[18+]
~ 8 ~
Утро. Свет бьёт прямо в глаза.
Ещё рань дикая… Почему так светло?
Вася сожмурился. Приподнялся и уставился в окно. Чёрный квадрат, не иначе. Ну, может быть, чуть синеватый. Шпарит не он, а лампы на потолке.
– Вставайте, лежебоки, вставайте. Вовремя не засыпаете, вот мучайтесь теперь.
Воспитательница ходила между кроватями и расталкивала тех, на кого свет не производил эффекта. Дети мычали, блеяли и похрюкивали.
– Прямо как в хлеву с вами, – сказала воспитательница, – а ну, подъём!
Ребятишки стали нехотя выползать из-под одеял.
– Вася, доброе утро, – Гена сидел, свесив с кровати непослушные ватные ноги.
– Доброе утро, – отозвался Вася и зевнул, – Ааааах.
Он протёр глаза.
– Давайте-давайте. Расселись, – воспитательница растолкала последний одеяльный кокон и помогла вылупиться из него сонному ребёнку.
– Одевайтесь, – велела она и вышла из спальни.
Детишки нехотя одевались.
Виталик спрыгнул с кровати и прошёлся по комнате взад-вперёд, размахивая руками. Он попрыгал на месте – тело работало хорошо. Проходя мимо Гены, ковырявшегося в носу, он попенял того:
– Гена, брось ты ерундой заниматься. Вставай.
Гена, не отвечая, запихнул палец поглубже. Виталик отвернулся и затрусил к своей кровати, дабы побыстрей одеться и уже покинуть давно осточертевшую спальню.
Вася сидел напротив Гены и исподлобья глядел на те ужасы, которые тот вытворял со своим носом. В конце концов лицо Гены приобрело довольное выражение. Он вытащил из носа едко-зелёную козюлю и недолго думая отправил её в рот.
Вася брезгливо поморщился. Сам он перестал есть козявки месяца два назад, и потому взирал теперь на Геннадия с пренебрежительным превосходством.
Доодевшись, ребята отправились на завтрак. (Для кого-то это был уже второй завтрак.)
Завтрак был изюмительный:
- Каша с изюмом.
- Булочка с изюмом.
- И чай (он один выбивался из строгого ряда изюмительных блюд).
Всё бы хорошо, но Вася изюм не любил.
Изюм отдельно, как сухофрукт, любил безумно, но сухофрукт должен быть сухим. А в манке и в булке он изрядно промокший.
Всё детишки обезьянничали друг за другом, поэтому после изюмительного завтрака на тарелках обычно оставались горки отбракованных несчастных виноградин. Тем не менее завтрак по питательности был самым важным приёмом пищи. Много более 50% подаваемых на стол продуктов поглощалось. Важные запасы калорий на целый день вынужденного голодания.
Воспитательница развела детей по их группам. В Васиной группе народу пока было немного. Это из дома он одним из последних приходит, а с ночной поздно не вернёшься. Тут рано поднимают. И рано опускают (с второго этажа на первый).
Когда все дети собрались, группа построилась парами и отправилась на так называемые «далёкие занятия». То есть на те, которые проходят за пределами группы. Сегодня были музыкальные занятия, поэтому вереница пар под руководством неспаренной Раисы Петровны засеменила в музыкальный класс.
Музыку все любили. Во-первых, петь гораздо веселее, чем цифры считать и от чисел отличать. А во-вторых, проводила занятия не Раиса Петровна, а Марина Николаевна. Первая только провожала детишек до места. Дальше громогласная уходила, и юные музыканты все следующие полчаса проводили в обществе сладкоголосой.
Да... Музыку все любили!
Но больше всех её любил, пожалуй, всё-таки Кирилл. Причина этой любви была проста и понятна. Ведь он единственный из всей группы мог обратиться к сладкоголосой не Марина Николаевна, а просто – мама.
Ах, как это здорово – находясь в детском саду иметь возможность сказать: Мама. У Кирилла эта возможность не вызывала удивления. Она была естественна.
– Мама, а чего у меня Владик машинку отнимал?
– Кирилл, ну что ты? Он наверное просто хотел поиграть. Дал бы ему. Не жадничай.
Ситуация была преподнесена в искажённом свете. Скорее Кирилл пытался отнять машинку у Владика в тот короткий момент, когда ребятишкам было позволено немного поиграть перед занятиями.
