Чьи деньги у тебя, Маргарита? продолжение

Владимир Бреднев
Дело. 2018 год.

Некоторые сомнения в том, на правильный ли путь я вышел, связав Маргариту Сергеевну Энгельгард с гражданками Потаповой, Летягиной, Тягиной и, возможно, ещё кем-то, у меня оставались. Прямых доказательств, кроме совпадения увольнения из банка сотрудницы и приход в этот банк Якова Нефедовского, у меня не было. Как не было и других следов. Летягина-Тягина исчезла из собственной квартиры, закутав знакомую почтальонку в простыни и привязав к кровати. О поиске пропавшей женщины никто не заявлял. Правоохранители не смогли установить место нахождения. И деньги, похищенные из сумки почтальонши, нигде в городе не появились. Но зачем воровать деньги, если ими не пользоваться? Второй вопрос идиотичнее первого, но он все же возник  у меня, хотя кое-кто покрутил у виска и сделал однозначный вывод: такого не может быть. Но в нашем деле всегда случается то, что трудно предположить. Я отправился в пенсионный фонд, чтобы задать вопрос там. Могла ли Маргарита Сергеевна Энгельгард, превратиться в Тягину? Распущенную нить нужно было свивать в клубок.

Поиски документов заняли не один день. Сначала мне просто сказали, что с выбытием получателя фонд прекратил начисление содержания. Назвали год и дату. Это стало возможным, благодаря тому, что в 2000 уже создавалась электронная база. Пенсию прекратили выдавать М.С.Тягиной.

Пришлось побеспокоить начальство. Через пару дней на моём столе лежали документы о том, что гражданка Летягина в связи с расторжением брака и сменой фамилии, имеет новый паспорт и уведомляет пенсионный фонд о смене банковского счёта. Оказывается, процедура не из самых трудных. Но мне хотелось знать: Летягина тоже меняла банковский счёт в связи со сменой фамилии при очередной регистрации брака?

Меняла. Меняла в районном отделении пенсионного фонда. И предоставляла кучу документов в копиях. Значит, ходила по инстанциям, писала заявления, ждала очереди, заполняла анкеты. Нужно найти Маргариту Сергеевну Потапову.

И вновь запросы. Ожидание ответов.
Не ворошите прошлого.

На улице Елькина,  когда я перед  работницей архивного отдела положил бланк запроса на выдачу архивных документов, возникла пауза. Молодая сотрудница набила фамилию Энгельгард, повозила мышкой по столу и с недоумением уставилась в монитор.

– Нужно разрешение из управления, – оторвавшись от экрана, сообщила она.

Попытка  лукавства и подкупа  плиткой шоколада не увенчались успехом. Девушка заявила, что дорожит местом, поэтому никакие уловки не пройдут.

– Принесёте разрешение, тогда хоть домой забирайте, – сказано это было на повышенных тонах.

Из-за запертой серой двери выглянула женщина, возраст которой по множеству мелких морщин у глаз и рта можно было определить, как глубоко пожилой.

– Лида, – обратилась она к молодой сотруднице, – не раздражайтесь. Это дурно влияет на цвет лица.  Что у нас тут такое? – она взяла мой бланк, посмотрела в него. – Вам же сказали, только по разрешению управления.

Наверное, вид у меня был чрезвычайно удручённый. Или я понравился старушке.

– В пять на Кирова. «Вкус жизни». Люблю сладкое, но платите вы.

Я ушёл в некоторой растерянности. Но в 17.00 был у дверей кафе. И не сразу узнал женщину из архива. Сменив спецодежду на гражданский костюм, моя новая знакомая преобразилась. И только осанка: прямая спина и отведённая  чуть в сторону от туловища правая рука – давали понять, дама некоторое время, наверное, носила погоны или работала в такой конторе, где горбатых и косолапых не держат. И ещё ей часто приходилось носить в правой руке папку.

– Меня зовут Вера, – она остановилась рядом и очень быстро перевела взгляд с меня на дверь кафе.

Я представился, пробормотав имя, фамилию и звание.

