...Зона АТО - Украина ... «Шо тебе тут ловить?»....
...
Мне в Запорожье позвонил друг детства Николай и сказал, что послезавтра приезжает из родного нам обоим Мариуполя в командировку по каким-то служебным делам. Встречались мы в последние годы нечасто, но из разговоров по телефону я знал о том, что сейчас Кохель (Колька, Микола — так мы называли Николая в детстве) воюет в составе батальона «Азов»* где-то в родных местах.
Микола предложил встретиться прямо на автостанции. Его дальнейшие расспросы о гостиницах я сразу же прервал — слава богу, у меня здесь двухкомнатная квартира, и еще не хватало, чтоб мой друг-земляк ночевал в гостинице.
— Я буду не один… — Микола пытался объяснять, что должен еще подъехать его побратим Мирослав из Глухова, и у них до начала сборов пара свободных дней в Запорожье.
— Да хоть с тремя побратимами и хоть на месяц! — ответил я. — Это даже не обсуждается! Встречу обязательно!
Через день мы с Николаем уже сидели в моей старенькой «Ниве» и ожидали прибытия глуховского Мирослава здесь же — на автовокзале. Коротая время, мы сладостно вспоминали детство. Родной двор на проспекте Победы, что на левом берегу в Мариуполе. То, как вместе лазили в сад соседнего профилактория за яблоками. Как объедали шелковицу до полного посинения, сидя на одном дереве. Бабушка Миколы жила тогда в Пикузах (с. Коминтерново) под Мариуполем, и мы с Миколой часто спорили о том, чьи яблоки вкуснее. Наши городские? Или, как уверял мой дружок, пикузовские — из тамошнего коминтерновского яблоневого сада? Бывало, что эти споры доходили до драки. Вспоминали сладкую вату, теплый прибой и несчетное количество азовских медуз на мелководном пляже. А теперь война. Николаю, как добровольцу подразделения Правого Сектора, довелось служить в Новоазовском районе. Это их батальон в феврале штурмовал соседние села Широкино, Саханку и Павлополь.
— Там еще большая, чем в Пикузах, разруха и разорение… — с блеском в глазах рассказывал мне теперь уже старый минометчик Николай, — люди все, кто смог, поуезжали… Кто — в Россию или в Донецк, кто — в Мариуполь и дальше…
— А что бабка твоя в Пикузах, жива еще? — осторожно спрашиваю я.
— Какой там? Ты шо? Давно уже нема ни бабки, ни матери! Пусть земля им будет пухом, — крестится Николай, — вот только друзья-сослуживцы и враги у меня остались на цьому Свiтi. Да от, еще новые американские наставники теперь будут, мать их… — Николай замолк, как будто нервозно о чем-то размышляя. Посмотрел на часы и стал уже в третий раз за последний час набирать номер на мобильнике. Не дождавшись ответа на вызов, он, все еще держа трубку возле уха, повернулся ко мне и с нескрываемым раздражением и досадой вдруг заругался: — Да этот дятел никада не отличался ни отвагой, ни надежностью! Х..ли толку было с ним договарюваца? Он, мабуть, уже и не прыедит, раз трубку втарой день ни бирёт. Поехали, ху.. с ним!
Я понял, что имелся в виду тот, кого мы должны были встретить, но так и не дождались. Старая «Нива» крякнула стартером, но завелась быстро. Движение действовало на Миколу успокаивающе.
— Тут у вас в пригороде есть территория воинской части… Кажется, ЗРВ еще с совковых времен стояли, — заговорил Николай, когда мы вырулили на Прибережную магистраль, — адрес у меня где-то в сумке записан. Там мне надо будет в понедельник с утра быть на построении. Приезжают «покупатели» со Львова и инструкторы-американцы забирать команду на учебу. Поедем на Западэнщину. Будем технику ихнюю америкосовскую изучать, тактику, ну и вишкiл общий, як полагается…
Потом, задумчиво глядя в окно, он как-то не в тему вдруг спросил:
— А шо, медуз много в Днепре?
— Да откуда они там? — отвечаю с удивлением.
— Ну, Днепр же в море впадает?
— Да, но медузы в этой воде не приживаются.
Потом, немного помолчав, я добавил:
— Медуз тут нет, а русалок вечером поискать можно будет!
— Ага! Это было б хорошо. Ты ж тоже холостякуешь? — поинтересовался Кохель.
