Камчатские истории. Вторая
Моя старшая дочь, на почве обожания индийского кино, записалась в кружок «Танцы Индии». Я поморщилась, но не препятствовала. Кружок был бесплатный, всё-таки 1990 год на дворе, и занятия велись в спортзале родной школы.
Через две недели, пока дело не дошло до шитья атласных шаровар, решила сама посмотреть что там и к чему – восторженных «Ирина Александровна сказала!» мне было мало.
Дверь в спортзал оказалась открыта, и вот, что я увидела. На спортивном мате, прижавшись спиной к стене, сидела, вытянув вперёд ноги, толстенная молодуха. Она была в синем штапельном платье в мелкий цветочек и держала в руке бумажный кулёк, в который плевала шелуху от семечек, рассыпанных рядом с ней. При этом, не сбиваясь, она кричала:
- Раз, два, три! Раз, два, три! Молодцы! А теперь с музыкой!
Ирина Александровна, ткнула пальцем в портативный магнитофон, и зал наполнился индийской мелодией.
Танцующих было семь разновозрастных девочек, из которых три приходились родными дочерьми педагогу.
После занятий, мы с Ириной Александровной домой пошли вместе. Она оказалась очень интересной болтухой, на всю голову поражённой Индией. Подойдя к перекрёстку, мы остановились и стали прощаться. Тут Ирина Александровна ойкнула и, щуря в улыбке глаза, сообщила:
- А у вас командир – мой муж.
Я остолбенела. Тогда Ирина Александровна, подумав, что я не поняла про кого идет речь, уточнила:
- Ваш ротный – это мой муж! – и, счастливая, рассмеялась.
Во мне бушевали эмоции. Вот этот молодой, умненький и интеллигентный старший лейтенант с безупречным внешним видом – муж этой коровы с грязной головой? И у них уже четверо детей! (Там кроме трёх дочек был и наследник). Бедный-бедный мой командир.
Но надо было что-то отвечать, и я сказала:
- У вас замечательный муж. Очень корректный, с прекрасными манерами офицер – он мне очень нравится.
Ирина Александровна громко рассмеялась и пригрозила:
- Смотрите, он очень строгий!
Под впечатлением я была весь вечер, а, придя утром на службу, впадала в тихую скорбь при каждом взгляде на командира. Старший лейтенант был русским, родом из Баку. Окончил институт с военной кафедрой и подался в армию – это всё, что я о нём знала вчера.
Через неделю нам был представлен командир роты - капитан Пахомкин. Я с недоумением смотрела на старшего лейтенанта. А кто же тогда он? Старший лейтенант оказался нашим взводным! Как же я была рада!
У капитана во рту торчали червивые зубы, закамуфлированные рыжими усами. Не смотря на то, что он только что вышел из отпуска, его форменные брюки пузырились на коленях, а весь вид был под стать жёнушке. Я была удовлетворена.
Надо сказать, что нас, девять офицерских жён, призвали для прохождения службы на отдалённом военном объекте и, за малым исключением, мы были очень далеки от познаний законов физики и химии. Нам предстояла короткая учёба, принятие воинской присяги и получение допуска к несению боевого дежурства.
Девчонки быстрей меня прошли медкомиссию и уже приступили к обучению непосредственно на объекте. Наконец, и я была готова влиться в учебную группу.
Стояла золотая осень. В модном плаще и на высоких каблуках я прогуливалась по территории части. Из штаба выскочил ротный, увидел меня и призывно махнул рукой. Я зацокала каблуками, а в голове носилось: «Чего изволите?»
- Та-а-к, - протяжно сказал ротный, обдумывая что-то.
- Федюк! Где прапорщик Сологуб? – закричал, пробегавшему мимо рядовому, капитан, - позови его!
Потом он обратился ко мне:
- Ольга Петровна, через, - командир посмотрел на часы, - скажем, полчаса, мы выдвигаемся на объект. Вы готовы?
В голове крутилось «не могу знать!», потому как смутно представляла, в какой готовности надо находиться, но ответила:
- Готова.
Из казармы выскочил прапорщик Сологуб, подошёл быстрым шагом и впился взглядом в рот капитана. Прапорщик был красивый, молодой и дородный украинец. Улыбаясь, он сиял множеством золотых зубов, был матерщинником и любил женское общество.
Отойдя в сторону, капитан с прапорщиком что-то решали, при этом Сологуб то и дело смотрел на меня оценочным, но целомудренным взглядом. Наконец, капитан, коротко прокашлявшись, сказал:
- Ольга Петровна, по плану, мы сейчас выдвигаемся на объект. Нам надо будет выйти на автобусную остановку, сесть на 102 маршрут, выйти на 20 километре и пройти пешком 3 километра по грунтовой дороге.
Капитан и прапорщик развернулись и быстро пошли не в направлении ворот, а куда-то вглубь территории части. Я старалась не отставать, с ужасом думая, как я пройду три километра по грунтовке туда и обратно на своих каблуках.
Остановились мы перед высоким забором из жестяных полос – высечки при производстве консервных банок. Я стала искать глазами проход, но командирский голос отвлёк меня вопросом:
- Ольга Петровна, вы сможете перелезть через этот забор?
А тут надо сказать, что Ольга Петровна весила девяносто килограмм, и забор был выше её на целый метр. Физическая подготовка Ольги Петровны была слабой, зато подчинение командирской воле – безоговорочное.
