Камчатские истории. Вторая

Ольга Полстьянова 2
 
        Моя старшая дочь, на почве обожания индийского кино, записалась в кружок «Танцы Индии». Я поморщилась, но не препятствовала. Кружок был бесплатный, всё-таки 1990 год на дворе, и  занятия велись в спортзале родной школы.

        Через две недели, пока дело не дошло до шитья атласных шаровар, решила сама посмотреть что там и к чему – восторженных «Ирина Александровна сказала!» мне было мало.

        Дверь в спортзал оказалась открыта, и вот, что я увидела. На спортивном мате, прижавшись спиной к стене,  сидела, вытянув вперёд ноги, толстенная молодуха. Она была в синем штапельном платье в мелкий цветочек и держала   в руке бумажный кулёк, в который плевала шелуху от семечек, рассыпанных  рядом с ней. При этом, не сбиваясь,  она кричала:

- Раз, два, три! Раз, два, три! Молодцы! А теперь с музыкой!

        Ирина Александровна, ткнула пальцем в портативный магнитофон, и зал наполнился индийской мелодией.

        Танцующих было семь разновозрастных   девочек, из которых три приходились родными дочерьми педагогу.

        После занятий, мы с Ириной Александровной домой пошли вместе. Она оказалась очень интересной болтухой, на всю голову поражённой Индией. Подойдя к перекрёстку, мы остановились и стали прощаться. Тут Ирина Александровна ойкнула и, щуря в улыбке глаза, сообщила:

- А у вас командир – мой муж.
 
        Я остолбенела. Тогда Ирина Александровна, подумав, что я не поняла про кого идет речь, уточнила:

- Ваш ротный – это мой муж! – и, счастливая,  рассмеялась.

        Во мне бушевали эмоции. Вот этот молодой, умненький и интеллигентный старший лейтенант с  безупречным внешним видом – муж этой коровы с грязной головой? И у них уже четверо детей! (Там кроме трёх дочек был и наследник). Бедный-бедный мой командир.

        Но надо было что-то отвечать, и я сказала:

- У вас замечательный муж. Очень корректный, с прекрасными манерами офицер – он мне очень нравится.

        Ирина Александровна громко рассмеялась и пригрозила:

- Смотрите, он очень строгий!

        Под впечатлением я была весь вечер, а, придя   утром   на службу, впадала в тихую  скорбь при каждом взгляде на командира. Старший лейтенант был русским,  родом из Баку. Окончил институт с военной кафедрой и подался в армию – это всё, что я о нём знала вчера.

        Через неделю  нам был представлен   командир роты - капитан Пахомкин. Я с недоумением смотрела на старшего лейтенанта. А кто же   тогда он? Старший лейтенант оказался нашим взводным! Как же я была рада!
 
        У капитана во рту  торчали червивые зубы,   закамуфлированные рыжими усами. Не смотря на то, что он только что вышел из отпуска, его форменные брюки пузырились на коленях, а весь вид был под стать   жёнушке. Я была удовлетворена.

        Надо сказать, что нас, девять офицерских жён,   призвали   для прохождения службы на отдалённом военном объекте  и,  за малым исключением, мы  были очень  далеки от познаний законов физики и химии. Нам предстояла короткая учёба,   принятие воинской присяги и получение допуска к несению боевого дежурства. 

        Девчонки быстрей меня прошли медкомиссию и уже приступили к обучению непосредственно на объекте. Наконец,  и я была готова влиться в учебную группу.

        Стояла золотая осень. В модном плаще и на высоких каблуках  я прогуливалась по территории части. Из штаба выскочил ротный, увидел меня и призывно махнул рукой. Я зацокала каблуками, а  в голове носилось: «Чего изволите?»

- Та-а-к, - протяжно сказал ротный, обдумывая что-то.

- Федюк! Где прапорщик Сологуб?  – закричал, пробегавшему мимо рядовому, капитан, - позови его!

       Потом он обратился ко мне:

- Ольга Петровна, через, - командир посмотрел на часы, - скажем, полчаса, мы выдвигаемся на объект. Вы готовы?
 
       В голове крутилось «не могу знать!»,  потому как   смутно представляла, в какой готовности надо  находиться, но   ответила:
- Готова.

       Из казармы выскочил прапорщик Сологуб, подошёл быстрым шагом и впился взглядом в рот капитана. Прапорщик был красивый, молодой и дородный украинец. Улыбаясь, он сиял множеством золотых зубов, был матерщинником и любил женское общество.

       Отойдя в сторону, капитан с прапорщиком что-то решали, при этом Сологуб то и дело смотрел на меня оценочным, но целомудренным взглядом. Наконец, капитан, коротко прокашлявшись, сказал:

- Ольга Петровна, по плану, мы сейчас выдвигаемся на объект. Нам надо будет выйти на автобусную остановку, сесть на 102 маршрут, выйти на 20 километре и пройти пешком 3 километра по грунтовой дороге.

       Капитан и прапорщик развернулись и быстро пошли не в направлении ворот, а куда-то вглубь территории части. Я старалась не отставать, с ужасом думая, как я пройду три километра по грунтовке туда и обратно на своих каблуках.

       Остановились мы перед высоким забором из жестяных полос – высечки при производстве консервных банок. Я стала искать глазами проход, но командирский голос отвлёк меня вопросом:

- Ольга Петровна, вы сможете перелезть через этот забор?

       А тут надо сказать, что Ольга Петровна весила девяносто килограмм, и забор был выше её на целый метр. Физическая подготовка Ольги Петровны была слабой, зато подчинение командирской воле – безоговорочное.