Походных пожитков у Миколы с собой было много. Два полных армейских вещмешка навьючены сверху бушлатом и ватными штанами, а большая дорожная сумка туго набита, наверное, остальным холостяцким скарбом. Одет он был в усталый камуфляж. На ногах новые берцы.
По пути заехали в магазин за закуской. В отделе водочных изделий Кохель с явным удовольствием дал мне понять, что платить за все будет он.
— Стоять, пехота! Работает артиллерия! — скомандовал мне дружок, повелительно делая жест рукой.
— Я воль! Гер Кохель! — послушно ответил я и убрал назад в карман свои гроши.
Перебирая грубыми пальцами купюры в широко раскрытом портмоне и любезно беседуя с улыбчивой продавщицей, Микола неспешно выбирал дорогие импортные коньяки и виски. Несколько человек уже собрались у прилавка в некое подобие очереди. Пока мы затаривались спиртным и пивом, все с интересом и пониманием терпеливо наблюдали, как воин-резервист с достоинством выполняет свой «гражданский долг».
Шопинг был для Миколы не самым повседневным занятием, но даже в бакалейном отделе самообслуживания этот процесс заметно доставлял ему кайф. Когда хождение по залам с полными пакетами продуктов мне уже стало надоедать, я решил отвлечь Миколу от разнообразия товарных полок разговором на житейские темы:
— А ты, я вижу, нужды не испытываешь? И на голодающего не похож. Такие деликатесы выбираешь? Платят, видать, вам неплохо…
— Сколько той жизни? — самодовольно усмехнулся Кохель. — Война дурных убивает, а умных кормит. Она, как говорят, не только потери, но еще и трофеи! Так шо трошки маемо. И на горилку грошей, и подарунки имеются для баб. Як ти казав: «Для русалок»…
— А в молодости мы и самогоном с огурцом не гнушались… Яблоками закусывали городскими или бабкиными — коминтерновскими.
— А-а, точно! Пикузы-налив и Пикузы-розлив! Як же! Добрые яблоки! — азартно засиял бывалый вояка и быстрее зашагал в сторону кассового выхода.
Живу я в двухкомнатной один. Единственное, о чем попросил Микола уже на квартире, сделать для него теплую ванну.
— Трошки мослы хай откиснуть да башку шампунем отмыть…
— Так ты не из дому — не из Мариуполя?
— Не! Прямо с позиций. А хату материну мне пришлось продать. Еще за полгода до того, как на Майдан предложили поехать. Так шо я теперь вольный козак. Хоч на Дон, хоч на Дунай.
— Как на Дон? — спрашиваю удивленно. — Там же Рашка?
— Да не-е! То песня такая есть «Їхав козак за Дунай…». А Дунай чи Дон — какая разница вольному?
Собираясь в ванную, Николай развязал один из своих армейских рюкзаков. Достал сменное белье. Потом выложил на стол небольшую инкрустированную самоцветами коробочку, похожую на купеческую табакерку.
— Что-то ты вроде как раньше табаком не баловался? — поинтересовался я, кивая на дорогую вещицу.
— Так я и не курю, — ухмыльнулся Микола, — некогда перекурювать! Я воюю! А тут премиальные бонусы и боевые…
Он открыл крышку коробки. Там лежали золотые украшения (небольшие брошки с камнями, перстни, обручалки, цепочки с кулонами), и все это вперемежку с зубными коронками и тонкими пластинками драгметалла. Из всей этой путаницы торчала даже золотая звезда от советского ордена «Герой социалистического труда».
— Кстати, у вас тут скупка золота далеко? — деловито спросил Кохель. — Надо лом да фиксы сбагрить.
— Да есть. И кто ж это такой щедрый, что золотыми зубами платит?
— Сепарам эти клыки уже не понадобятся. А скальпы вражьи тут у меня! — как-то озлобленно сверкнув глазами, выговорил Микола и оттянул вниз ворот тельняшки. На шее у него висела одна массивная золотая цепура и штуки три цепочки потоньше, но с крестильными крестиками.
— Да ты никак в Бога уверовал? — глупо опешил я.
— Не верю я: ни в Бога, ни в его наместника Порошенка, ни в Черта лысого Яценюка, ни в попа Филарета. Бо все они скоты. Скоро и с них коронки с зубами повыламуем. Правильно Билецкий сказал: «Нам такое перемирие нах..й не надо! Скоро на Киев пойдем».
— Так почему на шее носишь, а не в коробке?