– Он её мне не отдавал.
– Ну ладно, ладно. Итак! – Марина Николаевна привлекала общее внимание, – на чём мы остановились в прошлый раз?
– Мы пели песню про бабушку и дедушку, – ответила Аня.
– Да? Давайте её повторим, – Марина Николаевна развернулась к старому фортепиано и начала играть.
Детишкам обычно не удавалось вступить когда следует, то есть прямо после «вступления». Они вступали либо позже, либо вообще не вступали. Поэтому Марина Николаевна всегда помогала им своим мягким приятным голосом:
– Бабушка рядышком с дедушкой
Вместе поют эту песню.
Бабушка рядышком с дедушкой
Снова жених и невеста…
Песня была типичная детсадовская, и начальные представления о женихах, невестах и о многом другом дети получали именно на уроках музыки.
Повторили песню несколько раз, закрепили. Стало получаться лучше. Потом спели ещё несколько старых песен. А потом стали изучать новую, сложную:
Солнечный круг
Небо вокруг…
И так далее. Долгий трудный текст.
Но мелодию припева Вася узнал сразу:
Пусть всегда будет солнце!
Пусть всегда будет небо!
Пусть всегда будет мама!
Пусть всегда буду я!
Наконец Марина Николаевна удовлетворённо сказала:
– Ну хватит, достаточно.
Детишки уселись на ряд маленьких стульчиков с нарисованными на них ягодками. Начиналась самая любимая часть занятия. Заключительная. Ребятишки просто сидели и слушали, а Марина Николаевна просто сидела и играла. Сначала быстро рассказывала, что за произведение будет исполнять и незамедлительно его исполняла.
Васе очень нравилось слушать музыку. Сидишь на стульчике… Петь не надо…
И кроме того мелодии каждый раз были интересные и красивые. Сегодня, например, Марина Николаевна играла музыку известного турецкого композитора Моцарта, и называлась эта музыка – “Марш”.
Васе понравилась бегущая, трогательная часть и после неё сильная и мощная.
Жалко, что всё хорошее так быстро заканчивается.
В зал вошла Раиса Петровна. (Как раз под сильную, мощную часть).
Музыка вздрогнула…
– Всё, Марина Николаевна, заканчивайте…
…и умолкла.
Влияние Раисы Петровны распространялось на всех.
Пары незамедлительно были спарены, и вереница потянулась из музыкального зала в группу. Во время передвижений по детскому саду за ними неотвязно следовал запах кухни.
Кухня жарила, парила, шпарила и мучила носы всех: и воспитателей, и детствообладателей. В ежедневных букетах ароматов сложно было распознать что-то отдельное, но сегодня по царящей в воздухе кислоте явно угадывалось самое страшное.
– Сегодня солянка, – сказал Владик, подтвердив худшие опасения.
– Да, – Вася хотел не думать об этом. Но отвлечься на что-то было невозможно.
Мысли к солянке не стремились. Ой не стремились! Но возвращались к ней неотвратимо настойчиво.
Игра в кубики была омрачена.
Хотя о «кубиках» отдельное слово.
Это были не какие-то там мелкие полые пластмассюльки, те, что считались давно не по возрасту взрослым детсадовцам. Такие были дома у каждого, и, хоть в саду предпочтение им не отдавалось, дома втихаря каждый мальчуган забывал о надменности и уделял время построению пирамидок и крепостей.
В саду же кубики были уникальные. Большие и деревянные. Выкрашены они были в красный цвет, а форму имели самую что ни на есть настоящую. Как кирпичи. Строить из таких кубиков было одно удовольствие! [А строить и потом ломать – два удовольствия!]
Вася сидел посреди развалин и страдал. Красные обломки разрушенной стены покрывали его ноги, голова была перевязана, а руки сжимали бесполезный воображаемый автомат. Воображаемый – потому что никто кроме Васи его не видел. А бесполезный – потому что даже Васе не удавалось разглядеть в нём ни одного патрона, все закончились.
Партизан закрыл глаза (сегодня он был партизаном), лоб его болезненно нахмурился.
Опять дурные мысли…
Мысли о солянке.
Партизан открыл глаза.
В разрушенной крепости! Без патронов!
Несладко-несладко.
Он повернулся вбок и посмотрел в пролом в стене.
Фрицы наступали.
Поскольку игра проходила не на улице, а в здании, Вася не был немцем, а вместе с другими партизанами оборонял старую крепость.