Когда мы прошли в зал и заняли место  за столиком у окна, Вера заметила:

– Очень странно, что вы стали сыщиком. Не вижу в вас ни дерзости, ни напора. – она улыбнулась, – Что вас заинтересовало в жизни и смерти Маргариты Энгельгард? – спросила она и упёрлась взглядом мне в переносицу.

Про смерть было неожиданно. Неужели все мои поиски, сопоставления и некоторые выводы были неправильны?

– Вообще, хотелось бы вам дать совет, молодой человек, не ворошить прошлого. В те времена её непосредственный начальник, и она назвала фамилию генерала, сделал всё, чтобы Маргарита просто уволилась из структуры. Уволилась, получила хорошую пенсию и забыла дурную историю, как страшный сон. А через два или, может быть, полтора года… – она задумалась. – Нет, через год Маргарита Энгельгард погибла. Её машина рухнула со скал на берегу реки Миасс, под Челябинском. Из всего, что было, уцелело только водительское удостоверение, случайно выпавшее из машины. Наверное, тогда все вздохнули свободно.

– А до этого было напряжение?

– В некотором роде. Я не всё знаю. До увольнения мы работали с Маргаритой. Я была на пять лет младше её, по званию и по опыту всё пыталась догнать одну из лучших сотрудниц, Но… Наверное, не догнала. Поверить в то, что у Маргариты возник роман с подозреваемым, а потом она выгородила не только любимого, но и его подельника, я не могла. И не верила. Там ещё были сотрудники... Кто-то сразу.... Может быть, даже кто-то из группы ходил к шефу. Я не верила...  Не верила до того дня, когда Маргарита попрощалась с нами и сказала, что выходит на пенсию. Потом мне генерал подтвердил.
 Была вечеринка. Некоторые пришли, чтобы понять, подтвердятся ли слухи. Но за столом говорили много хороших слов. Говорили, что такого сотрудника будет не хватать. Просили не забывать и наведываться. Сам начальник приглашал. Он очень хорошо относился к Маргарите. Я на балконе попросила о том же, мол, приходите, поможете, научите. Тогда она недвусмысленно запретила мне с ней встречаться. Она сказала, что может не оправдать надежд и вызовет разочарование, или встанет на другую сторону доски в ряд чёрных фигур. Ей не хотелось бы, чтобы я играла другую партию против неё лично. Я удивилась. Тогда она обмолвилась, что поступила мерзко. В порыве. Но теперь думает о воздаянии. Но законной мести не бывает. А мерзости, которые потянутся за ней, могут  нехорошо сказаться на моей репутации.

– И вы?

–  Подумала, что Маргарита расстроена, выпила. Не может сорвать злобу на ком-то, но вот таким странным способом даёт выход эмоциям. Она больше не звонила и на звонки не отвечала.

– Вы отступились?

– Постаралась держать дистанцию. Думала, так правильно. Мне же было сказано,– Вера подняла чашку с остывшим кофе и поднесла к губам. Пышный кокон взбитых сливок на шоколадном поле пирожного остался не тронутым.

Дело. 2018 год.

Мне были предоставлены документы о том, что Маргарита Сергеевна Потапова была зарегистрирована пенсионным фондом Курчатовского  района, как внутренний мигрант, прибывший на постоянное место жительства из соседнего сельского населённого пункта.

Данная справка рушила все мои выстроенные комбинации. На листе ватмана я выделил ветвь Маргариты Потаповой как бесперспективную, но отметил, что переезд произошёл в 1999 году. Ниточка обрывалась. И только  несколько ничтожных сомнений мучили меня. Первое, Летягин говорил о Маргарите, как о красивой женщине, но имевшей какую-то травму лица. Комлев уверял, что с появлением уродливой уборщицы в банке произошла серия не совсем понятных происшествий. Хозяин банка нашёл на своем столе фотографию женщины-следователя, когда-то ведшей его дело, и запаниковал. За уборщицей  установили наблюдение. Она уволилась. Уволилась Тягина– Летягина –Потапова.

