских экспедиций, считавшиеся в то время секретными.
В это время достоянием академической общественности Петербурга стало письмо Жозефа Делиля Миллеру, написанное им в 1747 году из Риги на пути следования в Европу. В письме, хотя и в несколько туманном виде говорилось о некоей договоренности ученых о совместной публика-ции каких-то компрометирующих Академию документов.
Для расследования дела была учреждена специальная комиссия, посадившая Миллера под домашний арест и несколько раз его допрашивавшая. 20 октября 1748 года академики В. К. Тредиаковский и М. В. Ломоносов учинили в квартире Миллера обыск, в ходе которого обнаружилось, что у него хранятся некоторые документы Делиля, которые, естественно, были тотчас изъяты. Кроме того были обнаружены многочисленные родословные таблицы, что вызвало особое недовольство руководства Академии.
Много лет спустя вспоминая об этом, Ломоносов говорил, что Миллер «вместо самого общего государственного исторического дела больше упражнялся в сочинении родословных таблиц в угождение приватным знатным особам».
Спустя некоторое время положение Миллера усугубилось из-за уже описанного выше скандала, разгоревшегося в связи с речью, приготовленной им для торжественного заседания Академии по случаю тезоименитст-ва Елизаветы Петровны. Скандал этот, как вы помните, завершился тем, что Миллер был разжалован на год из профессоров в адъюнкты с понижением жалованья с 1000 руб. до 860 руб. в год. При этом он был ещё и лишен права читать лекции по русской истории.
*
Русское правительство в это время считало, что если европейцы узнают о достижении русскими северо-западного берега Америки, то попытаются опередить их в занятии американских земель. Эти опасения и в самом деле имели основания.
Задуманный в недрах французской академии ещё в середине 30-х годов грандиозный план разведки северного морского пути и Тихого океана, и сбора сведений о восточных владениях Московии за счет русских людских ресурсов и денежных средств российской казны, был блестяще реализован, а результаты Камчатских экспедиций стали достоянием европейской общественности.
Однако после того как Делиль опубликовал за границей явно неверные карты плавания Беринга и Чирикова, русские власти изменили свое отношение к секретности материалов. Было принято решение придать всеобщей гласности успехи России в освоении новых территорий, заявить об этом перед всем миром. И тем самым получить признание этих достижений. Вот тут-то и вспомнили об опальном академике, наиболее осведомленном в вопросах сибирской истории.
Президент Академии граф К.Г. Разумовский, получив письмо Г.К. Кейзерлинга (до 1749 года - русский посланец в Берлине, с 1752-го - чрез-вычайный посол в Вене) о выходе в свет работы Делиля "Explication de la Carte des nouvelles dеcouvertes" («Объяснение карты новых открытий») через Шумахера поручил Миллеру опровергнуть инсинуации Ж. Делиля, показать ошибки на карте и в его "экспликации"; представить поступок астронома в невыгодном для него свете. В 1752 году Миллер был прощён с условием предварительной подачи прошения о прощении. Ему были возвращены карты сделанных Берингом открытий.
Озабоченный неожиданно свалившейся на него новой обязанностью, Миллер в том же году сам обратился в академическую канцелярию с просьбой, чтобы Фишеру поручили составить сокращенный вариант его «Истории Сибири», а затем самостоятельно продолжить её написание до позднейших времен.
Представьте себе, в насколько затруднительном положении оказался Миллер. Руководство Академии ставило его в необходимость выступить против своих же соотечественников и недавних единомышленников. Но это лишь одна сторона дела. Другая состояла в том, что сам он ни на Камчатке, ни у берегов Америки не был, а материалы, почерпнутые им из якутского архива, были весьма ограничены. И потому критиковать измышления Делиля он мог лишь на основании сохранившихся письменных свидетельств и пересказов участников тех событий, в абсолютной достоверности которых он не мог быть уверен.
Это было тем более рискованным, что немало европейцев – участников экспедиции, бывших очевидцами и имевших собственное представление о происходивших там событиях, к тому времени уже вернулись на родину и стали активными участниками развернувшейся дискуссии.
