Промозглым и дождливым утром Семён Петрович зашёл в знакомый деревенский магазин купить несколько бутылок известного спиртного напитка к скорому приезду друзей.
Продавщицу Женечку Петрович знал хорошо: они были одногодками и при встрече с удовольствием и подолгу общались на разные темы.
Эта встреча также не стала исключением – оба увлечённо беседовали. Петрович кратко рассказывал о недавних житейских делах, о погоде, о пятнах на Солнце… Женечка с грустью поведала о своих проблемах: о кредите, который надо отдавать. Да и в университете, где сын учится, скоро за обучение платить придётся, а сынок-лоботряс учёбе предпочитает шумные застолья и вечеринки – вот-вот отчислят за неуспеваемость, и всё время денег просит. Затем – исключительно по секрету – поведала о том, что в магазинчике директор на днях установил видеокамеру наблюдения. Петрович при словах о видеокамере припомнил газетную статью, в которой говорилось о вредном воздействии на человека электромагнитного излучения от электроприборов – он почти подробно пересказал содержание статьи.
Между тем за время беседы Женечка успела достать из холодильника запотевшие бутылки водки, а Петрович – расплатиться. Хотя продавщице очень не понравилось, когда мужчина протянул ей тысячную купюру и сказал, что «помельче ничего нет». Сдача для деревенского магазинчика вечная проблема. Тут надо заметить, что Женечка всегда отсчитывала сдачу вслух и по-особому: «Ать, двать, трить, четыреть, пять…». Она понимала, что подобным счётом, доставшимся ей в наследство от отца-офицера, вызывает недоумение у покупателей, но сила привычки была столь велика, что считать по-другому Женечка не могла. Петрович знал об этой слабости и всегда подкалывал её: услышав «…трить, четыреть…», тут же спрашивал: «Что-что тырить?» и заливался смехом, вызывая у женщины обиду. Не удержался и в этот раз, и Женечка, тут же надувшись, кинула на прилавок сотенные купюры со словами:
– Опять шутковать со мной вздумал! Забирай! – и обиженно отвернулась.
Петрович, взяв сдачу и бутылки, попрощался и вышел на мокрое крыльцо. Отходя от магазина, принялся пересчитывать сдачу и сразу встал как вкопанный: в ней оказалась лишняя сотенная. Он пересчитал деньги ещё раз – действительно, одна купюра излишняя. Несколько секунд Петрович стоял в нерешительности: уйти или вернуть невзначай перепавшую сотню? Конечно, сто рублей всегда пригодятся, но, с другой стороны, есть же поговорка: чужое добро – не впрок. И уже один раз он сегодня обидел знакомую. А что сосед давеча рассказывал? Вспомнить бы… Ну да, Лёшка вчера баял, будто мужик из соседней деревни хвастался, как ему Женька тоже лишнюю деньгу в сдаче по ошибке передала. Так на следующий день мужик под машину попал. «Ты с Женькой настороже будь! – говорил Лёшка. – Слава у неё нехорошая в нашей деревне – шепчутся, проклятие на ней какое-то».
Петрович развернулся и воротился в магазин. Продавщица ещё не успокоилась, и встретила обидчика неласково:
– Чего опять пришёл?
– Да тут… такое дело, – Петрович неожиданно смутился под её недобрым взглядом. – Ты мне… лишние деньги отдала.
– Чего-о? – угрожающе переспросила Женечка.
– Ты мне сейчас сдачу отсчитала и ошиблась, видать.
– Чего-о? Опять шуткуешь?
– Да что ты? Говорю же, лишнюю сотенную дала.
– Поди прочь, паразит! Тебе меня снова не подколоть! Я в таких вещах не ошибаюсь! – прокричала продавщица и гордо отвернулась.
Петрович отёр испарину со лба. «Не возьмёт ведь! – подумал обречённо. – Придумать что-то надо! А башка совсем не варит…»
– Жень, а, Жень? – сказал он, кладя сотню на прилавок.
– Ну чего тебе? – женщина косо взглянула на собеседника.
– Ты же вроде… у тебя… кредит! Точно, кредит!..
– И чего?
– Ну и вот… – Петрович снова запнулся и молча пододвинул купюру поближе к знакомой.
– Что – вот?! – рассердилась Женечка. – Что ты мне эту бумажку суёшь?
– Да я помочь тебе хочу… Ты же говорила…
– Что я говорила? – взвилась продавщица. – Поиздеваться решил?
– Тише, тише! – умоляюще сказал Петрович, размышляя: «Нет, не то! Надо с другого конца зайти…» – Ты, вроде, говорила про сына…
– Причём тут сын?
– Что ему учёбу оплачивать надо… – продолжил Петрович и пододвинул купюру почти вплотную к продавщице. Та нехорошо покраснела и закричала:
– Ты меня за попрошайку держишь? Нужны мне твои подачки!
– Да погоди, погоди… Сама же говорила: сын денег просит…
– Мало чего я тебе говорила! Ему твои деньги и подавно не нужны! Забирай и уходи!
– Да послушай… – Петрович вконец запутался. – Тебе же камеру установили…
– И что с того? – вскричала Женечка.
– Так она… от неё волны… электромагнитные … они же… это… вредны…
– И чего теперь делать?
– Возьми сотенную…
– Да на кой ляд она мне?
– Чтобы купить…
– Чего купить?!
– Кактус!!! – взревел Петрович. От внезапной догадки его всего подбросило вперёд, да так, что Женечка в страхе аж отпрянула назад, налетев спиной на холодильник.
– Купи… кактус! – От волнения у Петровича началась икота. – Он… ик! От электро… магнитных… Ик! Волн… защищает! – и пулей выскочил из магазина.
Дрожа всем телом, Женечка двумя руками взяла с прилавка «сотенную» и прижала к груди. В ужасе она посмотрела на распахнутую настежь дверь, затем на окно, в котором маячила спина убегающего Петровича. Покосилась на висевшую под потолком видеокамеру и трижды перекрестилась. «Вот ведь до чего опасна эта новомодная техника! От волн электрических – или как там их ещё? – мигом умом тронешься!» – прошептала она и твёрдо решила, что завтра вернётся в магазин с кактусом.
С тех пор кактус всегда стоял рядом с кассой. Удивительно, но Женечка больше не ошибалась при подсчёте сдачи, и разговоры о проклятии тоже благополучно прекратились.