 Но через какое-то время в банк пришёл Яков Нефедовский? Зачем один мошенник решил обокрасть другого мошенника? И с чьей подачи это случилось? К Потаповой искусственно можно было привязать Маргариту Энгельгард только потому, что последняя говорила о мести. Месть могла быть только тому, кто непорядочно обошёлся с ней. Маргариту попросили уволиться из органов после дела Нефедовского. А в деле Нефедовского был замешан Лев Рацибуржинский. Значит, Маргарита Энгельгард знала Рацибуржинского.  Всё сходится. Остаётся выяснить, почему Лев Рацибуржинский заслужил  месть? За давностью лет Яков Нефедовский ни за что не ответит на вопрос: по чьей наводке он вошёл в банк «Возрождение»? Но, хотя бы узнать, как он «опустил» ментовку, я могу?


С моих слов записано верно. Зиновий Нефедовский

– Только не спрашивайте об этом маму! Не надо! Я очень прошу. Она старая! У неё больное сердце! Она до сих пор верит, что папа жив. Но это невероятно! Представляете, верит, что папа жив, хотя  несколько человек видели, как он упал в реку. Десять дней поисков, и всё бесполезно. Нашли его пальто, нашли шапку, нашли бот. А тело кануло в воду. Это страшно! Очень страшно! Потом ходили невероятные слухи! Ужас! Но это всё глупости. При жизни папа занимался бизнесом! Кое-что успел создать. Но дом мы продали. И теперь ютимся здесь. Квартира, как видите, не для миллионеров. Одну комнату занимает мама. Мама до сих пор верит, что отец жив. Но, подумайте сами, ему сейчас больше семидесяти пяти. В нашей стране редко, кто доживает до таких лет. Он страдал сердцем. И проклятые девяностые подорвали его здоровье. На рубеже века. Знаете, символично! На рубеже века.

Дядя Лёва рассказывал. Они поехали в Красноармейский район на охоту. Папа любил. Очень увлекался. Мог бродить целыми днями, но времени всегда не хватало. А там была база. Можно было стрелять по тарелочкам. Постреляли по тарелочкам, а потом все атрибуты. Они могли себе позволить. У папы бизнес, у дяди Лёвы – банк. Мама думает, что папа до сих пор жив и заперт в банке у дяди Лёвы. Она  давно с ним не поддерживает отношений. Она, когда услышала от дяди Лёвы, как папа упал в реку, набросилась на него и крикнула, что это он, то есть дядя Лёва, украл папу и держит его в заложниках. Но это  глупости. Мама не в себе. У нас очень скоро закончились деньги. Сейчас я работаю. Сожалею, что не пошёл по стопам отца, не связал себя с финансами и предпринимательством, но хватает. Я должен давать показания? Но я ничего не знаю. Что рассказал дядя Лёва? Он  сказал, что они остановились за мостом. И пошли на мост. На реке в тот год впервые встал лёд. И было красиво. А под быками моста вода гудела и пенилась, но на лёд не выбивалась. Они разговаривали. Дядя Лёва фотографировал реку. Вдруг отец схватился за сердце и крикнул: «Оно лопнуло!»  Дяде Лёве показалось, что папа шутит. Но отец покачнулся, перевалился через ограждение моста и упал в реку. Лёд под ним проломился. Дядя Лёва говорил, что все  друзья бросились к реке. Кто-то даже отважился войти в ледяную воду. Потом река вскрылась. Люди прочёсывали берега. Нашли вещи. Какие могут быть сомнения? Человек не может выбраться из-подо льда. Папа утонул. Нет. Правильнее сказать, у папы произошёл разрыв сердца на фоне ишемической болезни. В воду он упал уже мёртвым. Дядя Лёва потом несколько раз помогал мне, давал деньги, хотя у него у самого были большие неприятности. Банк за несколько недель до этого крупно прогорел. Но дядя Лёва помогал нам. И на маму не обижался. За восемнадцать лет, конечно, связи порвались. Я знаю, что Лев Романович  сейчас в России почти не живёт. Но его бывшая супруга в Челябинске. Я могу дать вам её адрес. Она пациентка нашей клиники. Я за ней наблюдаю. Это не долг. Это моя возможность откликнуться добром на добро.  Вы хотите знать, какую фамилию носила Лариса Петровна до того, как стала женой Льва Романовича? Не могу знать. Кажется, она несколько моложе. И был разрыв. Но дети. Дети связывали их. Про Энгельгард я не слышал. Нет, маму нельзя об этом спрашивать. Она не в себе. У неё больное сердце. Я не хочу, чтобы на моих глазах разорвалось ещё одно. Не тревожьте маму. Спросите лучше у папиной сестры. Она …. Да! Александра Соломоновна вам  расскажет. Тетя Сара расскажет. Только не говорите, что это я сказал. Она ненавидит мою маму. Она говорит, что Яша из-за неё стал таким, каким стал. Но я не могу понять, что она под этим подразумевает? Наверное, мамину красоту и стремление всегда выглядеть нарядно и элегантно. Я очень хорошо помню  мамину шубу. Я был ещё мал. А мама в этой шубе была, как королева. Тетя Сара тогда очень сердилась. Они отвинтят головы вам обоим, – говорила она, когда мама надевала эту шубу. Это был девяносто второй год. Вы всё записывали? Ужас! Я, наверное, наговорил лишнего? Должен подписать? С моих слов записано верно. Зиновий Нефедовский. Это ужасно.

