Из дневника Ариадны Синичкиной. Январь 1995г.
На совершеннолетие сына я решила сделать нам общий подарок – отметить день рождения поездкой в Эмираты.
В турбюро мне предложили несколько отелей на выбор: у моря, у Золотого базара или в центре города. Конечно, поближе к Золотому базару, решила я. Мы же летим в Дубай за впечатлениями!
Нам сразу повезло. В самолёте нам достались самые удобные места – уголок у иллюминатора с двумя парами кресел напротив друг друга и свободным пространством между ними, позволяющим свободно перемещаться. Правда, некоторую тревогу внесли два бугая в малиновых пиджаках с золотыми цепями на бычьих шеях, занявшие сиденья как раз напротив нас.
Опасения оказались не напрасными. Как только самолёт взлетел и пассажирам разрешили отстегнуть ремни, малиновые пиджаки, затарившиеся под завязку в Дьюти-фри горячительным, не откладывая удовольствие на потом, приступили к дегустации. Замечания стюардесс на них не действовали, они всего лишь «культурно отдыхали». Не прошло и часа после взлёта, как они, накачавшись вдрызг, попадали в проходы между рядами и лежали там, отключившись, перекрывая движение не только пассажирам, стремящимся «помыть руки», но и стюардессам, развозящим обед.
Настроение у всех было испорчено. Праздник, который я решила подарить сыну, в самом начале омрачился таким свинством.
Голодные пассажиры тихо возмущались, ожидая, когда их всё-таки покормят, как вдруг самолёт сильно тряхнуло. Нам объявили, что мы вошли в зону турбулентности.
Две маленькие, хрупкие, бледные как мел стюардессы своим примером показали, как надо пристегнуться и прикрыть голову руками. Не успели мы пристегнуться, как самолёт подпрыгнул и тут же провалился в яму. Дверцы багажных ящиков самопроизвольно открылись и на наши головы посыпались сумки. Лайнер, казавшийся на земле гигантом, кидало из стороны в сторону как игрушечный, он то падал в яму, то его подбрасывало вверх. От перегрузок его корёжило так, что был слышен скрежет железа. В иллюминатор хорошо было видно, как наш маленький самолётик отчаянно машет крыльями, борясь с турбулентностью. Душа то уходила в пятки, то готова была выпрыгнуть из тела. Люди плакали и молились. Схватившись за руки, мы с сыном заворожённо смотрели в окно и не могли оторвать глаз от крыла, которое, казалось, вот-вот оторвётся.
Тряска разбудила инстинкт самосохранения у малиновых пиджаков, которые, гремя золотыми цепями, катались у наших ног как два пивных бочонка. Используя армейские навыки, они пытались по-пластунски добраться до своих кресел, но их старания терпели фиаско: каждый раз, когда цель была на расстоянии вытянутой ладони, их отбрасывало в сторону.
Вспомнив о своих обязанностях, одна из стюардесс решилась помочь бедолагам. Преодолевая страх, она отстегнула ремни и, держась за кресла, стала подталкивать одного из друзей к сиденью. Общими усилиями им удалось справиться с этой задачей. Второй товарищ, воодушевлённый примером первого, сумел мобилизоваться и доползти до кресла самостоятельно.
В этот момент самолёт тряхнуло так, что в первых рядах выскочили кислородные маски. Сзади кто-то панически завопил: «Первому салону выкинули маски, а нам не хватило!» Из-за спины послышались женские причитания. Стюардессы пытались успокоить народ, но у людей, знающих правду жизни по фильмам-катастрофам, началась истерика.
И всё-таки нам повезло! Наш Ил-86 каким-то чудесным образом сумел выйти из зоны турбулентности и благополучно приземлиться.
Дубай встречал нас сюрпризом: пока мы приземлялись, разразилась песчаная буря. Мы спускались по трапу, прикрывая лица от колючего ветра. Встречавший нас гид сказал, что в Эмиратах это довольно частое явление, и такая буря может продолжаться от нескольких часов до нескольких дней. От этих слов мне стало нехорошо. Мы с сыном переглянулись, его взгляд многозначительно говорил: «С твоим "везением" даже в Эмиратах портится погода». Правда, через пару часов буря улеглась, и, воодушевлённые, мы отправились гулять по городу.
На следующий день, как только мы собрались на пляж, зарядил дождь. Гид, ожидавший нас на ресепшене, сказал, что по понятным причинам поездка отменяется. Я спросила его, как часто в Эмиратах идут дожди. Он ответил озабоченно: «Мадам, здесь дождь бывает один раз в год, и то весной. Я не помню, чтобы в январе шёл дождь».