— А так спокойней. И креститься необязательно, когда четыре золотых креста на шее, а синий Волчий крюк на плече. Давай лучше выпьем…
Вечер ностальгических воспоминаний и разговоров «за жисть» получился такой, что его окончание теперь вспомнить трудно. Пиво к нашему столу оказалось лишним. До «русалок» дело так и не дошло. Нормально шевелиться и потихоньку опохмеляться мы начали только к обеду следующего дня. До понедельника время пролетело так же быстро и незаметно. Потом я отвез Николая в часть по указанному им адресу. За воротами КПП на охраняемой территории были видны два новых «Хаммера». Эти иностранные армейские джипы как-то не вписывались в окружающий ландшафт и облупленную архитектуру. Я помог занести сумку Николая на КПП. Мы обнялись на прощанье и договорились, что он до отъезда на Львовщину обязательно у меня еще побывает.
Уже следующим вечером Микола позвонил мне.
— Тут наши янки спрашивали, есть у кого друзья с хорошим знанием английского. Нужны хлопцы до 45 лет. Желательно холостяки. Вот я про тебя и подумал. Ты ж у нас по-английски добре шпрехаешь. А мы ж тут одни бурсаки бывшие да компьютерщики-самоучки. В Могилянках не учились. Не то что ты — профессор. Ты ж сам говорил, что сейчас как бы в свободном полете…
— Так мне ж уже 47, как и тебе. И я даже срочную в армии не служил, — ответил я удивленно.
— Да это все х..ня! Ну что? Мы подъедем к тебе завтра с Батчем? Его Батч зовут — полунегра нашего. Ты только с ним по-нормальному пообщайся. Без панибратства всякого. Он все-таки начальник наш.
— Окей! — согласился я. — Приезжайте.
Батч Дункан — так звали Миколиного нового командира, и он оказался больше похож на метиса-латиноса, чем на афроамериканца. Почему Кохель назвал его полунегром, для меня так и осталось загадкой. В отличие от Миколы, он приехал в цивильной одежде, но по-военному подтянутый, с короткой стрижкой и в зеркальных темных очках от солнца. Пока мы в прихожей знакомились и я провожал гостя в большую комнату, Кохель вернулся в машину за пивом.
«Хаммер» они оставили во дворе, и он сильно перегораживал проезд. Это было видно с балкона. Позже Батч вышел и припарковал его поудобнее прямо на тротуар. А пока Микола занес в квартиру две коробки с пивом. И я понял, что разговор будет некоротким.
Майор изъяснялся с Миколой преимущественно междометиями, жестами и редкими русскими словами вперемежку с украинскими, которые, очевидно, и составляли весь его запас. Мне же он на английском не без удовольствия объяснил, что сопровождающую их штатную переводчицу на этот мальчишник он решил не брать. И насколько сумел казаться искренним, заметил, что ему приятно говорить с человеком на одном языке. Дальше мы говорили по-английски. Поэтому Кохелю пришлось смотреть телевизор или молча скучать с бутылкой пива в руке.
— Stop, геть-аут, вперед, назад, рука, киборг, ухо, фаер, жопа, попал, сука — это военные слова на вашем языке, которые знаю я и хорошо понимают парни, — сказал мне Батч, — но нам нужны люди и с таким знанием языка, как у вас. Вы бывали в штатах?
— Нет, — ответил я смущенно, — но много практиковался разговорному в Австралии и Таиланде. Работал менеджером в туристическом бизнесе.
— Отлично. Чем вы сейчас занимаетесь в смысле работы?
— Немного ремонтирую электронику, немного торгуем видеотехникой.
— Окей! У вас свой бизнес? — поинтересовался Батч, усаживаясь в кресло и открывая пиво.
— Нет. Это скорее хобби, которое приносит небольшой доход.
— Никола сказал мне, что вы нуждаетесь в работе и поддержке. В Украине сейчас тяжело.
— Да, но я даже не знаю, как… — промямлил я, пока он не перебил.
— Отсюда надо уезжать во Львов, а еще лучше — в Европу. Пока не поздно.
— Почему? — удивился я.