Однако не исполнить поручение президента и всесильного Шумахера Миллер тоже не мог, - для него это был единственный шанс восстановить пошатнувшуюся репутацию, как ученого. Герхард, в конце концов, пришёл к неординарному решению, позволявшему, как ему казалось, перехитрить всех, - и выполнить поручение президента Академии, и не предстать в негативном свете в глазах своих европейских почитателей и соотечественников.
Сочинённое им «Письмо офицера русского флота к некоему знатному придворному по поводу карты новых открытий на севере Южного моря и приложенного к ней исследования Ж.Н. Делиля» без подписи автора появилось в 1753 году сначала отдельной брошюрой на французском языке в Берлине, затем в периодических изданиях по-немецки и по-английски.
Исследователи называют эту публикацию первым опровержением Миллера. Анонимная публикация «офицера русского флота» кроме сведений географического характера содержала в себе оскорбительные выпады в адрес Ж.Н. Делиля и его покойного брата Луи Делиля де ла Кройера.
Скрыть своё авторство перед учёным миром Миллеру, конечно же, не удалось. Европейские ученые, такие например, как географ Самуэль Энгель, и по всей вероятности не только он, посчитали это сочинение "непростительным грехом" Миллера.
Спустя двадцать три года, - в 1776 году, он будет оправдываться перед европейским читателем тем, что имел приказ опровергнуть недостоверные сведения французских географов, то есть защищал истину, а если в чём-то и ошибался, не имея достаточных сведений о морских путешествиях, то свои ошибки исправил в труде «Известия о морских плаваниях и открытиях, сделанных Россией у берегов Ледовитого океана и Восточного моря против Японии и Америки», опубликованных в «Сборнике Российской истории» в 1758 году.
Как бы там ни было, а поручение президента Академии, данное Миллеру в 1752 году, хотя и неуклюже, было им выполнено. Разумовский оценил это, поощрив его тем, что в феврале 1754 г. Миллер был назначен конференц-секретарем Академии. При всём этом руководство Академии наук вряд ли было удовлетворено тем, что официальный руководитель исторического департамента Российской Академии наук выступает с разоблачением инсинуаций Делиля, скрываясь под маской некого мифического «офицера русского флота». Но и это еще не всё. В сложившихся условиях, когда многие секреты Камчатских экспедиций уже были известны европейцам, стало, как уже говорилось, необходимым придать успехи России в освоении новых территорий на Востоке всеобщей гласности. Открыто заявить об этом перед всем миром и тем самым получить признание этих достижений.
Такая, в значительной мере более объёмная и многоплановая задача была поставлена перед Миллером после публикации в Европе пресловутого «Письма офицера русского флота», в котором были показаны приобретения России только лишь в акватории Тихого океана.
Выполнение этой новой задачи преследовало политическую цель исторического обоснования прав России на все восточные территории, - При-амурье, побережье Ледовитого океана и близлежащие к нему острова; пролив, разделяющий Азию и Америку, и прилегающую к нему американскую территорию. Это была работа под заказ, которую нужно было выполнить во чтобы то ни стало и в кратчайшие сроки.
Но вот ведь, что удивительно. Хотя Миллер и располагал к этому времени и материалами Хабаровских походов по Амуру, которыми он в своё время делился с иркутским губернатором Лангом, и материалами северо-восточных походов якутских служилых людей, в том числе Дежнёва, он не поторопится исполнить это новое поручение президента.
Он в это время пишет статью «О китовой ловле близ Камчатки»; в январе следующего года представляет подборку материалов о «географических открытиях вокруг Камчатки»; в мае 1756 г. выдаёт «Повествование о причинах столкновения французов с англичанами из-за границ колоний обоих народов в Америке».
Всё это, конечно, тоже являлось справками, нужными для политических решений относительно американской территории, однако не было обоснованием права России на восточные территории Азиатского континента.