Сын укоризненно посмотрел на меня.
«Ты считаешь, что всё это из-за меня?» Я сделала удивлённые глаза, хотя уже давно стала догадываться о своих неординарных способностях. «Конечно, из-за кого же ещё!» – ответил он одним взглядом.
На другой день снова пошёл дождь. Для природы это была благодать, чего нельзя сказать о российских туристах, вырвавшихся отдохнуть всего на неделю. Все глядели на небо с опасением, не начало ли это нового Всемирного потопа.
Мой мальчик смотрел на меня вопросительно, как бы спрашивая, как я это делаю. «Сама не знаю!» отвечала я одними глазами. «Если бы знала, наверное, как-то управляла этим процессом».
К счастью, то ли у природы на этом иссяк набор сюрпризов, то ли она смилостивилась надо мной, однако же всё вернулось в прежнее русло, и мы стали, навёрстывая упущенное, по полдня проводить на океане, а вечером шататься по городу, глазея на витрины магазинов.
Мы начинали день, спускаясь прямо из отеля в недра Золотого базара, и погружались в мир роскоши, великолепия и фантазии. Обходя лабиринт из бутиков, набитых тоннами драгоценностей, я плавилась, как эскимо на солнце. У Золотого базара было огромнейшее преимущество перед виденными ранее музейными коллекциями: всё, что выставлено здесь, можно было купить. Для меня это оказалось большим испытанием. Каждый продавец предлагал что-нибудь померить: «Мадам, – говорил один, – посмотрите, как красиво смотрится на вашей прелестной руке эта огромная жемчужина в обрамлении бриллиантов! И только для вас кольцо стоит всего 400 долларов!» Действительно, по сравнению с музейными экспонатами оно стоило сущие копейки. От такого соблазна можно было рехнуться. Но остановить свой выбор на каком-нибудь одном украшении я не могла. Как определиться, если хочу всё и сразу? Для меня это было непосильной задачей. Но каждодневный обход и любование сокровищницей привели к тому, что очень скоро у меня появилось чувство пресыщенности этой красотой и полное равнодушие к бирюлькам.
Семь дней пролетели незаметно. Счастливые, отдохнувшие, с обгорелыми носами, мы собирались домой. Самолёт вылетал во второй половине дня, и у нас было время напоследок окунуться в океан.
Мы лежали на мягчайшем песочке, делясь своими впечатлениями о поездке.
– Как же мне здесь понравилось! А ещё я хотела бы побывать в Питере, – озвучила я свою давнюю мечту.
Когда чемоданы были собраны, и до отъезда оставалось ещё больше часа, я предложила пройтись, купить в дорогу какую-нибудь еду.
– Зачем, в самолёте и так кормят, – напомнил сын.
– На всякий случай, – ответила я, исходя из своего богатого опыта.
– Вечно ты всё усложняешь, – заметил он.
– Мал ещё учить меня жизни, – ответила я. – Вот, возьми, – я протянула ему сэкономленные деньги, – купи себе кроссовки какие хочешь. Зря что ли ты каждый день ходил их мерить.
– Ура! Мне на них уже пообещали скидку в 25%! – обрадовался он и помчался воплощать свою мечту в реальность.
А сама я, пройдя ещё немного, остановилась у давно примеченного магазинчика, где продавалась готовая еда, и купила курицу гриль. Мне её как следует упаковали, чтобы она подольше оставалась горячей. Вернувшись в отель, я незаметно убрала её в дорожную сумку.
Когда мы вылетали из Дубая, на градуснике было +28°. В такую жару мы, как были на пляже в майках и шортах, так и полетели, рассчитывая переодеться перед посадкой.
В самолёте прошёл слух, что в Москве –28° и снежная буря. Шереметьево не принимает, и скорее всего мы полетим в Питер. Народ стал возмущаться.
При слове Питер я напряглась. Неужели «сработало» и практически мгновенно? Нет, такого не может быть! И потом, я имела в виду Питер в перспективе, а не сейчас.
– Смотри не проболтайся, что это ты заказала тур в Питер. Здесь как на подводной лодке – выхода нет! – прошептал мне на ухо сын.
«Как мальчик-то вырос! Оценивает ситуацию, как взрослый мужчина», – подумала я с нежностью.
И вот мы, делая разворот над Шереметьево, видим внизу покрытые горами снега, примёрзшие к аэродрому самолёты. Командир экипажа говорит в микрофон: «Попробуем сесть!» От этих слов все 330 пассажиров сжались в комок, слившись в единое целое с ИЛ-ом.