— Наши стратеги в Вашингтоне уже все просчитали. К началу 2018 года зоной АТО станет Тернопольщина и Волынь. Немцам и австрийцам вся Украина не нужна. Европе нужен лишь санитарный пояс, чтобы отгородиться от России. Это Междуморье — полоса от Балтийского до Черного моря. Она проходит по западным приграничным районам бывшей Украины. Цивилизованная Европа боится России и ненавидит Путина, но в Европе мало хороших воинов. Америке и НАТО нужен полигон уже за Междуморьем в сторону России. Но он, наверное, не получится дальше Подолья. А Украину не удастся сохранить дальше Днепра. И никто вашему президенту Порошенко не поможет на левом берегу Днепра и на юге удержать эти голодные и злые массы народа.
Так же, как родина Януковича, Донбасс, в 2014 стал зоной АТО после его бегства, так, после изгнания из столицы Порошенко вся эта компания (Гройсман, Яценюк и прочие) закрепятся со своими титушками в Виннице и Ровно. Они провозгласят истинной Украиной все, что западнее Днепра и до Тернополя. На Междуморье они претендовать не рискнут. Столицей объявят Винницу. А северные области и восточные согласятся признать Новороссией. Так, Порошенко будет пытаться оставить себе хотя бы пять-шесть областей. Это лучше, чем ничего. Потому что приграничные западные территории уже вошли в буферный «кордон безопасности» Европы. Это уже точно решено.
Львов забирают поляки, Закарпатье — Венгрия, Буковину — румыны. Это уже не Украина. Для обиженных украинцев и Европы спорными оказываются только Луцк, Хмельницкий и Тернополь. Там и будет основной театр военных действий. Там западные украинцы, ориентированные на Европу, будут воевать против армий диктатора Порошенко или иного выразителя интересов украинского олигархата. Церковь уже поддерживает всех, кто не является диктатором и готов бороться против России и коммунистов.
Уже сейчас молодых призывников из центральных и северных областей (Харьковской, Сумской, Черниговской, Житомирской) отправляют на вышкол во Львовщину и Тернопольщину. Важно, чтобы молодые киборги не стали служить своим новым Винницко-Ровенским хозяевам и тем более Москве. Львову потребуется пушечное мясо, выращенное на территории ненадежных ферм восточнее Тернополя. Домой возвращаться они не будут. Живыми не будут возвращаться, — спокойно откровенничал Батч.
— Чем же это все закончится? — задумчиво произнес я, озвучивая вопрос, который как бы висел у меня в голове и вдруг вырвался наружу, адресованный не кому-то конкретно. Но мне ответил Батч, поскольку понять слова английской речи здесь мог только он.
— Вы слыхали о Пророчествах Филиппа Барнета «Азов-Мена». В целом оно бредовое, но в некоторых деталях он прав. Новой столицей Украины на ближайшие тысячу лет будет Львов. Нам нужны грамотные люди. Если вы не настроены маршировать в колоннах коммунистов, оставаясь в разоряемом Запорожье, то можете подписать контракт для начала на полгода с нами. Служба при учебном центре. Подумайте. Завтра к обеду я заканчиваю оформление бумаг. Ночью выезжаем в Яворов. Это хорошее предложение. Подумайте. Вы нам подходите. В противном случае я так много и откровенно с вами не разговаривал бы.
Батч закончил свой спич. В нем чувствовался хороший психолог и уверенный командир. Это подкупало. Я выслушал его, не перебивая. Все же услышанное в этот вечер было для меня столь неожиданным, что я потом не смог нормально уснуть.
Пиво, музыка, видео и скайп-переговоры с внешним миром длились недолго. В полночь Батч по-командирски предложил «отбой».
— Завтра будет трудный день. Много работы. Давайте спать, — сказал майор и ушел в приготовленную для него комнату.
Мы с Николаем расположились в зале. Через минуту Кохель уже захрапел на диване. И до утра ни разу не встал, несмотря на литры выпитого пива. Я же до рассвета ворочался на раскладном кресле, периодически выходя к кухонной форточке на перекур.
Утром я пересказал суть нашего разговора Кохелю. Тот даже обрадовался.
— Давай, братуха, соглашайся, пока предлагают. Львов — это как-никак Европа, а не зачуханный Бенялюкс. Тут только Бене да Ахмету хорошо с их миллиардами. К тому же у нас есть еще возможность повеселиться сначала в Киеве и Житомире. Нация превыше всего. Не должно быть никаких других наций, депутатов и инородцев Беней и Ахметовых. А Киев — это да! Там не такая нищета, как у сепаров. Добре погуляем. Грызло, Алекс, другие хлопцы Билецкого… Да тот же Мирослав. Он, кстати, мне вчора все-таки дозвонился. Сказал, подбирает команду на Киев. Пи..дит, конечно. Наверно, с бл..ями где-то зависает или политику селянам на вуха вешает. Прямо Мосийчук номер два, только молодой. Но тот хоть и сам, но приедет на зачистку. Поехали! Шо тебе тут ловить?
