Явление Нифертити
Потом было всякое. В кино герой Никулина восклицает: «А руки-то помнят!» Как держать кисть, мои руки помнили. Когда небесные силы на время отрывали меня от стакана, я возвращался в профессию. На хлеб насущный зарабатывал писанием портретов на кумаче и текстов там же. Забыть Маргариту было выше моих сил. Иногда до меня докатывались слухи, что Энгельгарды не совсем хорошо живут. Но у них растёт дочь.
Однажды в моей жизни появилась Александра. Не могу сказать, чем она меня взяла, но мне показалось, что образ Маргариты угас. Брат Александры Яков был мне настоящим другом. Он единственный не оставил меня, когда Александра-Сара порвала со мной. Она не пережила единственного моего восклицания в порыве тускнеющей памяти.
Далее были худые годы. Я оказался здесь.
И вдруг… В девяносто седьмом году? Или позже? Не важно… В мою дверь постучали. Женщина с закутанной в черный шёлк половиной лица. Я был потрясён.
– Не узнал? – спросила она.
Перед ней в первую минуту я закрыл дверь.
С вами лукавить не стану. Как я мог не узнать ту, что была дорога мне больше жизни. Но с первой секунды я понял – в душе этой женщины катастрофа. За двадцать с лишним лет какой-то черный монстр проглотил её светлую душу. Только руки удержать не смог. И снова открыл дверь.
Я ничего не ответил. Только откачнулся назад. А она вошла. Вошла и стала полной хозяйкой положения. Вечером она сняла свои покрывала. Показала мне изуродованную, затянутую красной кожей, в нитках серых шрамов, часть лица.
– Знаешь, что это? – спрашивала она и тыкала в маску.
Дальше можно было ждать развития сюжета, как это начертал Кобо Абэ. И я угадал.
– Мне нужно чужое лицо, – Маргарита настаивала.
Но что я мог? У меня не было ни хороших знакомых, ни денег, ни именитых врачей. И тогда она в оборот взяла Яшу. Яша был чрезвычайно напуган. Великий ценитель женской красоты, знаток женской обаятельности, гурман женских страстей Яша чуть не потерял сознание, когда Маргарита вышла из-за шторы. Мне показалось, что они знакомы. Тот и другой почти одновременно отправили меня в лавку, покупать снедь. Потом Маргарита сказала, что настал мой час. Она готова быть моей женой. Я смеялся. Потом пил вино. Снова смеялся. Кажется, подписывал какие-то бумаги. Давно было. Но забыть её? Нет, её забыть невозможно. Она стояла напротив окна и медленно снимала с себя одежды.
Лунное сияние легло на мрамор её кожи, и вся фигура Маргариты вспыхнула трепетным неземным сиянием. В её-то годы. Красивая грудь, прямая спина, до сих пор аппетитные округлости. Поразительное бесстыдство… Или… Может, за мужчину она меня уже не считала?
А утром она собралась в город. О том, что машина с моей Маргаритой лежит под скалами у реки, я узнал через сутки. Так второй раз я потерял свою… Теперь уже Нифертити.
– Вы что-нибудь слышали об Энгельгарде?
– Нет. – однозначно ответил мой визави, – Я совсем ничего не знаю. И уже не хочу знать.
– Черт с ним, с Александром. Но вы не хотите знать того, что Маргарита жива?
– Пусть.
Он посмотрел на меня, потом отвернулся, положил голову на стол и замолчал. Заглянув в лицо старика, я увидел, как из потухших выцветших глаз выкатываются прозрачные крупные капли и теряются в серых складках бесчисленных морщин.
Но у меня теперь была одна зацепка. Кто-то в Челябинске помог Маргарите Сергеевне оформить документы на новую фамилию и получить их. Тропинка снова возвращалась в департамент.
Сладости «Вкуса жизни»
Я позвонил Вере Климовой из кафе «Вкус жизни». Не скажу, что женщина была обрадована моим приглашением отведать «Рокки Роуд» с сиропом и ванильным мороженым, но после некоторых колебаний и сомнений, согласилась на встречу.
