Разнотонный вой сирены. Синие отблески мигалок среди белых, оранжевых и красных ходовых огней. Между домов показалась машина скорой помощи.
— С филармонии идёт, — заметил Эдуард Казаков.
— Почему? — удивился Ксенофонт Сыромятников.
— Там семинар по художественному мастерству. Не все выдерживают критики. -
— Неужто художники так ранимы?! -
— Нет, критики злее, чем подростки в уличной банде. -
Сыромятников мотнул головой.
— И всё же не понимаю… Это же только картины! -
— Смотря что считать важным. Для кого-то — смысл всей жизни. -
— А критики? -
— Для кого-то и критика — смысл жизни. -
Снова завыла сирена.
— Реанимобиль, — констатировал Казаков.
— Надеюсь, никто не умрёт, — поёжился Сыромятников.
— В прошлом году троих похоронили. -
— А ты? Почему ты не там? -
— Я был на этих семинарах сорок два раза. Мои нервы давным-давно напоминают алмаз. -
— А сам ты выступал критиком? -
— В этой толпе — кто ж меня услышит? Я предпочитал учить лично. -
— И ради этого стоит проводить семинар?? -
— Первейшее качество гения — железное физическое здоровье. Второе — наплевательство. Хилым никогда не бывать в искусстве. Равно и тонким натурам. Только самым твердолобым и непрошибаемым можно влезть на Парнас. -
Какзаков поднялся, поправил неизменный чёрный берет, поклонился. И вышел, оставив Сыромятникова размышлять над полученной информацией. На улице опять завыла сирена.