Между тем, дело не терпело отлагательств. Для связи с Камчаткой и Тихоокеанским побережьем Россия остро нуждалась в Амуре. В середине 1750-х годов для подготовки плаваний по Амуру были приняты конкретные меры, их реализация была возложена на специальную секретную Нерчинскую экспедицию, возглавлявшуюся сподвижником Петра Великого Фёдором Соймоновым. По распоряжению Коллегии иностранных дел тогда же рассматривался и вопрос о строительстве верфи на месте слияния Шилки и Аргуни.
Однако власти Китая, узнав о русских планах из зарубежных публикаций, резко и негативно отреагировали на них. Из-за нежелания правительства обострять отношения с Китаем эти проекты в XVIII веке так и не были реализованы.
*
Некоторые исследователи пишут, что карта 1758 г. и объясняющая её работа «Описание морских путешествий по Ледовитому и по Восточному морю с Российской стороны учинённых», является вторым, более продуманным шагом Миллера в деле опровержения на статью Ж.Н. Делиля и его карту. Конечно же, это не так. Рассуди сам, читатель, можно ли делать такое заключение, если со времени выступления Делиля в Королевской Академии Наук минуло уже восемь лет, и шесть лет прошло с той поры, когда президент Петербургской Академии граф Разумовский через Шумахера поручил Миллеру написать опровержение на его статью.
К слову сказать, Шумахер к середине 50-х годов был уже старым и больным человеком, и не всегда мог работать в канцелярии. А в 1758 году по свидетельству того же Миллера и вовсе перестал ходить в Академию.
В 1757 году вместо «одряхлевшего» Шумахера Разумовский назначил присутствовать в академической канцелярии Ломоносова и Тауберта, - зятя Шумахера. При этом Ломоносов занял там главенствующее положение. Не это ли заставило Миллера ускорить выполнение задачи, поставленной перед ним президентом Академии?
Однако, если об Амурской истории он имел достаточно много материалов, почерпнутых им в Нерчинском и Якутском архивах, представленных в свое время иркутскому губернатору Лангу, то по теме морских открытий в Ледовитом и Тихом океанах по уже известным читателю причинам у него не было почти ничего, - на Камчатке он не был, в плаваниях к Америке не участвовал. Что же касается материалов северных морских походов, то он еще не забыл, как отнеслись к исторической справке, выполненной им для Беринга в 1737 году, направленной командором в Сенат и Адмиралтейств-коллегию.
Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев тогда представленные Берингом материалы, не согласилась с ними. Ссылка Миллера на причины неудач казачьих плаваний в прошлом столетии также не удовлетворила коллегию. По мнению коллегии, неудачи происходили потому, что путешественники выходили в море слишком поздно и рано возвращались по большей части в те самые места, откуда выходили в плавание, не закрепляя за собой пройденного. И потому в каждую последующую навигацию приходилось начинать все сызнова.
О дежневском походе вокруг Чукотки в решении Адмиралтейства вообще ничего не было сказано; там, видимо, тоже не посчитали интерпретацию Миллера убедительной.
Тем не менее, еще до рассмотрения этих материалов в Адмиралтейств-коллегии, в сентябре 1737 года эту архивную справку под названием «Известия о морском ходе из реки Лены ради обретения восточных стран», написанную по-немецки, Миллер сам отправил то ли академическому руководству, то ли своим европейским коллегам. В Петербург был отправлен ещё и экстракт из этих «Известий» на французском языке. Как бы там ни было, но вскоре эти «Известия» стали известны в Европе. За минувшие с той поры два десятилетия у Миллера не появилось каких-либо новых материалов о походах русских людей на Восток вдоль северного побережья. Приходилось довольствоваться тем, что ещё хранилось в его знаменитых портфелях.
В 1757 году в «Ежемесячных сочинениях» была, наконец, опубликована «История о странах при реке Амуре лежащих, когда оные состояли под Российским владением». В основе публикации лежали тексты хабаровских отписок, взятые Миллером в Якутском архиве, а также его работа на эту тему, сохранявшаяся в рукописи с 1740 года, представленная в свое время иркутскому губернатору Лангу. Таким образом, первоисточником описания «подвигов Хабарова на Амуре» был сам Ерофей Хабаров.