В гостях у Сары

Сара Соломоновна оказалась безупречно красивой пожилой женщиной. Она посмотрела на меня пронзительными черными глазами и проницательно заметила:

– Это Яша еврей. У него мама еврейка. А я гречанка. Мой папа грек Соломон Василиадис. Все Нефедовские  по маме. Они,  даже оказавшись в гробу, не могут успокоиться. Я, молодой человек, полагала, что вы из какой-нибудь газеты. Сейчас модно вспоминать недавнее прошлое и восхищаться мошенниками.  А вы из органов. Удивительно! Неужели за Яшей обнаружился ещё грех? Яков был замечательный профессионал в советское время. Уважаемый человек. Умел зарабатывать. Всё в пределах правил. Но стоило ему жениться… Началось его падение.

Вам не интересно, как из стеснительного юноши, красневшего при крепком слове какого-нибудь пьяного пролетария, родился прожжённый аферист? Вы уникум. Но я-то знаю, что во всём виновата безрассудная любовь. Если вы ещё не женаты, молодой человек, никогда не поддавайтесь чувствам. Друг моего отца, живший ещё в эпоху эллинов, говорил, что жена – это не игрушка, не увеселение и не икона, поэтому её нужно выбирать не душой, а разумом. Как лошадь.

Не знаю ли я, мог или не мог Яша влюбиться в Энгельгард? Следователя? Двадцать лет назад? Даже чуть больше.  Нет! В Маргариту Энгельгард Яша влюбиться не мог. Он тогда думал совершенно о другом. Его очень занимал вопрос, как выпутаться из истории с обвинением в незаконном присвоении нескольких десятков миллиардов государственных рублей. Яшин мозг в это время работал, следовательно, затуманивать его романтическими бреднями он не мог. И Маргарита Сергеевна  к Яше тоже особых чувств не питала. Я её помню. Очень хорошо помню.

Я достал фотографию.  Сара Соломоновна встала со стула и пошла к буфету. На секунду мне показалось, что эта дама сейчас из ящичка извлечёт лорнет, откинет душку и медленно поднесёт к глазам, чтобы рассмотреть фотографию. Она достала очки.

– Да! Это Маргарита Энгельгард. Фотография сделана, полагаю, чуть ранее, чем мы познакомились с ней, когда ей вздумалось вызвать меня на очную ставку с Яшей. В первые двадцать минут я подумала, что попала в руки жестокой и бескомпромиссной Фемиды. Работает магнитофон, вопрос следует за вопросом. И ответить уклончиво на короткие и конкретные вопрошания не получается. Яша пытается пожимать плечами, дескать, не могу понять, о чём речь. Но она требует ответов: «Да», «Нет», «Не знаю».

