Как я снимала Эльдара Рязанова

Галина Коревых
     Перекладывая альбом со старыми публикациями, я открыла его наугад  и увидела обложку журнала «Советский фильм» за 1988 год.  Круглая дата, подумалось, - и в подробностях вспомнилась та фотосъемка.

     Портрет Эльдара Рязанова мне заказал журнал, с которым я тогда сотрудничала.  Мы созвонились  с Эльдаром Александровичем и назначили день съемки.  Обвешанная сумками с разнообразными лампами и штативами, я  добралась до места съемки в хорошо известном мне киношном  доме, где уже приходилось бывать.   

     Режиссер сам открыл дверь и тут же проявил себя доброжелательным хозяином и моделью,  показав квартиру  и полностью предоставил себя в  распоряжение фотографа.
Стараясь отключиться от всего и прислушаться к внутреннему голосу,  который должен был подсказать, как снимать, я отправилась осматривать место  действия и выбирать точку съемки. 

     Мне мешало изначально то, что он сверхизвестная личность, словно это  ставило меня  в положение экзаменуемой.   По  правде говоря, портреты маститых режиссеров не были моим любимым жанром, хотя доводилось снимать Рехвиашвили,  Бортко, Приемыхова, Иоселиани, Нахапетова, Тепцова,  Океева.     Меня увлекала живописная воговская фотография и мода. Я знала, что для виртуозных мастеров этого журнала материалом могли  быть вовсе не только  коллекции, но и все сущее.   Вот они показали  бы Рязанова  остро и неожиданно, - подумала я.  Интересно, приходила ли ему когда-нибудь в голову фантазия, что его портрет снимает какой-нибудь всемирно известный фотограф,  увековечивший Ива Сен-Ларана в очках, закрывшего один глаз ладонью, словно поправляя их, а на самом деле - словно прячась от назойливой толпы?  Конечно же, мысли его были заняты совсем иным. 

     Условия съемки технически были достаточно аскетичными: свет мой был слабым и копеечным,  плёнка по чувствительности была на пределе,  фотоаппарат - узкоплёночный, 35 мм, и вовсе не Никон, а полупрофессиональный Кэнон.  Обстановка квартиры тоже не предлагала ярких неожиданностей.  Стиль журнала  определил рамки, в которых я должна была действовать.  Отсутствие сюрпризов не смутило меня: я знала, что если общий план не содержит интересного, можно перейти к среднему,  а если и тот скучен - к крупному...  Продолжать подобные фантазии было неуместно.

    Атмосфера дома нисколько не передавала размеры славы ее обитателя: она была  уютной и  располагающей.   Уже позднее я поняла, что в ней для меня прочиталась и старая истина, что наш дом отражает нашу личность: а как же иначе?  Шёл 1987 год, впереди был ещё добрый десяток не снятых фильмов и аж двадцать восемь  лет жизни.  Эльдар Александрович был полон сил и замыслов, но поделился, что должен вскоре отбыть в Китай на небольшую операцию.   Увидев его через несколько месяцев на телеэкране, я порадовалась, что все прошло хорошо.

         Место было определено, свет установлен.  Лишь два варианта портрета я сняла: одним из них был мало публиковавшийся  кадр с киноплёнкой, которую я принесла с собой в качестве реквизита.  Отрезав  кусок, я наивно  протянула его легендарному режиссёру - ведь для него в тот момент я была режиссером, а он - моим актёром:

     -  Эльдар Александрович,  держите этот кусок пленки вертикально, словно вы просматриваете ее.
     - Так плёнку,  вообще-то не смотрят, для этого монтажный стол есть...
     - Я знаю,  но кажется, есть такой снимок с Эйзенштейном.
     - А...  ну тогда конечно...

      В завершение я сняла их с женой, Ниной Григорьевной, мило сидящими на кровати: биография и личность  Нины Григорьевны были для меня яркой легендой, поэтому оставить в  истории ещё один ее снимок, - хотя бы на память, хотя бы на всякий случай,  - мне казалось правильным.  Она была скромным, непубличным человеком и знала я о ней лишь благодаря интересу к истории кино.  Их парный портрет с Эльдаром Александровичем  вышел тёплым, счастливым и абсолютно банальным,  - по Толстому.
 
      Затем, покидав железки в сумки,  я двинулась на выход.
Перед уходом я не могла не сказать чего-то личного:

      - Я была рада,  что Лариса Гузеева  снялась в вашем фильме, я верила в неё и переживала,  а что вы о ней думаете?
      - Она талантливая девочка.
      - А ещё я знаю один из ваших фильмов настолько, что могу назвать в нем  даже количество монтажных соединений, потому что считаю его гениальным и изучила  каждую секунду и каждый миллиметр, все мизансцены и оттенки черно-белой плёнки, все диалоги и внутрикадровое движение.   

(Умолчала я лишь о том, что чуть не потеряла свою первую работу, когда семнадцатилетняя наткнулась на съемки со Смоктуновским и Аросевой и стала прогульщицей).

     - Какой это? - с нескрываемым любопытством спросил мэтр.
     - Берегись автомобиля.   А ещё над одним вашим фильмом я рыдала  в тот год, когда он впервые прошёл на  первом канале, - днём первого января: все ещё спали или приходили в себя.
     - Над бедным гусаром...
     - Да.

                * * *

      Милый домашний человек,  не чуждый вечерней грусти и сентиментальности, оставшийся на моем снимке,  реален и правдив.
Он же -  совершенно другой, предельно собранный и несущий в голове свой будущий фильм режиссёр, которого я видела на площадке и киностудии.
               
               
       В моей любви к кино два фильма стали учебниками, как для кого-то - фильмы Робера Брессона, Куросавы,  Бергмана.   Моим букварем стали  два русских фильма: «Гамлет» Козинцева и «Берегись автомобиля» Рязанова.