Пронумерованные гуманистки ловко и очень нежно обрядили меня в новенький чёрный комбинезон, весь исполосованный вшитыми ремнями и карманами. На каждом надпись: «Лжец». Она белая и светится. В любых потёмках видно, кто тут «лжец».
Звездолёт гуманистов начал разгон.
Пилот Бастет знакомила меня с кораблём. Махина не меньше города, в котором люди безуспешно изучали Задиристого.
– Спрашивай непонятное и требуй уточнений, – говорила Бастет, вышагивая рядом, то на двух, то на четырёх лапах. – Тут энергетические реакторы, они пустые.
Реакторы были огромны.
– Наши роботы заправлены водородом и добудут позитроний на месте. Наш кончился. Редкий минерал.
Роботы предстали громадами. Но идея добычи «позитрония» показалась мне несовершенной.
– А если позитроний кончился и в другой галактике?
– Не нагоняй тоску! – обозлилась Бастет. – Его там много.
– Но вдруг он весь уже в реакторах у аборигенов? – возразил я. – Говорят, в реакторах жарко. Кто полезет туда на погибель? Аборигены не отдадут вам позитроний. Инстинкт самосохранения запретит.
– А я одену вот этот костюмчик... – ощерилась Бастет на гигантское сооружение, сродни Устрашателю видом, – ...и о-о-очень хорошо попрошу.
Я дерзнул элегантной шуткой загладить перед пилотом-кошкой вину за «чучело». Наверное, на меня подействовал мой новый элегантный комбинезон.
– Просить стыдно. Разумнее предложить аборигенам бусы и...
– Не остри, подхалим, – оборвала Бастет. – Укушу.
Подумала и добавила:
– И в твоей одежде останутся дырки.
Сильный аргумент.
Слева и справа потянулись бесконечные решётки, за которыми толпились голые упитанные люди обоего пола. Завидев нас, они шарахались от решёток и сбивались в плотные испуганные толпы, пряча лица.
– Это загоны с физиками и ботаниками, – пояснила Бастет, сразу подобрев и облизываясь. – Молодые выдающиеся учёные с молодыми лаборантками, пять тысяч голов. Вот кнопка подачи корма в загоны. Не смей давить! Давят дежурные гуманистки. Трижды в сутки.
– Почему ваши учёные и лаборантки – голые и толстые, живут в «загонах», а исчисляются в «головах»? – осмелился я на робкий вопрос. – Это странно.
– Отбирали по конкурсу, – удивилась Бастет. – Лучшие головы.
Я помнил учёных несколько иными, одетыми и лысеющими очкариками, но требовать уточнений постеснялся.
Среди каких-то цистерн мы наткнулись на здоровенный шар из золота: он катился на шести колёсах-шарнирах, уйма многопалых рук и десяток глаз на гибких отростках. Все глаза повернулись к нам.
Робот?
– Это Мозг, – пояснила Бастет, нетерпеливо оглядываясь в полумрак, где остались загоны с учёными. – Мобильная версия. Он вершина искусственного интеллекта. Мозг, объясняй Лжецу корабль. Я на охоту.
И сиганула чёрной тенью куда-то на цистерны.
– Опять я, – обиделся Мозг вослед пилоту-кошке. – Весь корабль на мне держится! Бездельники и людоеды! Ладно, припомню я вам... Впитывай знания, двуногий.
От Мозга я узнал, что гуманисты намерены охватить своим гуманистическим атеизмом всю соседнюю галактику. От окраин до ядра. Для того в корабле упакованы боевые скафандры, два огромных сооружения из нейтрония. Машины завоевателей. Для командора и Бастет. Командор и Бастет – хищники. Лопают сырую человечину. Когда они появляются у загона, все голые учёные потеют. Где-то на каких-то дремучих планетах мать-природа вознесла гигантских волков и пантер на вершину эволюции. И одарила разумом. Гуманисты изловили их множество и теперь разводят в своих питомниках. Такие создания – идеальные убийцы, они служат гуманистам пилотами звездолётов и водителями боевых роботов: у них звериная реакция, хитрость прирождённых охотников и никакой жалости к ходячему мясу.
...Изучая звездолёт, я частенько нахожу в укромных местах обглоданные человеческие кости: Бастет охотится только ночью. Вытащит из загона какого-нибудь физика или лаборантку, и гоняет по звездолёту до утра, нагуливает аппетит. Потому учёные спят днём, а ночью выпихивают плачущих лаборанток поближе к люку, через который в загон проникает Бастет.