Сейчас я думаю, что тогда я рассказала ей всё, о чём знала. И тут на втором часу работы следователь со стажем делает непростительную ошибку. Она выходит из комнаты. Я могу понять, следователь – тоже человек. Только за дверью стоит вертухай. Но в допросную не входит. И Яша мне передаёт записку для Лёвы Рацибуржинского.

– Вы так просто об этом говорите?

– А чего мне бояться? Лева в Азии. Устроился, говорят, кум королю. Но сука ещё та. Была бы я еврейкой, он бы заплатил за своё спокойствие сполна. Так вот: Лёва в Азии, Яша и Маргарита на небесах. Спросить за дела минувших дней не с  кого.

– Вы считаете Льва Рацибуржинского в чём-то виновным?

– Нет! Просто он клоп. Сосал Яшу, пока у того кровь была, а когда Яша воспротивился, Лёва хотел его убить.

– Яша воспротивился какой-то афере Льва Рацибуржинского?

– Нет, что вы. Аферы – это главное развлечение Яши. Аферистов он уважал, ценил, любил, боготворил. И на этой почве с Лёвой у них был величайший тандем. Они были умными, изворотливыми, удачливыми, расчётливыми, успешными аферистами.  В этой сфере, как раз, всё было в ажуре.

Яша не мог терпеть подлостей по отношению к женщинам. Баб этот еврейский Дон Жуан любил столь же страстно и открыто, как аферы. Он покорял, уходил, но никогда не обижал женщин. Его жена была знакома с тремя десятками женщин, числившихся Яшиными подругами. Ни одна даже вздохом не намекнула, что спала с этим ширмачом, ни пальцем не повела, чтобы устроить ему неприятности. А вот Лёва. Лёва кого-то очень сильно обидел. Это была не разорванная интрижка, или оставленная в кабаке любовница ради любовницы в ресторане. Это было что-то страшное. Яша был у меня. Он был в ярости. Он громогласно спрашивал своего еврейского бога, что для Лёвки будет больнее: окорнать ему поц или лишить денег?

–И?

–Вы хотите знать, к какому выводу пришёл Яша? Я не знаю. Он разговаривал не со мной. Но констатировать для протокола могу следующее. Яков Нефедовский был в ярости от поступка, совершённого его подельником Львом Рацибуржинским. Я вам помогла, молодой человек?

 Сара Соломоновна склонила голову на бок и улыбнулась. Неуловимая нотка греческого шарма оставалась в этой женщине и сейчас.

– По паспорту вы Потапова?

–Да. У меня был… Он и сейчас, кажется, есть… Замечательный муж. Милый и очень добрый человек, наделённый даром жить в других мирах, но ни здесь и не сейчас. Мы развелись с ним через несколько дней после нашей свадьбы. Почему это произошло, я вам не скажу. Я оставила его. А вот Яша дружил с Николаем всю свою жизнь. Дружил так, что ни в какую дурную проделку этого человека не втянул. Для доброго, жестоко пьющего, но очень талантливого художника Николая Потапова Яша был Богом. Он кормил Николая, когда у того случался стресс, лечил его, спасал и гордился теми картинами, какие покупал у Коли за большие деньги. Надеялся, что когда-нибудь создаст музей русского художника Николая Потапова. Семья разбазарила всё. Приходили какие-то люди, давали недорого. И она всё продала. Зиновий и слова не сказал. Совершенно не похож на отца. Совершенно.

– А Николай Потапов где жил?

– В деревне.


В деревне

Я ехал в деревню с надеждой, что здесь, в нескольких десятках километров от растущего мегаполиса откроется мне какая-то особая тайна, связанная  с временами середины прошлого века. Какая ещё патриархальность живёт в наших отдалённых деревнях, и через тридцать лет нового развития, не признавших коварства современной цивилизации.