Сегодня Вера Климова была не столь импозантна. Без причёски и хорошего макияжа женщина, переступившая порог среднего возраста, уже не могла вызывать восторженных взглядов редких обитателей заведения. Можно было подумать, мама встретилась с очень занятым сыном вне глаз невестки.
– Вера Анатольевна, вы отправили меня в дальний путь, надеясь, что мне будет неинтересна история почти двадцатилетней давности. Меня поглотят дела, и я ничего не выясню. Отнесусь к работе спустя рукава?
– За столь длинным предисловием кроется что-то сногсшибательное? – сегодня она спокойно ела пирожное и пила кофе.
Лицо было спокойным, даже безразличным.
– Я знаю, что только вы могли помочь Маргарите поменять фамилию и вы же, нарушив инструкции, собственноручно на её личное дело наложили гриф «Совершенно секретно». А так как начальник, больше благоволивший и относившийся с интересом к вам, чем к Маргарите, не глядя, подмахнул приказ среди других. Я не знаю, почему вы это сделали? Но сейчас, надеюсь, вы всё расскажете. Это будет правильно. Потому что я всё равно докопаюсь до истины.
Климова положила ложку, отодвинула подальше чашку с недопитым кофе, поставила локти на стол и ладонями закрыла от меня лицо.
– Я не думаю, что у вас есть неопровержимые улики моей причастности. Но и блефовать я уже не могу. Вы любите покер? – почему-то спросила она.
– Нет.
– А Маргарита страстно любила эту игру. И если она находила соперника, способного её переиграть, она…. Что-то в ней ломалось. Она могла уступить… Могла простить…Но ещё больше она хотела переиграть. Азарт. Нездоровое соперничество и стремление к первенству.
– И в Якове Нефедовском следователь Энгельгард встретила отчаянного соперника по покеру?
– Нет. В Якове она увидела умного врага, – Вера снисходительно посмотрела на меня, дав понять, что уверения в проницательности немного поспешны, и я не так много знаю, как хочу это представить. – Отчаянного соперника она встретила в лице Льва Рацибуржинского, когда ей было всего двадцать лет, и она перешла на пятый курс юридического факультета. Лева покорил Риту почти мгновенно. При каждом возвращении домой эта немного экзальтированная дурочка только и твердила, какой Лёва. Лёва был всем. Он отлично играл на гитаре, писал стихи. Неплохие. Без подготовки сдавал Кодексы. Умел ходить на руках, знал массу анекдотов, разбирался в литературных и художественных течениях. С легкостью судил о неореализме в итальянском кино, мог достать пластинки западных групп.
Среди его знакомых были импозантные мужчины из Свердловского бомонда, с которыми Лёва мог играть в преферанс. Я не знаю, был ли покер в наше время? Но преферанс был. В него играли. На деньги. И Маргарита загорелась идеей обыграть Льва Рацибуржинского. Но чтобы обыграть Льва Ражибуржинского, нужно было научиться играть, как Лев Рацибуржинский.
Женщина опустила глаза, взяла в руки ложку и начала есть пирожное.
– И проиграла? – осторожно спросил я.
Вся мимика Веры говорила о том, что я не угадал.
Дочь – вот моя ставка
Маргарита проводила с этим парнем столько времени, что в семье уже никто не сомневался в скорой свадьбе. Закончен пятый курс, выпускной бал. Утром Маргарита вернулась домой, и мы не могли её узнать. Серое бескровное лицо, красные от слёз глаза. Мама в расспросы. А в ответ собранный чемодан и короткое прощание. Семейная драма. Где она была больше семи месяцев, мы не знали. Нашел её и привёз назад в семью Саша Энгельгард, её однокурсник. Маргарита была уже с ребёнком на руках. Добиться правды не удалось ни мне, ни маме. Тогда я решила сдать документы в юридический. По той же причине, какую указали братья Вайнеры в романе «Эра милосердия» для Жеглова. Страсть у меня к сыскному делу проснулась.