Пишут, что во время печатания рукопись подверглась большим переделкам. Сам Миллер в своей автобиографии на этот счёт лишь скромно заметил, что из этих известий он внёс в историю о реке Амуре, напечатанную в «Собрании российских историй» и в «Ежемесячных Сочинениях» только «то, что напечатать можно было». Публикация появилась в 5-м томе «Ежемесячных сочинений к пользе и увеселению служащих», редактором которых был сам Миллер.
Всё это даёт основания предполагать, что в работе, выполненной в 1740 году для губернатора Иркутска Лоренца Ланга, было значительно больше сведений об оценке действий на Ерофея Хабарова на Амуре тогдашним правительством России, дальнейшей его судьбе, в том числе и о том, что с ним случилось, и куда он девался после поездки в Тобольск и Москву в 1670 году.
В исторической литературе довольно часто можно встретить сообщение исследователей о том, что в полном объеме работа, написанная Миллером для Ланга, была в 1766 году опубликована в Амстердаме на французском языке. Обнадёженный этим сообщением, автор настоящего повествования попытался разыскать эту работу, чтобы выяснить, что же было в ней такого, что нельзя было напечатать в России.
Мне действительно удалось разыскать в интернете вид титульного листа этой книги, свидетельствующий о том, что такая публикация состоялась. Книга с названием: «Voyages et d;couvertes faites par les Russes le long des c;tes de la mer Glaciale et sur l’Oc;an Oriental tant vers le Japon que vers l’Am;rique; on y a joint L'histoire du fleuve Amur et des pays adjacens, depuis la conqu;te des Russes; avec la nouvelle carte qui pr;sente ces d;couvertes & le cours de l'Amur, dress;e sur les m;moires authentiques, publi;e par l'Acad;mie des sciences de St. P;tersbourg, & corrig;e en dernier lieu». («Путешествия и открытия, сделанные русскими вдоль берегов Ледовитого моря и Восточного океана, как в сторону Японии, так и Америки; а также история реки Амур и соседних стран присоединенных с завоеванием русских») действительно вышла из-под печатных станков М.-М. Рея в Амстердаме в 1766 году. Однако с текстом этой книги мне ознакомиться не удалось, как не удалось и выяснить, что в этой работе было такого, о чём нельзя было напечатать в России.
Но, вот ведь что удивительно: не удалось мне ознакомиться и с содержанием «Истории о странах при реке Амуре лежащих, когда оные состояли под Российским владением», которая была в 1757 году опубликована в 5-ом томе «Ежемесячных сочинений к пользе и увеселению служащих». Исследователи сообщают, что во время печатания рукопись подверглась большим переделкам. В результате опубликовано было то, что по выражению Миллера «напечатать можно было». Пятый том этого журнала сохранился. В интернете можно увидеть его внешний вид и даже перечень содержащихся в нём публикаций, но ознакомиться с текстом творения Герхарда Миллера по непонятной причине невозможно. Впрочем, читатель может попытаться сделать это и сам.
Несмотря на названные трудности узнать о содержании этой «Истории …», правда, в опосредованном виде всё же оказалось возможным благодаря краеведу Н. С. Щукину, опубликовавшему в 1848 году в журнале «Сын Отечества» статью «Подвиги русских на Амуре в XVII столетии».
К тому времени имя Ерофея Хабарова уже было мало кому известно. Щукин с сожалением писал: «… многие ли знают имя Ерофея Хабарова? ... имя Хабарова почти изгладилось из памяти потомков».
В статье «Подвиги русских на Амуре в XVII столетии» Щукин высокопарно писал: «Мы знаем историю Пизарро, историю Кортеса, Веспуччи, но знаем ли мы Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, знаем ли Ануфрия Степанова, знаем ли сотника Дежнева? Покуда мы будем возвышать русский дух иностранными примерами? Зачем не искать великих дел в нашей истории?!».
