Нож вошел неожиданно легко. Просто провалился меж рёбер, и всё. Кровь быстро пропитывала его белую футболку, окрашивая алым так любимый им, белый цвет. Да, белые футболки и светлые джинсы. То, что любил он, и так ненавидела она. Она вскочила на ноги, держа окровавленный нож, а он остался лежать, без признаков жизни, во всё увеличивающейся луже крови. Всё ещё муж, отец двух её детей. Как он здесь оказался, как? У него же не было ключей, по крайней мере, она ему их не давала. Она не видела его последние три года, и не жили они вместе уже восемь лет. Он бывший афганец, здоровый мужик, какими-то правдами и неправдами выкрутил себе приличную пенсию, влез в какие-то дела в Совете ветеранов, и жил припеваючи, напиваясь практически каждый день. Напившись, хвастался своим умением жить и глумился над ней, уверяя, что она, дура такая, никому не нужна, и без него пропадёт. С каким трудом она прекратила этот кошмар, с пьянками, ночными скандалами, а в последний год и с распусканием рук с его стороны. С каким упрямством и тупостью пришлось бороться, пока договорились, что он оставит их в покое и уйдет жить к матери. Там двухкомнатная квартира, и не два века же ей намерено. Дети выросли без его алиментов, на деньги от трёх её работ и помощи матери. Дочь вышла замуж, сын женился. Что там у них будет, разберутся сами. Она же осталась одна, в двухкомнатной квартире, в тишине любимых ею вещей. Потихоньку стала привыкать, что сама себе хозяйка, и что всё зависит только от неё. Ей всего сорок два, и многое ещё может случиться в её жизни. Дети иногда заходили, наполняя квартиру шумом и суетой. После их ухода оставалось щемящее чувство материнской любви и страшная боязнь, что они повторят её судьбу. Но время шло, старое потихоньку уходило, и Ксения расслабилась душой, оттаяла.
И вот опять! Ну откуда он взялся в её квартире, с пьяным криком, матами, перегаром и сизым, одутловатым лицом. Она сначала опешила, потом испугалась и с ужасом подумала, что всё начинается заново. А когда он надвинулся на неё и перекрыл собой дверной проём, закрыв тем самым свет, она, неизвестно откуда взявшимся ножом ударила его. Ударила со всей своей женской силы, умноженной ненавистью и страхом, ударила так, как будто защищала своих детей от страшного и жестокого зверя, который пришел убить её семью и разрушить, с таким трудом и любовью построенный ею мирный дом. И вот зверь повержен, он умер, и надо было что-то делать. Что, этого она еще не знала. Но была уверена, что справится.
Голова сработала быстро. Надо сделать так, чтоб его не нашли. Никто и никогда не нашел. Чтобы поискали и бросили. На неё никто не подумает, ведь они не живут восемь лет, и всё у них уже решено и поделено. Она схватила его за ноги и потащила волоком на кухню. За телом оставался кровавый, красно коричневый след. Потом, потом вымою, подумала она. Сейчас главное спрятать тело, засунуть, утрамбовать так, что бы никогда он оттуда не выбрался. Место такое было. На кухне, она знала точно. Она волокла его по коридору, разбросанные руки его цеплялись за косяки, и было ощущение, что он сопротивлялся её порыву. Но она остервенело дёргала его, тело сдавалось, и Ксения тащила его дальше. На кухне она вскрыла пол, неизвестно откуда взявшейся лопатой, и в образовавшуюся щель впихнула ненавистное мужское тело. Звука падения она не услышала, но почувствовала, как он упал. Подумав, забросала сверху какими-то палками, мусором, строительной шелухой и положила доски на место. Села на пол, где только что зияла дыра, подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками и закрыла глаза. Всё, здесь его никто не найдет, никогда! Её трясло, мысли стали путаться, но постепенно в её мозгу появилась страшная мысль, она УБИЛА его! Пусть это был отвратительный, ненавистный человек, но он был ЧЕЛОВЕК. Её трясло, зубы лязгали, и она ощутила во всём теле жутчайший озноб. Надо было одеться, хоть во что. И тут она проснулась. Дома было тихо. Свет от ближайшего уличного фонаря, пробиваясь через оконную тюль, рисовал узоры на стене. На кухне тихо побрякивал холодильник. Всё источало тишину и дрёму. Кошка, лежавшая у неё в ногах, с удивлением глядела на хозяйку. А её продолжала колотить дрожь. Она села, свесила ноги с кровати, с силой потёрла руками голову, лицо, потом бёдра и только тогда окончательно поняла, что это был сон.
