Зима 197.. года принесла 10-му дивизиону много неприятностей. Морозы под 30 градусов с завидным постоянством чередовались с многодневными метелями, словно сама природа пыталась выжить с сопки опостылевших гостей.
Вдобавок внезапно и напрочь сдох основной дизель-генератор комплекса и героические попытки его реанимировать были безуспешны. Электромеханическая служба валилась с ног от постоянного недосыпа. Её командир, прапорщик Бергер, подобно Франкенштейну, пытаясь вдохнуть жизнь в мертвую материю, дневал и ночевал возле дизеля и сам уже напоминал вымазанного солидолом и воняющего соляркой монстра с черными подглазниками.
Резервный агрегат почему-то не тянул и половины требуемой мощности, поэтому был введен жесточайший режим экономии электроэнергии.
ДОС, котельная и казарма силовым кабелем, проброшенным через низинку, были подключены к дизельной электростанции 12-го радара, станции П-15 и «Циклоида» перешла на автономное электроснабжение. Операторы локаторов и радисты дополнительно осваивали специальность дизелиста.
Вдобавок нескончаемая череда метелей отрезала сопку от большой земли. Дивизион едва успевал откапывать пусковые установки, а дорога вниз в Ара-губу, труднопреодолимая и в расчищенном виде, просто исчезла. И, если голодная смерть дивизиону не грозила из-за наличия продовольствия на складе, то курящая, то есть подавляющая, часть личного состава потихоньку начала подвывать. Быстро соображающие бойцы мгновенно растащили небогатый ассортимент сигарет и папирос из солдатского ларька. Остальные начали ощущать на себе все признаки того душевного и телесного дискомфорта, который в определенной среде именуют «ломкой».
Курилка опустела. Любой счастливчик, осмелившийся закурить на открытом пространстве, тут же попадал в плотное кольцо невесть откуда взявшихся страдальцев, которые судорожными глотательными движениями кадыка сопровождали каждую затяжку.
Кто-то вспомнил, что оборзевшие «деды» иногда покуривали в казарме, а при появлении старшины или дежурного офицера прятали окурки в спинки коек, у которых отсутствовала верхняя дуговая часть. Пару дней в казарме стоял грохот. Оверкиль спальных мест дал на удивление обильный урожай сплющенных бычков, которые при помощи пинцета, позаимствованного в фотолаборатории секретчика, искуривались в ноль, то есть до того состояния, когда уголек начинал обжигать губы.
Тем не менее, вопреки всем обстоятельствам, дивизион продолжал нести дежурство. Кроме боевых расчетов, ежедневно порядок и безопасность обеспечивал суточный наряд. Дневальный бдительно охранял казарменное помещение. Каждые четыре часа дважды с пятнадцатиминутным промежутком звенела сигнализация оружейки, оповещая о выдаче карабина и патронов заступающему караульному и, соответственно, о приемке оружия у сменившегося часового.
Старший сержант Чмония медленно прошел мимо отдавшего честь рядового Тривалова и вдруг, резко развернувшись, подошел к дневальному.
- Слушай, Юра, - чуть нагнувшись, доверительно зашептал он в самое ухо солдата, - я тут подумал: зачем ты все время у тумбочки стоишь? Короче, поговорил я со старшиной (тут Чмония отстранился от Юриного уха и многозначительно ему подмигнул). Завтра в караул пойдешь.
Старший сержант выпрямился и заложив руки за спину (ну прямо, как старшина, только пуза не хватает!) медленно прошествовал к каптерке.
Перед тем, как исчезнуть за дверью, он оглянулся и еще раз старательно Юре подмигнул.
Тривалов некоторое время постоял в недоумении, потом, медленно провернув ручку телефонного аппарата, осторожно снял трубку и шепотом сказал:
-63-я? Гошка? Дай Серегу!
- Чаго ты там шэпчаш? Спяць усе, ці што?- недовольно буркнула
63-я.
-Потом! Серегу дай!
- Зараз! Чаго раскрычаўся? Таксама мне, таямніцы Мадрыдскага двара! Усё роўна ўсё чую! Размаўляйце !
-Привет, Мишель,- сонно отозвалась 12-я станция,- чего там? Война?