Саша взял Маргариту в жёны. Они немного поработали в Свердловске, и уехали. От любопытных глаз и от пересудов подальше.
Прошло больше двадцати лет.
Однажды Маргарита говорит, что ведёт дело некоего Якова Нефедовского, большого специалиста по махинациям с банковскими документами. Одним из фигурантов в этом деле выступает Лев Рацибуржинский. Середина девяностых. Разброд и шатание. Честных и нечестных стреляют на улицах, взрывают в машинах. И мы стараемся отговорить Маргариту. Мы стараемся. А она… Она не хочет. Если бы я знала тогда… Я бы целиком и полностью была на стороне сестры. Но… Сначала я думала, что в Ритке взыграло прежнее – быть выше всех. И терять ей особо было нечего.
С мужем они уже не живут, но официально отношений не разрывают. Как бы Саша не старался быть для Маргариты тем самым мужчиной, ничего не получается. В душе этой педантичной, сухой как вобла, пунктуальной, кристально честной, занудной, нестерпимо правильной бабы живет образ мужчины-авантюриста. Когда Саша ушёл от неё, он признался, что, наверное, смог бы легче пережить её мотовство, глупости, даже смог бы перенести блуд, чем каждый вечер видеть перед собой тихое чудовище с абсолютно безразличным взглядом.
У Риты была одна проблема. Света Рацибуржинская, дочь Маргариты, больна. У нас её пытаются лечить несколько лет, но интенсивная терапия доступна только в Германии.
Девяносто тысяч евро только курс, проживание сопровождающего лица, исследования и дополнительные медицинские процедуры – отдельно. И мы все, все родственники и друзья, по меркам того времени живущие хорошо, понимаем – нам таких денег не собрать. Каких-то пятьдесят миллионов рублей… Но пятьдесят миллионов рублей никто не давал.
Значит, дочь умрёт. Маргарита в порыве откровения говорит, стоит ли ей жить, если жить не для кого? Если это так, то пусть одним паразитом, одним клопом, сосущим кровь честных людей, будет меньше. Пусть этот упырь Нефедовский лет двадцать пробудет в тюрьме, на строгаче.
И она создаёт грандиозное дело. Стоит малой толике информации просочиться в прессу, большая часть аппарата, связанного с финансовой деятельностью региона, тоже поедет на Колыму. Ни авария с собственной машиной, ни выбитые стекла, ни маньяк, ворвавшийся в кабинет главного управления, не останавливают Маргариту. Она объявляет, что при следующей попытке надавить на неё, она опубликует данные раньше, чем они попадут в суд.
Напряжение колоссальное. 30 августа убивают мэра города, где прокручивались деньги на энергоносители. Чуть раньше убивают крупнейшего политика, стреляют в другого. Московские агенты ФСБ давят банду Маркела. Среди бизнеса и политиков такой раздрай, смотреть страшно. Пауки грызутся, потому что над ними повис домоклов меч. Поговаривают о том, что Маргарита работает на самые высокие структуры из столицы, упоминают даже Виктора Степановича. В тот год он смотрел на нас со всех плакатов, сложив руки домиком и констатируя факт «Наш дом – Россия».
И вдруг всё меняется. Нефедовский каким-то странным образом из обвиняемого переквалифицируется в свидетели. Главным обвиняемым становится Григорий Брайман, до этого отсидевший в СИЗО, но выпущенный под залог. Кстати, застреленный неизвестными в своём рабочем кабинете. Но Нефедовский в этом деле совсем не главная фигура. Вы не поверите: в сорок семь Маргарита расцвела, как девчонка. На лице улыбка, приподнятое настроение, добрые слова. Она по лестницам стала спускаться вприпрыжку. Даже угасающая дочь уже не омрачала её сознания. Свету снова поместили в клинику, где нашлись какие-то сильные препараты. Маргарита объявила, что через месяц они едут в Германию.
Наверное, вы догадались, в чём дело?
