Рассказ-исповедь Воронина промелькнул, как ласточкин полет. Иссушенный откровеньями, он смолк.
Минислам не скоро вышел из оцепенения, тихо, будто боясь разбить раненое сердце собеседника, спросил:
- А как же с побегом, батя?
- Бдительно слушали. Надо полагать, наше поколение воспитало вас... Вы к тому, что я в бегах, и так всю жизнь? Да, сейчас я покинул ЛТП. До того покинул семью. Суть не в том. Куда прибиться, вот задача. Деру дать - раз плюнуть. Но как приземлишься, вот откуда надо плясать. Побеги мои противоправны, безнравственны, а последний и вовсе противозаконный. Значит, туда и прийти надобно, к властям с повинной...
- Так снова на нары? Для чего было затевать? Другая статья добавится, - вырвалось у меня.
- Вот здесь-то вся моя дремучесть, молодые люди. Все надеюсь, что наконец-то выслушают, поймут. Неужели всякое отступление есть предмет осуждения?
- Предположим, вы докажете, что лечить вас нет нужды. А как быть с теми пунктами, что приклеились попутно?
- Вот на это и вся надежда. Я это долго обдумывал. Если бы признавал за собой грехи, не решился б на побег.
- Резонно, - как бы подытожил Ислам, - пожалуй, и я бы так поступил... Желаю вам удачи!
- Благодарю, молодые люди! Вы лишний раз убедили меня в праведности моего шага. Не зря открылся...
На некоторое время в купе воцарилась тишина.
Лично я задумался над словами Игнатьича. Мы действительно умеем сочувствовать случайным. А к близким привыкаем до того, что не замечаем, когда им больно. Несправедливо. Взять Минислама. Бежит от человека, ближе которого не бывает - оставил мать, ценою здоровья подарившей ему жизнь. После долгих скитаний вернулся не к ней. При встрече, хотя б кривя душой, что бы там промеж ними не произошло ранее, мог бы не выдавать свою неприязнь, а он даже на ее приветствие не снизойдет ответить. А тут малосимпатичная, сомнительная личность его раздобрила. Как объяснить это? Что за субъект мой попутчик? До сих нор не имею никакого понятия о нем. Где он провел отпуск? У отца ли, разведенного с матерью, у жены ли, разведенной с ним неизвестно почему? Ведь даже враждующие, бывает, примиряются. Почему же эти сын и мать не могут?..
Я так глубоко уединился в свои раздумья, что не заметил, как возобновилась меж ними беседа.
Минислам рассказывал, что всю жизнь мечтал о жизни робинзоновской. Но куда бы ни тыкался, везде люди. Вот уехал на Север. Вроде работает далеко от комфорта, в тундре, вдали от суетных городов. Но и там тесно. Те же проблемы, конфликты, стрессы. Завидует одному приятелю: живет в лесу, ружье у него, удочки-сети, "Буран» новый, а трудов-то всего: раз в сутки проехаться вдоль газопровода. Не жизнь, а малина. Или на радиорелейных станциях дежурные - все удобства на двоих в шикарной хате, тишина...
Слушал, слушал его Игнатьич, и перебил тем, что от добра добра не ищут. Что Минислам интеллигентно закидывает удочку, не предложит ли он поехать с ним:
- Нет, мил человек, - сказал он еще. - Это должен решить каждый сам. Вы ищете не работу, а романтику. Разумеется, адреса не жалко. Повторяю, взвесьте все, подумайте, ваше ли это дело, примерьтесь. Ибо человек без любимого дела, все равно что ружье без патронов, никуда не годен...
Минислам промолчал.
Наша любимица принесла чай. Я спросил ее для смены темы, не расскажет ли девушка, каково студентам в проводниках?
- Да, - проронила, обслуживая, - всякое дело увлекает, пока познаешь. По мне, и дня бы не работала, побывала в их шкуре неблагодарной, стало жаль этих людей. Дело нужное, а заботы о пассажире, да и самих проводникак, считай, никакой. Появилась мечта вот - сравнить работу проводников других стран. Наверняка и эта сфера там на высоте, как всякий другой сервис...
- В самом деле, - согласился я с мудрой девушкой.
Минислам же спросил:
- А трудотрядовцы, что, без помощников работают?
- Почему же, вот чай раздам, приберусь, и сдам дежурство ночной смене.
- И тогда можно будет отвлечь?
- Какой же вы прямолинейный и настырный, однако. Ваде ретро, сатанас!..
- Что-что? - переспросил Минислам.
Воронин расхохотался, перевел:
- "Не искушайте, сатана!" сказала вам по-латыни. Молодчина, умница! Как я вам благодарен за проезд!..
Минислам развел руками, кивнул мне, дескать, что я говорил, даже тут обзывают в точку. Но решил-таки прояснить:
- Так, как насчет развлечения?