Слева подполз Владик:
– Они идут.
– Вижу, – отозвался Василий, – у тебя патроны есть?
У Владика проблем с патронами не возникало, (в его игре они никогда не заканчивались), поэтому он без труда поделился с боевым товарищем.
Васе стало легче. Он ещё раз высунулся в пролом и на сей раз развернулся довольный – пятерых положил. Над его головой свистели и резвились пули, гоняя песок и выбивая осколки кирпичей. Всё шло превосходно. Крепость как всегда держалась. Держалась из последних сил.
Но как отважно ни оборонялись защитники, целиком победить зло им не удавалось. Оно наступало, приближалось, и вот уже неотвратимо нависало над бесстрашными партизанами.
Наконец Раиса Петровна озвучила его вслух:
– Заканчиваем игры. Подошло время обеда.
Дети неохотно заканчивали игры. Старались задержаться как могли.
Но если уж посчастливилось тебе родиться, то извини, но придётся рано или поздно умирать. Конечно, лучше поздно, чем рано. По крайней мере, так принято считать. Вот ребятишки и старались отсрочить этот момент всеми возможными способами. Получалось у них это с разным успехом, но, в конце концов, глаза каждого упирались в кислую тарелку с оранжевым содержимым.
Солянка, сэр.
Дети приступили к трапезе.
Василий действовал по наработанной схеме: начинал с приемлемых вещей. Приемлемыми вещами в солянке могли быть только кругленькие дольки сосисок. Ими Васенька и занялся, по привычке заедая куском чёрного хлеба.
Очень скоро в распоряжении у него не осталось ни сосисок, ни того, чем их можно было заедать. Только капуста.
Вася сиротливо поднял глаза. Оглядел сотрапезников. Все так или иначе ковырялись в тарелках и не спешили расправляться с их содержимым. На общем фоне явно выделялась тарелка Вовы Баранкина. Она была уже фактически пуста.
Вася, знавший о способности Вовы поедать буквально всё что возможно, был поражён добавлением к этому списку и того, что поедать невозможно в принципе.
– Эй, Вова, – окликнул он Баранкина, доедающего большой кусок варёной кочерыжки.
Проблема с солянкой для Васи была решена следующим образом: он договорился с Вовой о съедении тем дополнительной порции тушёной капусты.
Вова ещё не наелся, поэтому каждый из участников договора чувствовал себя в выигрыше. Но для полноты ощущений Вова настоял на дополнительном пункте: если сегодня в саду ребятам перепадёт нечто вкусненькое, то Вася также будет обязан отдать это на съедение всепоглощающему Вове.
Такое ДУ (дополнительное условие) не особо беспокоило Васю, ведь так редко в саду попадается хоть что-нибудь вкусненькое. На полдник наверняка опять будут вафли. А их Вася мог и так отдать, задарма.
Раиса Петровна собрала у всех пустые тарелки.
Тут каждый хитрил как мог. Хочешь жить – умей вертеться.
Воспитательница понимала, что еда оставляет желать лучшего, но её задача заключалась в том, чтобы животы у всех детей были полными и язва желудка не грозила им даже издалека.
– А теперь, дорогие мои гурманы, пора вам баиньки. Давайте в туалетик и по кроватям.
Но сказать этим оболтусам – одно. А вот чтобы они ничего не перепутали и не забыли – совсем другое. Опять приходилось чётко контролировать очередь в туалет, а также извлекать оттуда тех, кто не прочь задержаться там подольше.
Вася и Владик расстроенные засеменили в спальню.
Здесь уже тихонько велись беседы. В частности, обсуждался «План Б». Но Васе всё вдруг стало как-то нудно и однообразно.
Поесть, отмучиться с едой – и спать. Поспать – и мучиться с едой. Всё одинаково. Есть – спать. Спать – есть. Ещё «План Б» этот! Никто ведь никогда не убежит. Одни разговоры только. Ну их всех.
И ночью сегодня не выспался из-за этой ерунды. Причём более важной ерунды.
Надоело! И спать охота.
Вася завернулся в одеяло и почти сразу уснул.
Это был один из немногих тихих часов, которые он провёл, как подобает прилежному мальчику. И вовсе не потому, что пытался быть прилежным мальчиком. Просто он действительно очень устал.
Глава 9 - http://proza.ru/2019/03/07/151