Когда я узнала, что Маргарита и Лев в пятницу уезжают на Увильды и там остаются до утра понедельника, я была в бешенстве. У меня не укладывалось в голове, как она могла простить этого поддонка? Больше двадцати лет назад, узнав, что у Ритки будет ребёнок, он отказался признавать его. Устроил сцену ревности и чуть ли не при всём курсе спросил, а не спала ли она в одно и то же время с её незаметным воздыхателем Сашей Энгельгардом? Он, Лев Ражибуржинский, пребывает в больших сомнениях – его ли это ребёнок, зачатый вне брака.
Сашу, за то, что он не порвал горло Лёвке, она не могла простить всю жизнь. А этого гада, увидев на допросе, простила. И мало того, что простила. Она была счастлива только потому, что он, этот мерзавец, пустил её в его постель.
Я повторяю, была в бешенстве. Ритка могла в считанные дни сделаться шлюхой. И не ради какой-то высокой цели. Даже не ради спасения Светы. Хотя, раз она собиралась в Германию, могу предположить, Лев обещал дать денег. Но я уверена, в то время Света была на втором плане. Как сотрудник органов, я поступила профессионально. Пользуясь некоторым расположением генерала Климова, я рассказала ему о сложившейся ситуации. И он, не раздувая скандала, уволил Маргариту. Он уволил Маргариту, но не закрыл дела против Льва Рацибуржинского.
На вечеринке наш разговор нельзя было назвать дружеским. Она догадалась, что уволена с моей подачи. Я пыталась объяснить, убедить, что хотела только уберечь её. На что она ответила: «Это игра.Дочь – вот моя ставка». И эта ставка была запредельно высокой. Но я разрушила всю игру, и должна держаться от Маргариты подальше. Она припомнила мне всё, смешав в кучу и прошлое, и настоящее. Ритка умела поставить акценты. Теперь я была повинна в исковерканной жизни самой Ритки и повинна в будущей смерти Светланы.
Вот такие случаются истории.
Какие ужасы ждали Маргариту потом, вам бывший следователь должен рассказать. Я его долго ненавидела, и только потом, в прошествии лет, простила. Может, он не за себя испугался, за семью? Комлев его фамилия.
8.
Сгоревшее сердце
Комлев мне был не рад. Будучи когда-то сыщиком, он понимал, что мне удалось отыскать все поросшие быльём тропинки той давней истории. Скажу сразу, каждую фразу мне приходилось вытаскивать из бывшего милицейского полковника клещами. И брать правду только после того, когда представленным фактам ему было нечего противопоставить.
Да, я работал по этому делу. Нет, главным не был. Мне казалось, что перед нами мошенники средней руки. Энгельгард многого не объясняла, ставила задачу и требовала её решения. Мою группу в середине следствия переориентировали. Мы стали копать под одного из погибших авторитетов. Там всё прямо шло в руки. Я был молод, мне нравился сыск. Я потирал руки и думал об очередной звёздочке. Каковы были мои амбиция, когда генерал снял со следствия Маргариту? Я знал, что пойдёт движение.
Но Энгельгард, как будто об этом не жалела. Её последними словами в тот рабочий день была просьба не трогать Рацибуржинского. Она так и сказала: «Прибереги его для меня!» Что это значило? Не догадываетесь? Она была связана с Львом Рацибуржинским. Интимные отношения, вымогательство в особо крупных размерах.
Но я об этом узнал потом, когда дядя Яша приехал ко мне и попросил не делать резких движений и уволиться из органов. Дядя Яша был очень душевный бандит: «Мы не дадим умереть твоей семье с голоду и пристроим в хорошее место!» Так я стал охранять того, кого должен был посадить лет на двадцать.
Генерал отстранил Энгельгард, но Рацибуржинского оставил в разработке. Через месяц или чуть больше на пороге своей квартиры Маргариту облили кислотой. Она успела отвернуть лицо и прикрыться рукой – это спасло одну половину лица. Вторая была изуродована навсегда. Установить исполнителя, а главное, воссоздать способ, как высококонцентрированную азотную кислоту принесли в подъезд, в чём хранили и как без химзащиты смогли воспользоваться, не пострадав, мы не смогли.