Мой автомобиль, оснащённый специальным устройством реакции на препятствия, самостоятельно сбросил скорость, когда я свернул с автобана на просёлочную дорогу, плохо прочищенную сельским дорожником. Минут через двадцать  я добрался до первых домов, около которых и встретил приветливых женщин, внимательно разглядывающих иностранную машину и нового человека. Эта странная особенность до сих пор жива в наших сельских жителях. Вместо того, чтобы сразу показать незнакомцу дорогу, они поинтересовались, почему, вдруг, житель их деревни так заинтересовал такого гражданина, как я? Пришлось доставать корочки. Но и удостоверение не рассеяло подозрительности.

– Колька наш, вроде, тихой, чтобы за ним с самого главного управления ездили. К нему и участковый-то не ходит, – выразила сомнение одна из женщин.

Тогда пришлось рассказать о художественном даре Николая.

– О, этого добра у него навалом. Говорим ему, делом бы занялся. Львов, там, гипсовых ваял или вазы для богатеев, а он, как маленький, картинки красками рисует. Правда, хорошо рисует. Но кого? Бабок да дедов. Как будто у нас девок нет. Уж скольки раз говорили, договорись с какой. Чтобы кровь с молоком. Раздень да нарисуй. За такой портрет, может какой бизнесмен хороших денег даст. А он в ответ деда Коротьева рисует. Тьфу! Шибко баско! Коротьев на портрете, как живой.

– Отчего же  он деда рисует?

– От тоски. Дед-то наш, ещё та гулёна. А Колька  давно бобыльствует. Как верижник. Баба его одна давно, лет с двадцать назад, соблазнила, а потом убилась на той стороне. У нас деревня-то на две стороны. Баба была – страсть. Одной стороной – царевна-Лебедь, а другой стороной, как  смерть. У внука в компьютере такие бегают. Вылезут из могилы, и бегают. Вот, она точь в точь. Потом Колька пил, потом, оклемался. Только баб с тех пор не рисует. Да и тебя не возьмётся. Он,  таких как ты, дорогих, тоже исчадьем считает.

– А жена у него была?

– Так говорят, же соблазнила на день, и ухайдакалась.

– Раньше?

– Про раньше не знаем. Его  к нам  ещё в советское время подкинули. Кое-как его на житьё устроили к Шуре-нюхалке. А как та померла, так он жить стал. Шура на него нахвалиться не могла. Добрый, славный, доверчивый, но чудной. С приветом, то есть, малость. Его привез кто-то на этюды, а потом бросил тут. Он лето-то с мужиками пировал, а зимой куды податься? Так тут и зажил. Было время, хорошо жил. Мы в колхозе плохо, а он хорошо. Денег пачками. Тогда все мужики с ним дружили. И он, дурак, с ними спускал денежки. Не прибили его из-за денег в те годы потому, что он сам давал. Кто  попросит – пожалуйста. А потом голодует, пока Шурка не сжалится. Она пенсию хорошую получала, орденоноска. Но шибко его старше была. А так бы, поди, снюхались бы? Так и жили. Хороший человек-то. Добрый.

– Почему решили, что  некрасивая женщина его соблазнила?

– Сам он трезвонил, что женится. В магазин прибегал. К нему как заезживал один такой дядька, так денег у Коли бывало много. Вот, не сообразить, как дядьку того звали. Ну, в шляпе всегда ходил, такой! Иван! Нет, какой Иван, он крючконосый был, что твой попугай. Скорее, Моисей! Он у Шишковых барана купил и нас всех потом вином угощал. Ну? Яша! Ты помнишь, Шишок орал: «Не тезке, не продал бы!»

– Шишка слушать? Он же пьянее вина был.

– Всё равно. Да ты сам у Коли спросишь. Езжай сейчас прямо и потом к карьеру повороти. Там видно будет. Домов не будет, а дорога вниз, к реке пойдёт. Там, на гору выедешь, так по прямой, до третьего закоулка. Третий закоулок проедешь, на следующем налево поверни. Такой старенький домик будет с разрисованными воротами, вот тут Коля и живет. Водки только ему не покупай, он сейчас не пьёт. С ребятишками в школе рисование учит. Золотой человек.

Продолжение следует