Мы снижаемся и почти касаемся взлётной полосы, но в этот момент мощный порыв ветра шлеёй поддаёт нам под хвост. «Не вышло! – говорит командир. – Летим в Петербург!» Все приуныли, и только несколько человек, живущих в Питере, зааплодировали, страшно обрадовавшись выпавшей удаче.
Когда самолёт приземлился в Пулково, нам объявили, что можно выйти в зал ожидания, размяться и, главное, перекусить. Ведь за время перелёта нас покормили всего один раз.
Большинство пассажиров, переодевшись в зимнюю одежду, с энтузиазмом поспешили на свободу. В город, к сожалению, никого не выпустили – нужно было пройти погранконтроль в Москве. Бедняги питерцы готовы были валяться в ногах у пограничников, доказывая, что их дом вон там рядом, за забором. Они показывали билеты на поезд, который должен был отправляться из Москвы уже через час. Но стойкие пограничники, бдительно охраняя рубежи, не выпустили никого.
А мы с сыном не смогли воспользоваться даже этой возможностью, поскольку наши чемоданы с тёплой одеждой находились в багажном отсеке. Вынужденно оказавшись зимой в северной столице, мы так и сидели в самолёте в одних шортах и майках, покрывшись от холода мурашками, согреваясь шутками типа «всё-таки лучше десять раз вспотеть, чем один раз покрыться инеем».
Таких как мы оказалось немного. Когда в салоне кроме нас осталось ещё трое, я, вытащив из сумки курицу, пригласила их перекусить вместе с нами. Замёрзшие, уставшие, голодные, они удивлялись, как это могло прийти в голову – взять в дорогу жареную курицу? Я пожимала плечами: мол, перед выездом не успели съесть.
Мы просидели в Пулково 12 часов. Мои силы и терпение были на исходе.
– Господи, как я хочу домой! – не выдержала я.
– Да? А кто-то, кажется, мечтал побывать в Питере, – ехидно произнёс сын.
– А кто-то не хотел брать в дорогу курицу, – парировала я.
– А в Эмиратах теперь дожди! – ввернул этот вредина.
– Пусть радуются, что не снег! – ответила я, чтобы последнее слово было за мной.
Нашу полемику прервал голос командира экипажа. Он сказал, что буря в Москве улеглась и мы можем возвращаться домой. Наши попутчики возвращались в салон с радостным оживлением.
– А ты не могла раньше вспомнить о доме? – уколол меня сынок. – Сколько людей мучаются, хоть бы о них подумала! Питерцы – вообще, как заложники в захваченном самолёте. Представляешь, им придётся в Шереметьево брать такси до вокзала и покупать новые билеты, чтобы вернуться сюда! Ну не маразм?!
Я чувствовала, что меня захлёстывает чувство вины.
– Да, бедные. Им не повезло больше чем другим. Это несправедливо! Как жалко! Неужели нельзя было отпустить их домой? – высказала я своё мнение вслух.
– Проверьте, все ли на месте, – объявил командир.
– Не все! – послышалось с разных сторон. Нескольких человек недосчитались.
– Подождите! Мы же не можем оставить людей! Ждали 12 часов, подождём ещё чуть-чуть.
Оказалось, что питерцев всё-таки выпустили на волю. Только вот благодаря кому произошло это чудо, так и осталось загадкой.
Самолёт поднялся в воздух. Мы, было, с облегчением вздохнули, но тут нам объявили, что поскольку в расписании прилётов произошёл сбой, и нас не может принять заявленное Шереметьево, посадка будет в Домодедово. Наш перелёт оказался испытанием не только для тех, кто был в самолёте, но и для тех, кто ожидал 14 часов в аэропорту Шереметьево. Теперь им нужно было стремительно перенестись в Домодедово.
Я представила, какую бучу устроит мой муж. Мне предстояло пройти ещё и это.
– Папа нас съест.
Сомнений на этот счёт у меня не было.
Самолёт приземлился в Домодедово. Родные и близкие встречали нас как полярников, спасённых с дрейфующей льдины. А наш папа был счастлив просто от того, что мы всё-таки вернулись.
– Ну, как отдохнули? Куда собираетесь в следующий раз? – улыбаясь, спросил он.
– Нашу маму в целях безопасности окружающих нельзя никуда выпускать, – заявил «умудрённый опытом» мальчик.
Зная о моих неординарных способностях, муж с пониманием кивал в ответ.
«Ну спасибо, сыночек дорогой! Растишь, растишь, отказывая себе в необходимом, а потом слышишь такое. Вот она, благодарность за материнскую самоотверженность! Что там говорить, весь в отца, два сапога пара!» – подумала я.