Уже в больнице, когда я рьяно пытался выспросить у Маргариты, как выглядел покушавшийся, она сказала мне, что это дело рук Льва Рацибуржинского. Он должен был выплатить Маргарите более ста тысяч евро, если он и его подельник Яков Нефедовский не пострадают. Она обещала, но данного обещания не выполнила, хотя от требований ста тысяч не отказалась.
Выезд оперативников и задержание Рацибуржинского ничего не дали. Он удивился требованию подтвердить акт вымогательства, а его адвокат за два часа доказал, что уважаемый бизнесмен был за триста километров от города, когда какой-то подонок совершил покушение на Маргариту Энгельгард.
Поздним вечером при выходе из управления мне предложили сесть в притормозившую у тротуара машину. Нефедовский мне не угрожал, не сулил расправы, очень интеллигентно просил не трогать Лёву, а все усилия в розыске направить указанному ранее Маргаритой Энгельгард пути.
Я не согласился. Стал брать с собой оружие. Потом доложил, что в мой адрес и адрес моей семьи могут последовать угрозы, сопряжённые с действием. Но от Яши угроз не было. И действий не было. Или они были, но были настолько искусны, что я воспринимал это как неудачи. Рабочих неприятностей было достаточно. Генерал в кабинете орал и брызгал слюной, не стесняясь в выражениях. И вот когда Яша сказал, что мне придётся дорабатывать век в капитанах и вечном унижении, я понял, это всё неспроста. Так хотелось взять Нефедовского на понт. Но он дружески похлопал меня по плечу и только улыбнулся. Улыбка палача, не желающего для жертвы простой и скорой смерти. Очень жуткая улыбка. Он сказал, что предложение уволиться всё ещё в силе. Если у меня есть амбиции, то о достойном чине он тоже позаботится. Через неделю я нашёл документы, указывающие на причастной одной из фирм к переправке Афганских наркотиков на миллионы долларов. Добил дело и получил майора. Через три недели при задержании вооружённого преступника меня ранили, за что вручили медаль и внеочередное звание. За два месяца я из капитана вырос до подполковника.
Тогда ко мне в новый кабинет пришла страшная, как смерть, Энгельгард. Её просьба меня очень сильно удивила, а потом напугала. Она просила вообще исчезнуть куда-нибудь, иначе она откроет карты.
По состоянию здоровья я вышел в отставку и тут же нашёл для себя высокооплачиваемую работу в банке «Возрождение».
– Вы Маргариту Сергеевну узнали сразу, как только она появилась в учреждении?
– Нет. Растрёпанная, косноязычная старуха, с закутанным наполовину лицом и глазом, затянутым бельмом, не интересовала меня. Её проверяли рядовые сотрудники. Она теоретически не могла угрожать безопасности банка никак. Мыла подсобки и все туалеты. Ни в оперзале, ни в информцентре, ни в других помещениях она не бывала. Камеры наблюдения её не видели.
– А фотография на столе шефа?
– Случайный сбой.
– А ночное проникновение?
– Совершенно иное. Там над техникой здорово потрудились. Сотрудники охраны видели идущую живую картинку, но передаваемую на наши мониторы не с камер, а с видеоплейера. Меня удивило другое – как они могли почти законно, просто разослав платёжные запросы, получить деньги? Фактически, банк разорялся в течение нескольких дней, когда его клиенты… Якобы клиенты, стали активно выводить капиталы. Только тогда я взялся за проверку. И нашёл. Отпечаток пальца Якова Нефедовского остался на стакане, принесённом в офис. Его специально оставили на видном месте. Но никто из служащих до начала проверки и внимания не обратил. Всё нещадно затоптали. И только это был знак. Тот знак, который я должен был узнать и прекратить рыть рогом землю. Просто Нефедовский и Рацибуржинский разошлись. Один жулик нагрел другого. Хотелось помочь Льву.
Но вспыхнувший на стоянке перед офисом мой автомобиль охладил порыв. В голове выстроилась вся цепочка, пришло осознание, что мной манипулировали. Я пешка в чужой игре.
