Текст, следующий ниже, представлен в качестве художественной иллюстрации и по смыслу может отличаться от смысла автора.
Часть 1. «От сволочей и говнюков одно спасенье – Ванюков!» – В. Пелевин, «Святочный киберпанк или рождественская ночь-117.DIR».
В жизни есть моменты, которые не нужно ни отрицать, ни копировать, ни преодолевать. В жизни есть моменты, которые нужно просто учитывать. Судя по всему, в отечественном кино наступает время соединения разорванных связей. Время, когда отечественное кино - вместо изобретения паллиативов действительности - начинает оперировать тщательно проработанной и узнаваемой реальностью.
Впрочем, время – плоский круг, и всё, что мы совершили или ещё совершим, нам придётся повторять снова и снова.
В центре «Истории одного назначения» Авдотьи Смирновой – малоизвестный эпизод биографии Льва Толстого. 6 июня 1866 года в 65-м Московском пехотном полку, расположенном в деревне Новая Колпна недалеко от Ясной Поляны, писарь Василий Шабунин ударил по лицу ротного командира капитана Яцевича, поляка по происхождению. По закону писарю грозила смертная казнь. Один из офицеров полка, Григорий Колокольцов, будучи в гостях у Толстых в Ясной Поляне, рассказал о деле Шабунина и предложил Льву Николаевичу выступить защитником в суде.
Вот только Авдотья Смирнова, которая давно мечтала о фильме, в титрах которого было бы указано «основано на реальных событиях», сняла кино, по сути, и ни про Толстого, и ни про писаря Шабунина.
Часть 2. «Лев Толстой вырыл яму, залез в неё и наотрез отказался вылезать. Он поносит всех оттуда такими словами, что неловко их повторять…» - М. Науменко, «Уездный город N».
В «Истории одного назначения» странная драматургия: фильм начинается про одно, продолжается про другое, а заканчивается про третье. Но если бы я был министром образования РФ, я обязал учащихся смотреть картину Авдотьи Смирновой как перед изучением романа Толстого «Война и мир», так и после изучения его рассказа «После бала». Для закрепления материала. Да и, ко всему прочему, «История одного назначения» - это история взросления. И, как следствие, разочарования.
Часть 3. «Живи ещё хоть четверть века – всё будет так. Исхода нет. Умрёшь – начнёшь опять сначала и повторится всё, как встарь…» - А. Блок, «Ночь, улица, фонарь…».
Все герои фильма, события которого происходят в 1866 году, совершенно современные люди. Но «История одного назначения» лишена нарочитой злободневности и тем не менее пугающе актуальна. Поручик Колокольцов. Энергия юности. Желание всё изменить. Молодой Толстой, который ещё не успел стать панком Всея Руси и отцом всех наших рефлексий и «толстовок», занимается стяжательством, жадно всматриваясь в окружающий его мир. Смешивая эгоизм, эмпатию и чудовищный* темперамент с «Войной и миром».
Авдотья Смирнова, используя широкоформатный объектив и непривычную для себя ломаную композицию, сделала ретрокартину событий 1866 года предельно современной и живой. Как Содерберг в «Больнице Никербокер».
Впрочем, обо всём по порядку. Юный поручик Григорий Колокольцов, устав от нотаций папы-генерала в формате «я в твои годы…», бросается в омут дауншифтинга, предварительно опоив перед этим с сотоварищами слона. По пути из гвардии в армию жаждущий перемен Цой, то есть Колокольцов, в вагоне первого класса встречает Германа Стерлигова. То есть, известного писателя графа Толстого, который в порыве изменить мир планирует разводить в Ясной Поляне чёрных японских свиней и завозить из Аргентины гуано. Ночь, улица, фонарь, аптека…
Часть 4. «Таких бесконечных цветов со мной ещё не было. И за горизонтом, вплотную к нему подойдя, видишь, что сети пусты, и ловить было некого…» - Б. Гребенщиков, «Небо цвета дождя».
Поезд, следующий до остановки Заложники Обстоятельств, набирает обороты. Мелькают станции и полустанки. Мелкие Промахи, Душевная Леность, Ожидания и Терзания, Бытовое Соглашательство… Платформу Безысходность поезд проследует без остановок…
Попытки человека классифицировать бесконечный поток комбинаций душевного самосохранения и эмпатии обречены на провал. Равно как обречён на провал либерализм в формате бутылки кларета**. Чего стоят наши благие намерения? «Мы же с вами не хотим, чтобы у нас были события, похожие на Париж?» Можно ли совместить красивую риторику и прагматичную конкретику? Стоит ли принимать доброту за слабость, грубость за силу, а подлость за умение жить? «Шестой обрушен мост и нет пути?»
Полифоничная и многослойная «История одного назначения» не отвечает на вопросы. И, тем не менее, Авдотья Смирнова сняла очень важное кино. Кино, в котором нет однозначности. Кино, в котором никто не виноват – и все виноваты. Кино, после которого зритель оказывается один на один с самим собой. На дороге, которая вымощена благими намерениями…
P. S. «У Алексея Юрьевича Германа был удивительный замысел, который он не успел осуществить: полнометражный «После бала». В этом неснятом фильме на балу должны были кружиться в вальсе все любимые герои Толстого, из разных книг. А потом