Которую ночь уже не спала Африкановна, кряхтела да ворочалась. Щемило под левой лопаткой, отдавая натяжной порывистой болью в грудину... Грешила она на погоду. О сердечной боли и не думала: пустое. Еще пару-тройку дней назад, как молодуха, бегала она в одной телогрейке по первому морозцу, снег разгребала, выпрела вся, хоть отжимай! А к ночи и заломило тело, завыворачивало худые суставы, как-никак, седьмой десяток...
Наутро Африкановна проснулась поздно, устав от ночной маяты. Вздумала байну топить: выпарить хворь надо, и легче будет. А на дворе снова сугробы по колено намело, руки нарушишь, пока чистишь. Но ломить Африкановна с молодости привыкшая – хоть и порхалась час в снегу, но тропинки выгребла. За водой на саночках три раза до колодца скаталась, чуть Богу душу не отдала!
В бане нагрелась до умопомрачения: травы назапаривала, растирками натешила хворую грудину да спину, докуда достала. Напилась укрепляющего сбора на ночь и спать завалилась.
Метель не унималась уже неделю, столько же маялась и не спала ночами и Африкановна.
На следующий день еле голову с подушки подняла: в глазах темно, руки-ноги не слушаются. Решила в больницу идти, пока совсем не слегла. До больницы путь неблизкий. Да ещё по таким сугробам люди лишь тропку узенькую натоптали, потому как тракторёшко не знать, когда и ждать.
Накинула шубейку стару да катанцы, что не раз подшиты, шалёшкой пуховой повязалась, документы да телефон в целлофан обернула, кошку на улицу вытурила и пошла потихоньку.
А припоздала всё же. Больница уж открыта, и народу тьма. Ой, и дико Африкановне это зрелище, ни в жисть бы не пошла врачам сдаваться, кабы не припёрло. А пока ползла по нечищеным дорогам, дак кабыть и про болезнь свою забыла, ум и тот просветлел, и ныло под лопаткой намного меньше, чем с утра.
В регистратуру выстояла целый час! А и зря: талонов-то к терапевту ограничено, да и по времени — на всех желающих не хватило! А Африкановна первая после всех пришла.
— Тьфу! — плевалась, выйдя на больничное крыльцо, — что за новые порядки?
Решила назавтра пораньше прибежать. Но и завтра свободных талонов не было!
— Да что ж это за напасть? Мне теперь с вечера, что ль, очередь занимать? — негодовала Африкановна, бредя в сторону дома и набирая по телефону подруженьку свою, Марусю.
— Слышь-ко, Маруся, второй день не могу к терапевту попасть, прям извелась вся, — жалилась подруге. — Ежели завтра не попаду, дак через неделю гроб на меня покупай, сил моих нет по такой пурге туды-сюды шастать!
— Дак что у тебя и сделалось-то? — удивилась ее оборотности и беготне
Мария Николаевна.
— А не знать и что! — воскликнула та, отметив про себя, что второй марафонский день пошёл на пользу болезному телу.
Утро третьего дня началось со звонка старого дребезжащего будильника. Африкановна завела его на полпятого утра.
Попила кипяточку со смородой и поползла с фонарём к больничному крыльцу занимать очередь. Прибредя такую рань, оказалась пятой по счёту в череде жаждущих приёма немощных!
И вот в руке заветный талончик – на 10.30.
Старушка присела на вытертое больничное кресло в коридоре перед кабинетом врача и задремала...
— Бабушка, проснитесь, Ваша очередь подошла, — легонько толкала ее за плечо молодая девушка из регистратуры.
Африкановна не спеша раскуталась и пошла в кабинет.
— Дак что, сказали: продуло! — отвечала она после приёма на вопрос подруги, подпихнув телефон под шалёшку, ближе к уху, — вот, навыскакивалась голая-то на мороз, не научило ещё! Невралгия, говорят!
Объяснив Марусе, что надо еще бежать ей до аптеки, давая нехилого кругаля, Африкановна распрощалась с дорогой подруженькой и направилась месить сугробы старыми катанцами. Аптека была уже близко.
Да и там очередь до дверей!
— Неуж все сразу удумали вдруг заболеть? — изумилась старушка, но твердо решила стоять до конца.
— Восемьсот тридцать рублей, — промурлыкала обходительная и улыбчивая аптекарша, вручая пенсионерке увесистый пакет с лекарствами, — в рецепте всё написано, как и когда принимать.
— Едришкины шишки! Што, деточка, дорого-то так? — завозмущалась Африкановна, но аптекарша только пожала плечами.
К вечеру унялась метель, запроглядывало сквозь алое закатное зарево несмелое зимнее солнышко, предвещая завтра ясный морозный денёк. Африкановна распотрошила аптечный кулёк, водрузила на нос очки и перечитала все инструкции к лекарствам. Но решила в ночь не принимать ничего, благо ей полегчало.
— Вот с утра и начну себя ентой химией травить, — подумала про себя, ложась спать и прижимая к себе мурлыкающую кошку. — Авось утром и вовсе хворь отстанет.
Так и случилось: ранний крепкий морозец вернул пенсионерке бодрость духа. Руки-ноги снова слушались, грудину и лопатку отпустило. Вот что значит смена погоды! Настроение у Африкановны от хорошего самочувствия поднялось, да так, что страсть ей захотелось горячих блинцов отведать!
Кинулась к шкафику — а мука- то на исходе!
Но это уже совсем другая история!
Продолжение следует...