Из ванной вышел Батч с голым мускулистым торсом и белой майкой на плече. Для его возраста лет сорока трех он был в прекрасной спортивной форме.
— Хай, бойз! — приветствовал он наши еще неумытые рожи.
Мы с Миколой хором, но вразнобой на русском и английском поздоровались. Он, обращаясь к Кохелю, поднял один указательный палец и коротко по-английски произнес:
— Через час выезжаем! — и тут же показал руками колебательные движения, символизирующее удержание руля.
Кофе пить не стали. Кохель с Батчем уехали завтракать в часть. Я пообещал собраться и подъехать к двум часам дня прямо с вещами. Едва закрылась дверь за гостями, я присел за кофе с бутербродами. Потом быстро собрал в сумку все свои ценные и реально дорогие вещи. Сложил в дипломат документы, флешки, компакт-диски, несколько плат и фотографии. Проверил в карманах пластиковые карточки и права. Обошел комнаты, выключил почти пустой холодильник и напоследок обесточил квартиру. Вышел в подъезд и закрыл на оба замка входную дверь. В «Ниве», заправленной под «жвак», я мчался на Пологи и дальше — на Мариуполь.
Перед глазами стояли мои престарелые родители и сорокалетняя младшая сестренка. Мне очень не терпелось быстрее обнять матушку и расцеловать ее родные щеки, шею с золотым крестиком на серебристой цепочке.
Сердце энергично стучало с мыслями: «Только бы успеть увидеть отцовскую улыбку, сверкающую керамическими коронками, со знакомым еще армейским шрамом на подбородке. Прижать к себе пацана-племянника и сестру с широким обручальным кольцом на безымянном пальце левой руки! Я должен быть рядом со всеми своими. О них должен кто-то позаботиться. Что бы ни случилось завтра! Мы не гордые. Русалок нам не надо. А медузы летом и так приплывут. А еще мне очень хотелось снова вкусить городских мариупольских яблок. Я не знал, что теперь с садом в Пикузах. Но наши все-таки вкуснее…»
***
Примерно через две недели (после возвращения в Мариуполь) я попытался дозвониться до Николая, чтобы извиниться за то, что отказался от предложения, сделанного мне его командиром.
Мне казалось, что я подвёл своего старого дружка в глазах начальства. И даже с пониманием, что от прежнего моего друга детства мало что осталось в этом потрёпанном пьянками и огрубевшем от неприкаянной жизни бомжа, революционера и вояки, но меня всё же грызло какое-то интеллигентское чувство смущения за моё столь неожиданное «уклонение от службы».
Однако, как выяснилось, мои волнения по этому поводу оказались лишними. Смущаться и виниться мне было уже не перед кем. На мой звонок по номеру Николая ответил незнакомый мне мужской голос. Молодой человек, взявший трубку и говоривший преимущественно по-украински, объяснил мне, что Николай до Яворова не доехал.
Во время следования к новому месту службы в поезде они с сослуживцами крепко выпивали, и на одной из крупных станций (уже на западной Украине) они передрались с такими же местными ветеранами АТО. В драке пьяного Николая ударил ножом молодой правосек-активист. До больницы Кохеля не довезли. Он умер.
Судьба убийцы, виновного в нанесении смертельного ранения, этому моему собеседнику, говорившему на западноукраинском наречии с употреблением вводных матерных славянских слов, оказалась неизвестной. Виновного просто установить не удалось. А телефон говорившему со мной парню достался в качестве своего рода трофея. Что-то в духе «не пропадать же добру», весело сказал мне тот незнакомый украинец.
Закончив разговор по телефону, я, наверное, впервые поймал себя на мысли, сколь чужим и даже ненавистным показался мне мой соотечественник, говорящий на другом (отличном от моего суржика) языке. И это мне — человеку, который прекрасно владеет классическим украинским языком и ещё двумя иностранными…
Вместе с известием о столь бесславной смерти Николая как будто пришло ощущение кончины бывшего моего Отечества. По крайней мере, в том виде, которым я привык считать его своим.
С моих слов записано верно. 2016 г. Остап Барадуля (Мариуполь).
*Батальон "Азов" -Правый Сектор - нацистская организация запрещенная в России