Как видим, автор восторгался «подвигами» испанских конкистадоров, «возвышавших русский дух», при этом не видел особого их отличия от русских землепроходцев. Всему находилось оправдание и одобрение.
«Трудолюбивый Миллер, - извещал Щукин читателей, разсматривая Якутский архив, в 1741 г., первый описал события на Амуре и передал потомству память о Хабарове, его сподвижниках и последователях. Краткия известия Миллера, помещены были в «Ежемесячных Сочинениях …» 1757 года, - « История о странах при реке Амур лежащих, когда оныя состояли под Российским владением».
Ниже приводятся несколько фрагментов из статьи Н.С. Щукина о подвигах Ерофея Хабарова, заимствованные им, судя по всему, из упомянутой работы Миллера:
«… В числе отважных искателей приключений, которые сотнями уходили в Сибирь, … был и уроженец Устюга Великаго Ерофей Павлов сын Хабаров … Мы имеем теперь в руках подлинную проезжую запись нашего Устюжскаго Кортеца ….
… в 1649 г., когда приехал в Илимск новый Якутский Воевода Дмитрий Франсбек, Хабаров явился к нему с предложением: позволить ему Ерофею идти на Амур-реку на своем кочте, без Государева жалованья, с охочими людьми, и Государевым счастьем тамошние народы покорять, под высокую Царскую руку приводить, и ясаки с них брать.
Воевода дозволил ему набрать вольницу, дал казеннаго военнаго запаса, и в 1650 году, воротился Хабаров с вестями в Якутск, что до Амура он доходил, тамошнею землею завладел; Князь Лавкай, испуганный, от него бежал, и богатый ясак соболиный свидетельствовал об успехах начатаго дела.
… Хабаров завоевательною ногою ступил на берега Амура …, имя его почти изгладилось из памяти потомков. Не потому ли, что робкая политика уступила потом все плоды его подвигов хитрому и сильному соседу? Но разве, тем не менее, не должно быть признательно потомство смелому предку своему, если бы потом недоразумения и неудачи его последователей и разрушили все, что было им начато…?
… Он завладел там главным Лавкаевым городом Албазином, укрепил его, и благословясь поплыл в 1651 г. по Амуру покорять берега сей реки до самаго устья….
Хабарову поручили неограниченное управление Амуром; послали с ним грамоты к Лавкаю и к Богдою, и с 140 человеками, он завладел там главным Лавкаевым городом Албазином, укрепил его, и благословясь поплыл в 1651 г. по Амуру покорять берега сей реки до самаго устья.
Не будем описывать его подвигов. С горстью людей в два года он навел ужас на жителей Амурских. Князья и Ханы приходили и кланялись ему. … с двумя сотнями Хабаров властвовал Амуром, … где имя его заставляло трепетать, и где он казался грозным и сильным воеводою….
Наконец встревожился и Китай; явились Китайския войска. Они были разбиты Хабаровым в отчаянном бое. Он просил помощи, к нему прислали еще 144 человека Руских из Якутска, и с двумя сотнями Хабаров властвовал Амуром.
… Донесли об нем Царю, отправили в Москву его ясаки. С шестью сотнями человек Хабаров брался овладеть всем Амуром. В Москве изумились успехам, положили отправить на Амур окольничаго князя Лобанова-Ростовскаго с 3000 войска. Предварительно был отправлен туда дворянин Зиновьев. Он явился на Амур в 1653 году с царскою милостью и ласковым словом.
Здесь кончаются дела Хабарова. Уже и прежде неограниченная власть его и богатства возбуждали зависть и подозрение. Зиновьев начал стеснять его, собирал на него доносы, не смел сам осудить храбраго Хабарова, особливо среди подчиненных, душею приверженных к нему, но сменил его, и повез с собою в Москву вместе с несколькими пленными Гиляками, Даурами и Дучерами.