Молча, я подошла к, ставшему ещё выше, забору, потрогала круглые дыры, но товарищ капитан не дал и слова молвить:
- Ольга Петровна, просовываете свой сапог сначала сюда, потом сюда, поднимаетесь, перекидываете ногу через забор и всё! Я вас буду поддерживать с этой стороны, а прапорщик Сологуб – с той.
С этой минуты я вошла в какой-то ступор, а капитан Пахомкин, не встретив сопротивления, обрадовано вскрикнул:
- А вот что! Прапорщик Сологуб! Принесите из казармы табуретку!
Сологуб понимающе кивнул головой и умчался. Капитан трогал тонкую жесть забора и одобрительно восклицал:
- Крепкий! Не сомневайтесь!
Я с ужасом смотрела и на забор, и на капитана, и на бегущего с табуреткой прапорщика.
Установив стартовую площадку, впившуюся в мягкий грунт всеми четырьмя ногами, прапорщик Сологуб легко преодолел препятствие. Товарищ капитан со словами «Ольга Петровна, давайте!» – подставил свою руку, и я, взобравшись на табуретку, начала своё восхождение.
С помощью заботливого командира я нашла сапогом ближайшую дыру и вставила в неё ногу. Вторую ногу капитан еле оторвал от табуретки и вставил в зияющую дыру рядом.
Подбадривая, капитан добился, чтобы я самостоятельно сделала ещё два шага вверх, после чего мне надо было уцепиться за другие дыры. Но я не могла оторвать рук от забора – он дребезжал и шатался, мне казалось, что я вот-вот с жестяной полосой в руках упаду вниз. Там, внизу, капитан уже кричал:
- Быстрей перехватывай! Давай, лезь вверх! Давай! Давай! Перекидывай ногу! Перекидывай, говорю!
Когда мои ноги были уже по разные стороны забора, а центр тяжести всё ещё смещён в сторону ротного, забор устремился вместе со мной к земле. Капитан Пахомкин успел подставить руки и, желая выровнять положение, толкнул меня обратно, не рассчитав силу. Я с криком пересекла верхнюю точку и оказалась теперь перед прапорщиком Сологубом, который тут же вернул меня на сторону капитана. На этот раз капитан постарался погасить амплитуду колебаний, прилагая все усилия, чтобы я и забор приняли вертикальное положение, только ему не хватало ни сил, ни роста.
- Витька! – кричал капитан, - лезь быстро ко мне! Да через другую секцию лезь, дурак!
В четыре руки они сбалансировали меня на вершине забора и, тяжело дыша, капитан приказал:
- Ольга Петровна, не шевелитесь. Прапорщик Сологуб, быстро на ту сторону!
Прапорщик перелез через забор и протянул ко мне руки, как к божеству.
- Внимание! – сказал командир. – Сейчас Ольга Петровна перенесёт вторую ногу, развернётся и начнёт спускаться. Прапорщик Сологуб страхует. Я держу забор. Начали!
Мне уже было безразлично, что я в юбке, что на этом заборе выгляжу полной дурой! Я просто физически не могла, держась за жестяные края, исполнить этот разворот с переносом ноги и моментальным попаданием в дыру.
На меня уже орали с двух сторон, а я покачивалась на заборе без движения. В какой-то момент капитан Пахомкин качнул забор, и я мигом перебросила ногу, зацепилась каблуком и пришла в себя уже на прапорщике Сологубе.
Он лежал, распластавшись, и пыхтел, а я никак не могла с него слезть. Наконец, мы поднялись, изрядно вывалявшись в жёлтой пыли. Оценивая ситуацию, из дыры на нас смотрел капитан Пахомкин и, убедившись в целости подчинённых, громко скомандовал:
- Прапорщик Сологуб, отнесите табуретку в казарму!
Я с удивлением и радостью обнаружила, что каблуки мои целы, и сама я не получила ни малейшего повреждения.
Оказавшийся рядом командир молчал, пристально вглядываясь в даль, из которой должен был выбежать прапорщик. Прапорщик вернулся не спеша, перемахнул через забор, и мы пошли по тропинке в сторону трассы. Я и так едва успевала за бравыми военными, а тут они вдруг побежали, крича мне на ходу:
- Бегом! Автобус!
Я побежала. Силы оставляли меня, но прапорщик Сологуб одной ногой уже стоял на задней площадке автобуса и, вцепившись в поручни, орал:
- Давай! Поднажми!
Я поднажала. Едва живую, он втащил меня в автобус и устремился к капитану Пахомкину, стоявшему у окна. Обведя взглядом полупустой салон, и не смея сесть, я подошла и встала рядом.
Послеобеденное солнышко пригревало, октябрь дарил последние тёплые деньки. Я смотрела, как за окном камчатская осень, в преддверии белой-белой зимы, играет красками.
- Ольга Петровна, - заговорил громко капитан Пахомкин, - скажите, в чём измеряется мощность электрического тока?
От неожиданности такого вопроса я вытаращилась на капитана, но моя слабая троечка по физике оправдала себя:
- В омах.
- Правильно! – обрадовался командир роты, - в омах! А потом извинительно добавил: «Мы побежали, потому что следующий автобус только через сорок минут будет», - и уже облегчённо закончил:
- А через забор - это самый короткий путь на остановку, так-то. Как раз к автобусу успели! – и он тихонько засмеялся в усы.
Так началась моя головокружительная военная карьера. А капитана Пахомкина жена бросила и укатила с дочками в Индию, оставив ему сына.