- Смотря, что предложите...
- Предложение самое что ни на есть банальное - ресторан.
- А в шахматы уже трусите?
- Ну... чемпиону университета, думаю, мало интереса с неперспективным любителем.
- Обиделись. Ладно, не берите в голову, - озорно рассмеялась, обожгла черными жемчугами глаз. - Ничто человеческое студентам не чуждо. Можно и в ресторан.
Она ушла по делам. Мой товарищ оживился. С удовольствием выхлебал чай, затем запрыгнул па свое место.
Я взял один из журналов, оставленных предыдущими жильцами купе, полистал, не задерживая взгляда ни на чем, отложил и вышел а коридор, решив продышаться перед сном.
...Разбудил нас Минислам. Побритый, надушенный, свежий. И довольный такой, глаза сияют счастьем, расцвел как майская роза. Таким я его еще не видел. Словно подменили человека. Хоть и не летает, чувствуется, окрылен.
Неторопливо надвигалась пригородная зона Тюмени. Узнав очертания приближающегося города, я побежал умываться. Особо не торопясь завершил свой моцион. Собрал белье, сдал. Тут в пору заскрипели тормоза. Минислам будто растворился. Мы с Ворониным стали собираться. Народ, что ехал до Тюмени, повалил к выходу. Кричали встречающие, где-то смеялись, ругались - обычная вокзальная возня. Хорошо, оказалось стоим на первом пути. Стали пробираться к выходу. Раздался свежий, чистый, по-дикторски правильный бархатный голос:
- Погодите меня на перроне, ребята! Я сейчас, мигом, - кричал Минислам.
Игорь Игнатьич вышел весь потерянный, неуверенный, озирался по сторонам. Состояние, понятное дело, нешуточное. Если бы не просьба нашего попутчика, он бы с удовольствием растворился в толпе. Но интеллигентность проявилась и здесь. Он отвернул лицо от людей. Они ему сейчас были некстати. Как раз выскочил Минислам. Довольный, как чемпион.
- Вот что, старики! Не знаю, что и сказать вам на прощание. Но одно несомненно: вы оба очень симпатичны мне, настолько, что жаль расставаться. Вам, отец, я обязательно напишу. Если будет трудно с реабилитацией, адаптацией, черкните, авось, я смогу помочь с вызовом на Север. А теперь давайте прощаться!
С Игнатьичем они обнялись.
Я подал руку. Минислам не смутился, какие мелочи, проронил, чтоб услышал один я:
- Чувствую вашу антипа. Да, много грехов. Но все равно не поминайте лихом. Храните моего Вельзевула. И знайте, живет на свете такой же бес - двойник его по имени Ислам... Пожелайте ни пуха, чтобы он тоже когда-то напоролся на своего мастера, который вылепит из него личность... Прощайте, ребята! У меня еще неделя в запасе, надумал проветриться до конечного пункта "Н".
- Как?! - почти одновременно удивились мы, ошарашенные таким известием.
- Вот так! Попал в плен...
- А что она? - спросил я.
- Спит...
- И не знает?
- Знает, что я на все способен... Прощайте, старики, поезд трогается. Всего вам!..
Он лихо запрыгнул на подножку, в последний раз прощально махнул рукой и растворился, исчез чтобы больше никогда не встретиться со случайными своими дорожными попутчиками.
А я, не выходя из оцепенения, автоматически повторял:
- Прощай, Вельзевул, прощай...
Больше я его не видел. И вряд ли когда-либо увижу.
Возможно, и не вспоминал бы. Но каждый раз, когда накрываем на стол, напоминает о нем его предводитель Вельзевул, неожиданно выныривающий из опустошенного графина. Стеклянные глаза черта ничего не расскажут о мастере, сотворившем его: где он, что делает сейчас, куда приткнулся, в чем нашел себя, обрел ли покой мятежной душе, нашел ли свою судьбу и своего мастера, который сделал бы из него личность, как надеялся сам. Как изменились отношения в семье? Простил ли мать свою?.. Сколько в жизни встреч, но никто, как Минислам, не возвращался в память мою так часто.
Прошли годы. Волею судьбы теперь я сам живу на Севере. Уже есть кое-какие наблюдения о северянах. И многие, наверное, согласятся со мной, если скажу, что здесь в основном приживаются люди, сорвавшиеся с места: кто-то едет "за", а кто-то "от". В надежде поправить судьбу, найти свое место рядом с героическими людьми. И во многом эти люди загадочны, как мой попутчик Минислам. И тем интересны. Они очень любят такую жизнь, романтичную в глазах "землян" с Больший земли, дорожат каждым мгновением, и умеют мечтать о будущем светло: вот тогда, когда вернусь, все у меня будет по-другому...