Свернув за угол, Лиза со злостью двинула урну ногой. Урна закачалась, разноцветный мусор просыпался на асфальт. Боль в ноге на мгновение заглушила досаду. Кончено! Счастье разрушено, по ее собственной дури! Но рыдать, оплакивая воспоминания, она не будет. Решительным шагом вошла в метро, поехала в свой родной МИСиС, где когда-то училась и работала. Попросила путевку в студенческий лагерь на сентябрь. В сентябре отдыхали аспиранты и преподаватели.
Лагерь МИСиС располагался в Абхазии, в ущелье реки Ряпша возле мыса Пицунда. Простенькие трехместные домики у моря, удобства на улице. Но ей и не требовалось много комфорта.
Утром она загорала на пляже с соседкой по комнате Зиной. Отдыхать в Абхазии без мужчины было неудобно, нельзя было пойти в бар или в горы. Но после расставания с Сашей близость с другим мужчиной казалась ей чем-то кощунственным.
Вечерами из ущелья Ряпша в пансионат, расположенный на мысе Пицунда, ходил маленький катер.
Они с Зиной поднялись по шаткому трапу на борт катера. Дул приятный бриз. Они прогуливались по палубе.
- Если повезет, можем увидеть дельфинов…
Вдруг Лиза застыла на месте. На борту одиноко стоял Бестужев. Он приветливо улыбнулся, помахал рукой.
- Подожди минутку - сказала Лиза подруге и подошла к Бестужеву.
- Рад вас видеть, выглядите вы восхитительно!
После взаимных комплиментов он сказал:
- Сочувствую вашему несчастью. Я имею в виду ваш неудачный брак. Я сам пережил развод и понимаю, как это тяжело.
- Так вы знаете? Конечно, Бестужев знал. Развод Саши Бочарова был в институте громкой сенсацией.
- Жаль, когда приходится расставаться с бывшими друзьями. С каждым из них уходит частичка нашего прошлого.
- Мы не могли оставаться вместе после той аварии, - она вкратце рассказала Бестужеву о том, что случилось в Сочи.
- Это все наши дороги. На трассах Швейцарии столько людей не погибает. Хотите что-нибудь выпить?
- Выпить?
- Когда приедем на мыс. Я приглашаю вас и вашу подругу в бар. Вино - лучшее лекарство от мрачных мыслей.
Они втроем заняли столик в баре «Бзыбь», расположенном на последнем этаже пансионата.
- А я была здесь раньше. Я имею в виду не пансионат, а лагерь нашего института. Ничего здесь не изменилось. Только я тогда была молодая и счастливая.
- Вы и сейчас совсем молодая.
- А ощущение такое, что мне сто лет. Или еще хуже – что я уже умерла.
Бестужев заговорил о том, что не только люди, но и наука тоже умирает.
- От того, что сейчас происходит в институте, у меня сердце рвется на части.
Лиза расспрашивала его о судьбе общих знакомых.
Присутствие за столом Зины их очень сковывало. Оба они чувствовали, что она здесь абсолютно лишняя.
Потом они снова плыли на катере. На небе ярко горели звезды Млечного Пути. Пытались разговаривать, но мешала музыка, гремевшая на палубе.
Катер подошел к берегу. Трап спустили прямо на пляж. Бестужев сошел первым, протянул руку Зине, но она сказала, - Я сама, - и неуклюже спрыгнула на песок. Он подхватил Лизу, почувствовал прикосновение ее легких рук. Она показалась ему удивительно невесомой. Он проводил обеих девушек до их домика.
На следующий день он подошел к Лизе, когда она выходила из столовой.
- Вот вы здесь все знаете. Расскажите мне, что это за кафе, которое так романтично нависает над морем?
- О, это очень демократичное заведение. Оно здесь уже много лет. Очень подходит для студентов. Никакой настоящей еды там нет, только вино, шоколад и орехи. Четыре года назад мы покупали один стакан орехов на всех, вскладчину. А вино там хорошее, настоящее грузинское.
- Хотите, я угощу вас вином и орехами? Вам, наверное, сейчас одиноко.
После ужина они устроились в кафе над морем. Внизу тихо плескались волны.
- Что вы будете пить?
- Кизмараули. Это вино мы везли отсюда в Москву.
Принесли шоколад и орехи.
Лиза расспрашивала Бестужева о работе. Узнала, что он декан факультета и уже не доцент, а профессор.
- Странно видеть вас в таком скромном месте. Почему вы не поехали в какой-нибудь первоклассный санаторий?
- Друзья сказали, здесь отличные пляжи. Да и вопрос с отпуском решился в последнюю минуту.
- Тогда понятно.
- А потом, я живу не в таких уж скромных условиях. Мне как профессору предоставили отдельный домик.
- Шикарно! Но удобства все-таки на улице? -рассмеялась Лиза.
- Как у всех. - сказал Бестужев. И внезапно сменил тему.
– Хорошо, что у вас с Сашей не осталось детей.
- Не знаю, хорошо ли… Мы просто не успели. Я не знала, что нужно торопиться.