       Молча, я подошла к, ставшему ещё выше, забору, потрогала круглые дыры, но товарищ капитан не дал и слова молвить:

- Ольга Петровна, просовываете свой сапог сначала сюда, потом сюда, поднимаетесь, перекидываете ногу через забор и всё! Я вас буду поддерживать с этой стороны, а прапорщик Сологуб – с той.

       С этой минуты я вошла в какой-то ступор, а капитан Пахомкин, не встретив    сопротивления, обрадовано вскрикнул:

- А вот что! Прапорщик Сологуб! Принесите из казармы табуретку!

       Сологуб понимающе кивнул головой и умчался. Капитан трогал тонкую жесть  забора и одобрительно восклицал:

- Крепкий!  Не сомневайтесь! 

       Я с ужасом смотрела и на забор, и на капитана, и на бегущего с табуреткой прапорщика.

       Установив стартовую площадку, впившуюся в мягкий грунт всеми четырьмя ногами, прапорщик Сологуб легко преодолел препятствие. Товарищ капитан со словами «Ольга Петровна, давайте!» – подставил свою руку, и я, взобравшись на табуретку,  начала своё восхождение.
      
       С помощью заботливого командира я нашла сапогом ближайшую дыру и вставила в неё ногу. Вторую ногу капитан еле оторвал от табуретки и вставил в зияющую дыру рядом.
 
       Подбадривая, капитан добился, чтобы я самостоятельно сделала ещё два шага вверх, после чего мне надо было   уцепиться за другие дыры. Но я не могла оторвать рук  от забора – он дребезжал и шатался, мне казалось, что я вот-вот с жестяной полосой в руках упаду вниз. Там, внизу, капитан уже кричал:

- Быстрей перехватывай! Давай, лезь вверх! Давай! Давай! Перекидывай ногу! Перекидывай, говорю!
 
       Когда  мои ноги были уже по разные стороны забора, а центр тяжести всё ещё  смещён в сторону ротного,  забор  устремился вместе со мной к земле. Капитан Пахомкин успел подставить руки и, желая выровнять положение,  толкнул меня обратно, не рассчитав силу. Я с криком  пересекла верхнюю точку и   оказалась теперь перед прапорщиком Сологубом, который тут же вернул меня  на сторону капитана. На этот раз капитан постарался   погасить амплитуду колебаний, прилагая все усилия, чтобы я и забор приняли вертикальное положение, только ему не хватало ни сил, ни роста. 

- Витька! – кричал капитан, -  лезь быстро ко мне! Да через другую секцию лезь, дурак!

       В четыре руки они сбалансировали меня на вершине забора и, тяжело дыша, капитан приказал:

- Ольга Петровна, не шевелитесь. Прапорщик Сологуб, быстро на ту сторону!

       Прапорщик перелез через забор и протянул ко мне руки, как к божеству.

- Внимание! – сказал командир. – Сейчас Ольга Петровна перенесёт вторую ногу,   развернётся    и начнёт  спускаться. Прапорщик Сологуб страхует. Я держу забор. Начали!

       Мне уже было безразлично, что я в юбке, что на этом заборе выгляжу полной дурой! Я просто  физически не могла, держась за жестяные края,  исполнить этот разворот с переносом ноги и моментальным попаданием в   дыру.

       На меня уже орали с двух сторон, а я покачивалась на заборе без движения. В какой-то момент капитан Пахомкин качнул забор, и я мигом перебросила ногу, зацепилась каблуком и пришла в себя уже на прапорщике Сологубе.

       Он лежал, распластавшись, и пыхтел, а я никак не могла с него слезть. Наконец, мы поднялись, изрядно вывалявшись в жёлтой пыли. Оценивая ситуацию, из дыры на нас смотрел капитан Пахомкин и, убедившись в целости подчинённых, громко    скомандовал:

- Прапорщик Сологуб, отнесите табуретку в казарму!

       Я с удивлением и радостью обнаружила, что каблуки мои целы, и сама я не получила ни малейшего повреждения.

       Оказавшийся рядом командир молчал, пристально вглядываясь в даль, из которой должен был выбежать прапорщик. Прапорщик вернулся не спеша, перемахнул через забор, и мы пошли по тропинке в сторону трассы. Я и так едва успевала за бравыми военными, а тут они вдруг побежали, крича мне на ходу:

- Бегом! Автобус!

       Я побежала. Силы оставляли меня, но прапорщик Сологуб одной ногой уже стоял на задней площадке автобуса и, вцепившись в поручни, орал:

- Давай! Поднажми!

       Я поднажала. Едва живую, он втащил меня   в автобус и  устремился к капитану Пахомкину, стоявшему у окна. Обведя взглядом полупустой салон, и не смея сесть, я подошла и встала рядом.

       Послеобеденное солнышко пригревало, октябрь дарил последние тёплые деньки. Я смотрела, как за окном камчатская осень,   в преддверии белой-белой зимы,  играет красками.

- Ольга Петровна, - заговорил громко капитан Пахомкин, - скажите, в чём измеряется мощность электрического тока?

       От неожиданности  такого вопроса я вытаращилась на капитана, но моя слабая троечка по физике оправдала себя:

- В омах.

- Правильно! – обрадовался командир роты, - в омах!  А потом извинительно добавил: «Мы побежали, потому что следующий автобус только через сорок минут будет», - и уже облегчённо закончил:

- А через забор - это самый короткий путь на остановку, так-то. Как раз к автобусу успели! – и он тихонько засмеялся в усы.

       Так началась моя головокружительная военная карьера. А капитана Пахомкина жена бросила и укатила с дочками в Индию, оставив ему сына.