-Слышь, Серый? Чмония сундука уговорил- завтра на пост иду!
-Уговорил?- 12-я помолчала, - Сработало значит.
-Что сработало?- удивленно спросил Миша и вдруг вспомнил, как странно посмотрел позавчера на него Чмония, после разговора с Серегой на ужине.
-Да я ему дезу впарил, что твой батя вор в законе, Тривал Кемский. Очень жестокий человек. И если он узнает, что его сына гнобят, то быстро маляву организует Алику Сухумскому.
-Какой Тривал, какой Алик? Батя с пацанов на лесопилке. Серега, ты чо?
-Миша, прости, увлекся…Но ведь сработало! Когда в караул-то?
-Завтра.- хмуро сказал Миша и аккуратно положил трубку в гнездо.
Тривалова в караул снаряжали всем призывом. С дизельной пришел, отпросившись у Бергера, Нурлан Мукатаев, тоже, как и начальник, вымотанный борьбой с упрямым агрегатом, весь чумазый и со сбитыми костяшками на пальцах. Петя Юшев сделал небольшой перерыв и оторвался от своего ненаглядного «Колуна» ( "ЗиЛ-157"). Гошка Зимин и Серега последними ввалились в казарму, все залепленные снегом.
Новоявленный часовой, белея зимними кальсонами, смущенно сидел на койке.
-Ну вы чо, ребята?- растерянно повторял он.
-Мы тебя, Миша, как невесту на первое свидание, всей общагой снаряжаем,- не обошелся без своих хохмочек Серега, -держи, под портянки наденешь.
Он протянул ему вязаные носки.
-А вот и портянки!- появившийся в спальном помещении Чмония с перекинутыми через согнутую руку фланелевыми лоскутами до того напоминал официанта, что все дружно рассмеялись.
-Кушать подано!- резюмировал Серега,- давай, Мишель, поторапливайся!
На кальсоны Миша надел брюки, сверху гимнастерку х/б (хлопчатобумажные), потом брюки и китель п/ш (полушерстяные). Затем поверх Серегиных носков совместными усилиями плотно намотали дареные портянки и, напялив Тривалову на ноги ватные штаны спецпошива, вставили его в разношенные валенки. Брючины спецпошива натянули на валенки и завязали тесемками. На верхнюю часть часового была надета куртка спецпошива и плотно застегнута на все пуговицы. На голову- пилотка, причем развернутая, чтобы уши закрыть, а на нее – уже шапка-ушанка с ушами опущенными, которые тоже туго завязали тесемками.
К финальному этапу Юшев приволок из сушилки караульный тулуп, причем вся наряжающая сослуживца рать опять покатилась со смеху, потому что миниатюрного Петю из-за огромного тулупа не было видно вовсе. Казалось, что он (тулуп) самостоятельно медленно вползает в спальню, как «самое обаятельное привидение в мире» с Карлсоном внутри.
Когда на Мишу надели безразмерную овчину, запахнули полу и с усилием затянули ремнем, в казарме воцарилась тишина.
-Поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой! – сказал Серега словами Тараса Бульбы и, подойдя к Тривалову, безжалостно ткнул его пальцем в плечо.
Часовой, больше напоминающий какого-то кубообразного медведя, покачнулся и медленно рухнул на койку. Встать с нее самостоятельно он уже не смог, болтал ногами и шевелил руками, пытаясь перевернуться на бок.
Хохот, потрясший спальное помещение, постепенно перешел в какой-то сиплый хрип, бойцы переводили дыхание, кто согнувшись, кто свалившись на коечки.
-Старший сержант! Это что за цирк, едрид-мадрид?- появившийся внезапно лейтенант Сорокин вопросительно смотрел на Чмонию.
-Товарищ лейтенант! Проводим инструктаж заступающего в караул!- отрапортовал Чмония с самым серьезным видом.
"Заступающий в караул", как- то удачно взбрыкнув всеми конечностями, наконец перевернулся на бок , сполз с койки и встал на четвереньки.
Серега тихонько отошел к вешалке и уткнулся лицом в чью-то шинель.
-Дурдом!- сказал Сорокин, - Поторопитесь, я- в оружейке.