Сон, который она не заказывала и не ждала. Она знала, что если поговорить о чём- то днём, то это может присниться. Но ничего подобного вчера не было. Мысли о муже и пережитом, иногда приходили к ней и больно бередили душу, сжимали сердце. Тогда страх, несколько забытый, возвращался к ней, страх за себя и детей, за спокойствие, так непросто завоёванное ею. Она боялась этих воспоминаний, старалась отвлечься, и всячески избегала расспросов о своей нынешней жизни. Но если это случалось, настроение слетало на ноль, начинала болеть голова, и день оказывался окончательно испорченным. Она постепенно успокоилась, с опаской сходила на кухню, обойдя вдоль стены место, куда было сброшено тело, и пошла досыпать. Больше ей в эту ночь ничего не снилось. Проснувшись, Ксения влилась в утро легко и гармонично, ощущая себя весь день покойно и радостно.
В течении последующих дней она мысленно возвращалась к этой ночи, к этому сну. С осторожностью старалась переосмыслить ситуацию. И с удивлением обнаружила, что мысли о муже перестали вызывать у неё резко негативную реакцию. Она даже пробовала разговаривать с людьми, подводя их к вопросу о её жизни, о бывшем, о детях. Сердце, раньше болезненно реагировавшее на любое упоминание о муже, сейчас вело себя спокойно. Дыхание не перехватывало, голова спокойно продолжала обдумывать необходимое сейчас. И муж, как бы чувствуя происходящее, исчез с горизонта, из разговоров окружающих. Даже его мать, с которой у Ксении были неплохие отношения, перестала напоминать о себе. Это было странно, но это было. Она приняла это и старалась сберечь.
Как то, некоторое время спустя, пришла в гости дочь с внуком, с ночёвкой. На то время Егорке было около года. Ксения его очень любила, просто души в нём не чаяла. Это был симпатичный бутуз, но с вечно плаксивым выражением лица. Видно было, что у него не всё хорошо. Он плакал, почти не спал, ел плохо. Врачи, после осмотров и консилиумов говорили, что надо подождать, пусть подрастёт и всё выправится само собой. Ждали, но это было очень тяжело. Вот и сегодня, измотанная дочь принесла его матери, с надеждой хоть немного поспать. Ксения приняла это как должное, положила в дальнюю комнату дочь, а сама встала на вахту.