…Хабаров удостоился видеть светлыя очи ласковаго Царя; милостиво приняли его Царь и вельможи, но, кажется, не поверили его отважным предложениям…. Через тридцать лет Посол Русский торжественно уступил Китайцамъ все завоевания Хабарова Нерчинским трактатом 1689 года….
…Если Хабаров дожил до старости, … то он мог видеть разрушение всего, так счастливо им начатаго. Он был пожалован от Царя в звание Сына Боярскаго и определен Государевым прикащиком на Лену от Усть-Кутска до Якутска».
Как видим, при героическом, гротескном изображении «искателя приключений, … завоевательной ногой ступившего на берега Амура», пафосном возвеличивании «начинаний … устюжского Кортеца» и критической оценке действий «его последователей» и «робкой» правительственной политики, автор осознанно или по незнанию сплошь и рядом искажает исторические факты. Это касается и укрепления Хабаровым Албазина, и взятия им «богатого ясака соболиного», не говоря уже о «милостивом» приеме его царем и вельможами и определении «государевым прикащиком на Лену от Усть-Кутска до Якутска».
Все эти «ляпсусы» превращают статью, претендующую на историческое обозрение, в непрофессиональный и безответственный опус краеведа-любителя.
Но вместе с тем она даёт возможность представить общее содержание упомянутого в статье литературного творения Миллера о завоевании Хабаровым Амура и того, как оно было воспринято немалым числом русских обывателей.
Впрочем, далеко не всеми. Примерно в это же время - в конце 1830-х годов Х1Х столетия вышел в свет капитальный труд сибирского историка П.А. Словцова «Историческое обозрение Сибири». По мнению современников «Историческое обозрение» Словцова, основанное на архивных данных, являлось наиболее крупным и полным сочинением о Сибири.
В этом труде автор резко отрицательно характеризует Хабарова и результаты его экспедиции на Амур. «Этот необыкновенный посадский, - писал П.А. Словцов, необдуманными обещаниями увлекший легкомысленного воеводу, по сие время не усчитан в уронах, в бедствиях, какие он нанес краю, всей Сибири и даже государству. … Во что поставить озлобление и отчуждение миролюбивых племен, по Амуру особняком живших и против воли вынужденных прибегнуть к покровительству маньчжуров? Не сами ли мы сделали соседей врагами себе в таком числе, в каком умножили подданных Китая?
… видим ли какой-либо план в безместных шатаниях Хабарова по водам? На зиму укрепляют место, весною бросают его на разорение при-жителей; где же опора, где пребывание власти? Если и Степанов расточал силу и время на подвиги грабительства, то все надобно винить Хабарова, который в пользу свою имел и всеобщий переполох по Амуру, и благоприятное время, для утверждения главного места в любом из оставленных городков. Не только в 10, но и в 5 лет можно было обезопасить себя и дружбою соседей, и хлебопашеством, и военным ограждением. Но, к несчастью, при всеобщей неурядице, господствовал один лишь дух ясака и грабежа».
По сложившейся традиции Г. Ф. Миллера принято считать единственным автором, который подтверждал российский приоритет на арктические исследования и открытия, открывал мировой географической науке имена русских землепроходцев: Семена Дежнева, Герасима Анкудинова, Михаила Стадухина, Владимира Атласова, Ивана Реброва и десятков других. Между тем, часть сведений о мореплаваниях в сторону Камчатки и Курильских островов в 1755 г. уже была опубликована на русском языке в книге С. П. Крашенинникова, которая была переиздана в 1764 г. на английском языке, в 1766 г. - на немецком, в 1767 г. - на французском, а в 1770 г - на голландском.
Еще большее недоумение вызывают публикации о Иоганне Фишере. Критическая оценка результатов его деятельности в Сибири прежде всего самим Миллером, появившиеся и всемерно насаждавшаяся в академических кругах середины XVIII столетия, суждение о нём, как о «бледной тени Миллера», повсеместно повторяется и современными исследователями, хотя это ни в коей мере не соответствует действительности.
Продолжение следует.