Сердце моё сгорело от животного страха. Я уволился. Вернее, при докладе о невозможности найти следы наших обидчиков, Лев Романович меня вышиб без выходного пособия.
Возвращение Маргариты
Граждане, прилетевшие рейсом из Азии, прошли таможню. Они нестройной вереницей прошагали мимо группы сыщиков, ожидавших прилёта Маргариты Сергеевны Тягиной. На руках у молодых парней был фоторобот, составленный по воспоминаниям очевидцев и подретушированный нашим физиономистом с учётом старения. Страшной старухи среди пассажиров не было. Но в какой-то миг что-то меня тревожило, как будто я совсем невнимательно смотрел остросюжетный фильм и пропустил очень важный и малозаметный момент, ставший поворотной точкой. Дав отбой группе, я медленно шёл по залу. Женщина с очень знакомым лицом. Она бросила в мою сторону вызывающий взгляд и прошла мимо. Теперь я почти бежал по залам аэропорта.
Пройдя мимо витрин «Мир камня», я повернул в «Гренки паб». За столиком в кафе сидела невысокая женщина и явно кого-то ждала. Меня? Или мне показалось? Нет! Не показалось. Мимо меня прошла и остановилась у столика Раиса Летягина. Что могло её привести на встречу с дамой средних лет, прилетевшей компанией «Тхэй Эрвэйс» из Пхукета в Екатернбург. У ног незнакомки стоял небольшой чемодан, оклеенный стикерами. Женщина улыбнулась Летягиной, приложила палец к губам и через стол пододвинула небольшую коробку. Роза Сергеевна взяла подарок, воровато оглянулась, кивнула головой и пошла прочь из кафе.
Женщина продолжала сидеть. Я купил две чашки кофе, потому что у меня уже не было сомнений – ждали именно меня.
– Здравствуйте, Маргарита Сергеевна, – сказал я, ставя чашки с кофе на столик, – Разрешите?
Она изумлённо вскинула брови и пристально посмотрела на меня.
– Вы ошиблись!
– Я не ошибся. Я не до конца просчитал ходы. Оперативники ждали старую Маргариту Тягину. Но вы, проходя мимо, сами выдали себя, – соврал я, давая понять, что узнал её сразу. – Вы очень пристально посмотрели на меня, бросая тем самым вызов. Это был блеф! Вы просто наслаждались обманом. Но отдаю вам должное – вы очень проницательны.
– Скорее наблюдательна. Трое молодых атлетически сложенных мужчин стоят у выхода. Значит, кого-то ждут, встречают. Но встречающие незнакомцев обычно держат таблички. Теперь это и России популярно. Но эти заглядывают в раскрытую ладонь и потом оглядываются на более солидного человека, заложившего руки за спину. У этого человека не прилетели ни друзья, ни родственники, он не встречает иностранцев, но с его реакцией сверяются другие. Я работала в сыске. Как вам моё лицо?
– Если бы я не видел фотографии в забытом всеми деле, вы остались бы неузнанной. Вы очень похожи на Элизабет Тейлор. Замечательно выглядите. И, не зная всей вашей истории, трудно заподозрить страшные раны на вашем лице. Клянусь вам, Маргарита Сергеевна, вы потрясающи.
– Да?! А вот один мой старый знакомый, вынырнув передо мной из ласковой и теплой волны, решил, что за ним пришла смерть. И умер. Прямо в море. Тайцы потом три дня искали.
– Рацибуржинский умер?
– Вы замечательный сыщик. Арестуете?
– Нет. Улик недостаточно. Но…
– Выпроводите из страны? Так я не уеду. Я хочу дожить век здесь. Дожить жизнь в огромном промышленном городе, где по утрам пахнет металлической окалиной, где под окном гремят трамваи, а за стеной ругается пьяный сосед отборной площадной бранью. Я хочу упокоиться на своей земле и быть прахом рядом с моей дочерью, с моими родителями. Не разрешите?