Это оказалось непросто. Ребенок нервничал, просил то одно, то другое, крутился. Даже на руках умудрялся выгибаться и толкаться ручками. Хныкал, а иногда заходился в плаче, еду отталкивал. Порой ей казалось, что у внука поднималась температура. Покоя в доме не было, спать было невозможно, и дочери пришлось встать, объединив их усилия. После трёх часов бесполезных попыток успокоить ребёнка, Егорка, наконец, впал в какое-то подобие дрёмы. Вскрикивал во сне, сучил ногами, и казалось, что-то пытался схватить, или оттолкнуть во сне. Дочь задремала на кровати сына, и Ксения подсела к столу в прострации и усталости. Даже думать не хотелось. Тут её внимание привлёк какой-то шорох в прихожей, вроде звука шагов. Она встала, и чуть отодвинула занавеску. В прихожей, в свете пробивавшегося из комнаты луча лампочки, различила стоящего человека. Это явно была женщина, не молодая, очень похожая на цыганку. Сладковатый запах, похожий на запах гниющего мяса, наполнил прихожую. Первая мысль, что они не закрыли дверь, сразу сменилась другой, пугающей. Что она тут делает, зачем пришла? Особого страха не было, ведь они вдвоём с дочерью, и смогут за себя постоять, тем более против женщины. Ксения двинулась вперёд на полшага и спросила, что той здесь нужно? Цыганка не ответила, выпростала руки из своей одежды, чуть вытянула их и пошла вперёд. Из-под черного платка и спутанных волос, сверкнули дикие, горящие красным светом глаза. Или Ксении так показалось. В полутьме, размытая сумраком, цыганка с каждым шагом увеличивалась в размерах. Она явно хотела пройти в комнату. Этого допускать было нельзя, ребёнок мог проснуться, а пережить еще раз этот кошмар, ей не хотелось. Она уперлась в грудь цыганки и постаралась остановить её. Но женщина, видимо, во что бы то ни стало, хотела проникнуть в комнату. И тут Ксения по настоящему испугалась, за дочь, внука, за себя, наконец. Она женским чутьём поняла, что это само зло пробивается в их дом. Собрала всю свою силу, вдохнула полной грудью, и сколько есть мочи, оттолкнула вонючую массу назад, к двери. Цыганка взмахнула руками, оступилась, упала и ударилась головой о бетонный косяк входной двери. Всё разом стихло. Дети даже не проснулись. Ксения постояла чуть, потом подошла в распростёртому телу. Вгляделась, увидела сморщенное смуглое лицо и крючковатый нос. Головной платок старухи намок красным. Толкнула старуху ногой, та не подавала признаков жизни. Значит, так тому и быть, решила Ксения, лежать ей в яме, рядом с мужем. Там им место. Всё равно таких не ищут, не спохватятся. Зло не должно быть на одной территории с хорошими людьми. Сделав всё как надо, вымыв пол, Ксения пристроилась с краю на кровати, взяла горячую руку внука и задремала. Ничего не нарушало их дальнейший, спокойный сон.
Проснувшись утром, не меняя положения, она осмотрела комнату. Ничего вокруг не изменилось. Она уже знала, что это был сон. Дурной, отвратительный сон. Она всё еще держала руку внука, теплую, но не горячую. Приложила тыльную сторону ладони к его лбу, жара не было. Дочь была уже на кухне, тихонько брякала посудой и что-то напевала. Егорка спал спокойно и глубоко, как будто отсыпался за все время болезни. Это была болезнь, Ксения знала это. Сейчас болезнь ушла, и это было видно по безмятежному выражению лица внука. Спал он до полудня, и всё говорило о том, что всё изменилось к лучшему. Когда дочь с внуком ушли, она походила по квартире, разглядывая обстановку и пытаясь почувствовать, понять, что изменилось после этой ночи. Пол в кухне она разглядывала с особой опаской. Никаких щелей, следов вскрытия она не нашла. Да их и не могла быть. Кому надо вскрывать пол, когда знаешь, что кроме строительного мусора и соседей снизу там ничего нет.
Спустя время, вспоминая произошедшее, Ксения пришла к выводу, что эти дурные сны были не просто так. Что таким образом она боролась с напастью в их семье. Что это было, как? Бог ли ей помогал, или другие силы, она этого не понимала, и думать об этом не хотела. Но она знала точно, это она помогала своей семье, родным ей людям. И если придет ещё раз в их дом беда, она сможет их защитить. Она убьёт кого угодно, не задумываясь. И дом ей в этом поможет. И места, в кухонной яме из её сна, хватит, чтобы туда зарыть всё плохое, что может случиться с её семьёй. Яма примет всё, она в этом не сомневалась. И как говорилось в одном хорошем кино: Так будет со всяким, кто покусится… Ну и так далее.
14.12.2018 20:01