– Почему вы не взяли обыкновенных быков или овец? – спросил я однажды пилота-пантеру. – Животные мясистее. Наверное, вкуснее.
Но Бастет лишь брезгливо сморщила нос:
– Ну ты и брякнул... Знаешь, какой химической дребеденью откармливают быков?! Их мясо даже нюхать страшно. А тут – экологически чистый продукт, из лучших семей. И потом: что за обед без настоящей охоты? А самая интересная охота, Лжец, это охота на человека. Ты чудной. Говоришь, как травоядное.
Наконец, звездолёт завершил разгон. Звёзды впереди посинели, позади – покраснели. В целях сбережения горючего отключились все реакторы. В корабле стало темно, только лампочки кое-где светят, да и те вполнакала. Их будет питать «перпетуум мобиле».
Главный гуманист Осирис посоветовал:
– Употребите полумрак и свободное время с пользой. Ощупывайте корабль и выдумывайте мрачную религию для непросвещённых аборигенов. Под стать окружающей нас космической мгле. Настолько ужасную религию, чтобы любую напасть уверовавший принял за благо.
– Кто именно должен «напасть»? – поинтересовался я.
– Мы, – спокойно ответил главный гуманист и крепко стиснул золотой ключ на груди. – А уверовавший должен пособить нам в борьбе с ним же, причём не щадя своей жизни во имя нас. Попробуйте осилить такой мрачный парадокс. Утверждают, он не имеет решения, ибо противоречит закону самосохранения. Вот вам фонарик и берегите аккумуляторы. Заряжать один раз в рубище!
– И всегда помни: Устрашатель рядом! – прорычал Анубис.
– Мечтает о вас, – тактично добавил главный гуманист.
Оба – Осирис и командор – упали в иней, люки над ними мигнули секретными кодами, и остался я один, блюсти корабль. С фонариком. Всё электричество уходит в анабиозные саркофаги.
Где-то на третьем условном рубище я попросил Мозг:
– Может, включишь пару ламп поярче? Замучил мрак.
– А мне светло, а мне светло! – завопил Задиристый, улепётывая ои Устрашателя.
Верно: на его клетку светят аж четыре мощных лампы. Я должен менять их, если перегорят. Ибо в потёмках Задиристый потеряет бдительность и угодит в пасть Устрашателя. Так объяснял Осирис.
– Не могу, – твёрдо говорит Мозг. – Нам тысячу лет лететь. Представляешь тысячу лет? О принципе относительности ты не слыхал, но верь на слово: за бортом и вовсе миллион лет пройдёт.
– Ничтожный срок, – говорю я. – За миллион лет разве что климат изменится, да и то не шибко: оледенение, потепление... Вот миллиард лет – это совсем другое дело, его трудно представить одной картинкой. Миллиард переменчив. Атмосфера меняется, фауна вымирает раз пять. Трилобиты, ящеры, люди всякие…
- Это гипотеза! – заспорил Мозг.
И добавил, понизив голос:
– Есть запрещённая догадка, что мир не меняется, ибо создан богом.
- Сам ты «гипотеза», - возразил я. – Наблюдал перемены лично. Станет Бог париться над такой ерундой, как миры штамповать. Таковский «бог» эвон, генераторы крутит пятками.
Задиристый зарычал в своей клетке, а Мозг замолк надолго.
- Вот это да, – произносит наконец, с уважением. – Да ты ископаемое, старик. Реликт. Повидал жизнь.
И звук издал, изображая горестный вздох:
- А меня только семь лет назад смонтировали. И энергии у нас только на саркофаги. Да и той в обрез. Хорошо хоть, про игру забыли. Сыграем в «поймай Лжеца»?
– Да чего меня ловить, – посетовал я печально. – Пойман уже. Людоедами.
– Это игра, бестолочь! – рассердился Мозг.
И высветил над собою здоровенный куб, весь из множества маленьких прозрачных кубиков. В некоторых кубиках шевелятся кроны деревьев и фигурки: разноцветные слоники, длинноногие красотки, динозаврики, бродяги в плащах и капюшонах, удавы и пауки. Почётное место в этой толпе занимает Устрашатель. Напротив него, в противоположном углу, мечется в кубике Лжец. Точь-в-точь я.
– Кибернетики играли и забыли отключить, – пояснил Мозг и сдвинул на один кубик фигурку Устрашателя. – Словом, так: или играй, или скучай. О правилах сам сообразишь. Не маленький.
Этим и купил, мерзавец.