–Финал истории расскажете?
Она широко улыбнулась.
– Перехвалила немного. Не огорчайтесь. Свою работу вы выполнили на пять с плюсом. Просто о финале этой истории все подробности знали я и Яша. Но Яша умер. Левка не виноват. Он не хотел смерти Нефедовского. Хотел выведать, почему тот выпотрошил его банк, но убить – нет. Яков Нефедовский был не по зубам ни одному авторитету в том городе. Он был игрок, не впадавший ни в панику, ни в азарт. Таких на свете раз, два и обчёлся. Таких можно переиграть, но только шулерским способом. А жуликов он видел за версту.
– Вы проиграли Нефедовскому?
– Нет, – она закрыла глаза и отрицательно покачала головой, – Я проиграла сама себе.
Она посмотрела на меня и, увидев в моих глазах немой вопрос, предложила:
– Давайте уж гульнём, как положено. Что тут могут предложить? Мясо, коньяк, кофе, десерт. Только боже упаси всяких креветок, кальмаров и другой дряни. Я хочу нормального уральского мяса, изжаренного на сковороде.
Через двадцать минут мы держали в руках по бокалу с коньяком и внимательно смотрели друг на друга.
Любовь и месть.
Я любила Левку. С первого взгляда и до последней минуты. И продолжаю жить с этой любовью точно так же, как уже много лет живу с испепеляющей ненавистью к этому человеку.
За Энгельгарда и Свету первый раз я простила его. Помните фильм, «Москва слезам не верит»? Героиня или я, но слова и чувства одни и те же: сначала я его ненавидела, потом хотела, чтобы он узнал о моих успехах, а потом снова бросилась в омут, хотя знала – это трясина. И я могу в ней в два счета погибнуть. Не буду лгать вам, я сказала, что у него есть дочь, и она нуждается в лечении. Он ответил капиталом, но с одним условием. Капиталом он мог распорядиться только будучи на свободе и рядом с Яковом Нефедовский. Обещал, что жить я буду в Германии бесплатно. Когда всё закончится, мы перевернём страницу нашего черновика, исписанную глупостями и каракулями.
Вам трудно представить, какие страсти бушевали в моей душе. Как профессионал, я была безупречна. Нефедовский это понимал. Но он был строг в игре, следил за каждым нюансом и однажды раскрыл мою симпатию к Рацибуржинскому. Я не заметила этого. Но на следующий день Яков попросился на допрос. И вывалил на Лёвку кучу дерьма. Получалось, что теперь именно Рацибуржинский становился организатором хорошо спланированного и отлично проведённого финансового мошенничества. Яков называл фирмы, а потом счета в банке «Возрождение», потом цепочку фирм-однодневок, по которым расплывались полученные деньги из «Возрождения».
В этом случае, как любящая женщина, я была обречена. Как мать, я тоже терпела фиаско. Никто денег на возможный курс лечения в Германии мне не давал. А Лёва обещал. После долгих мучений мать и женщина победили во мне служительницу Фемиды.
Кто же мог знать, что в нашу партию войдёт моя двоюродная сестра, выросшая вместе со мной под одной крышей. Сейчас я простила Веру и хочу думать, что она тогда просто хотела уберечь меня. Многое не зная, желала мне добра. Поэтому рассказала о моей связи с Рацибуржинским.
Меня отстранили.
Потом неизвестный плеснул мне в лицо кислотой. Света стремительно угасала, но боролась. И мне пришлось бороться. Я отдала родную дочь в один из первых хосписов, а сама… Сама решила отомстить Лёвке. Переиграть его, если хотите. Веру просто стала шантажировать тем, что на её совести жизнь Светки и моё уродство. Та сдалась. Она помогала мне делать документы. Не фальшивые, а почти настоящие. Так я стала Потаповой, перед этим погибнув на берегу реки. Потом Летягиной, потом Тягиной. Уродливой старой дурой, готовой подтирать дерьмо за успешными и богатыми служителями банка «Возрождения». Комлев, наверное, догадывался. Мы работали с ним вместе, но не проявлял настырности при проверке моих данных, когда Лёва переволновался из-за появления призрака.
Нефедовского я нашла немного позже и предложила ему сделку. Он не хотел признавать, что из меня уродину сделал Лёвка. Но сдался под фактами. Готов был набить товарищу морду. Но я предложила ему дискету с материалами о нём. Сделка простая. Нефедовский достаёт мне все капиталы Рацибуржинского, я передаю Нефедовскому то, что у меня есть. У Якова были люди, кто мог помочь в осуществлении этого плана. И я шла ва-банк. У Яши были другие люди, для которых ничего не стоило сделать из меня Анну Каренину.
Раису мы использовали втёмную. Она, конечно, ничего не знала. Тогда меня благополучно списывали со счетов.
В день отъезда по паспорту госпожи Рацибуржинской и доверенностью на проведение сделок с недвижимостью, я заложила Лёвин дом и ночью вылетала в Сочи. Из Сочи ехала в Абхазию. Абхазы переправляли меня через границу. Через Батум я попала в Тбилиси и вылетела в Пхукет. Там сразу же вложила более семидесяти тысяч долларов в одно национальное предприятие. Обеспечила себе статус и письмом попросила Летягиных переправить ко мне Свету.
Но дочь не дожила до этого светлого часа. Её хоронила бабушка со стороны Александра. С хорошей суммой денег в Азии я какое-то время жила отрешённо и беззаботно. Немногочисленные русские, рискнувшие стать владельцами недвижимости в этом Азиатском регионе, с грустью спрашивали: «Откуда у меня такая возможность жить привилегированно там, где европейцам жить трудно?» Мне всегда слышалось: «Откуда у тебя деньги, Маргарита?»
Денег было много. Две трети Левиного банка и приличный залог за дом. Спросите, что же я рванула так далеко, а не отправила Свету в Германию? Из России я этого делать опасалась. Не рассчитывала, что Лёвка не побежит в контору? А контора к этому времени набрала силу. Вы же помните двухтысячный?
Потом я тщательно следила за всеми новостями.
На берегу моря в моей благоустроенной лачуге были все средства связи, и великое изобретение человечества – интернет – позволяло мне быть в курсе событий на далёкой родине.
Лёва не загнулся. Лёва выжил, а, выжив, сбежал на тот же самый берег, что и я. Наши владения были в нескольких милях друг от друга. Он жил там десять лет. Девять из них я мучилась. Мучилась вопросом, как предстать перед этим мужчиной, чтобы он смог понять: жизненную партию в преферанс он проиграл. И нашла способ. Пластический хирург мне вернул лицо. То самое лицо с фотографии.
Поверьте, мой друг, это страшное зрелище. Лицо двадцатилетней девушки, натянутое на голову семидесятилетней старухи. Как бы я не боролась с возрастом, он всё равно даёт о себе знать. Его можно скрыть под одеждами, но нельзя подправить на теле. Думы о мести давно прошли. Теперь я хотела сыграть с Львом Романовичем дурацкую шутку. И я поехала к нему. Забрела на территорию пляжа. И когда он, молодящийся и бодрящийся пожилой мужик с замашками бонвивана, вошёл в лазурное море, я вошла за ним. И вынырнула чуть раньше, чем он. Он не ошалел. Он сначала замер, потом коснулся моего лица. И я ощерилась на него голливудской улыбкой, блеснув ровным рядом фарфоровых зубов. Потом выдернула из воды руку, к сожалению, не сохранившуюся так же хорошо, как моё лицо, и протянула её к его, ставшим крючковатым, носу.
– Кто ты? – выдохнул он.
– Маргарита! – просипела я.
И Лёва ушёл ко дну. У него случился разрыв аневризмы головного мозга.
Через девять дней я подвела черту под той своей жизнью.
– Осуждаете? – спросила она.
Маргарита Сергеевна улыбнулась очень грустно, но кончики оголившихся зубов алчно сверкнули в свете внезапно вспыхнувшего над стойкой бара вечернего освещения.