- Слышите, как шумят волны? Они никуда не торопятся.
- Да, лениво, неспешно бьются о камни.
Они наклонились вниз и, держась за бортик веранды кафе, слушали шум прибоя.
- А здесь в ущелье есть еще какие-то злачные места? Или обязательно нужно ехать в пансионат?
- Есть трактирчик в горах. Там можно заказать шашлык. Говорят, это очень дорого. Я никогда там не бывала.
- Ну, деньги не проблема. Давайте сходим туда. Наверстаете упущенное.
- Не хочу. Боюсь вновь почувствовать себя счастливой.
- Боитесь вновь почувствовать себя счастливой? Что за бред?
- Я не заслуживаю счастья. Я испортила жизнь Саше. Испортила жизнь дорогому мне человеку. Мне кажется, он и сейчас меня любит. И я все время думаю о нем. Все время живу воспоминаниями.
- Нельзя жить одними воспоминаниями.
- Я знаю. Но, может быть, нам с ним стоит помириться?
- Склеить разбитую чашку очень тяжело. Я пытался, и у меня ничего не получилось. Но я-то должен был попробовать. Ради ребенка. А вы - вы свободны. Мой вам совет - начните все с чистого листа. Если только... если только вы не хотите вернуть его из материальных соображений.
- Нет, конечно же нет! Как вы могли так обо мне подумать?
- Извините. Но я, к сожалению, вижу, что мир меняется. Чувства перестают быть чем-то важным.
- Не для нас. Не для таких, как мы.
Глаза Лизы в темноте сияли мягким светом. Бестужев посмотрел на нее, и взгляд его наполнился нежностью. Лиза была благодарна ему за участие. И за то, что он не пытался ее обнять, не искал большей близости По ее телу разливалось тепло от выпитого вина. Теплота южной ночи обволакивала ее, ей было хорошо - впервые за несколько месяцев.
Она заметила, что они остались в кафе совсем одни. Нужно было уходить. Бестужев проводил ее. Ночь была темная, и он вел ее за руку. Она ощущала его присутствие, магическую силу неодолимого притяжения. На мгновение в ней проснулось щемящее чувство тревоги. Но только на одно мгновение. Она упала на кровать и уснула сном без сновидений.
Они с Бестужевым специально не искали общества друг друга. Один раз она мельком увидела его на пляже. Ей показалось, что он слишком худощав. В костюмах-тройка он выглядел эффектнее.
После обеда они столкнулись, и он спросил:
- Как проходит ваш отдых? Я вижу, что вы успели загореть.
- Да, хотя солнце не очень жаркое. Не такое, как летом.
- Бархатный сезон.
- Как вам здесь нравится? Я имею в виду не условия проживания, а природу.
- Ну, если честно, я видел места и покрасивее. В том числе и в России. Гагры, например, мне нравятся больше. Там все утопает в пышной зелени. А здесь, чтобы подняться в горы, нужно долго идти по пыльной дороге.
- Ну да. Милое захолустье. Но и здесь есть свои местные достопримечательности. Хотите, покажу? Прямо сейчас?
- Я в полной готовности.
Они прошли метров двести.
- Вот, посмотрите!
- Здесь только деревья.
- Деревья, но какие! Это ореховая роща. Здесь растут грецкие орехи. И еще инжир.
Она подвела его к раскидистому дереву. Он смотрел, как она изогнулась, ее смуглая тонкая рука легко дотянулась до высокой ветки. Она протянула ему сорванный плод.
- Вот, попробуйте!
- Какой сладкий! Удивительно вкусно!
- На самом деле они чересчур сладкие. Больше пяти штук сразу не съешь.
Она сорвала еще два крупных плода - для себя и для него.
- А со мной здесь случился забавный случай. Я шла через рощу и вдруг наступила на что-то мягкое. Раздался истошный вопль. Оказалось, это рука лежащего студента. Вечером здесь на каждом шагу лежат влюбленные парочки.
- Хорошо, что люди находят друг друга.
- Находят, но ненадолго. Расстаются еще до приезда в Москву. Такие уж тут нравы.
- Будьте снисходительны.
- Жуткие нравы. Могу рассказать про местные жаркие танцы. Женщины меняют партнеров по танцу до тех пор, пока рядом не оказывается тот, с кем есть притяжение. И тогда прямо посреди танца, не дожидаясь конца, уходят. Скрываются, целуясь, в густой растительности.
- И у вас так было?
- Нет. Я тогда еще была девушкой, - сказала Лиза и это, конечно, было ложью.
- Да, юг - вздохнул Бестужев, - все пропитано эротикой. Вот и я, когда вас вижу, с трудом себя сдерживаю. Наверное, мне нельзя больше с вами разговаривать.
- Может и так. Жаль только, что я не успела рассказать вам про пляж третьего ущелья.
- Что за пляж?
- Совершенно дикий. Идешь вдоль берега, и никого больше нет. А обратно можно вернуться лесом. Там среди самшитов бежит маленькая тропинка. Бежит по самой кромке горы. А море, если посмотреть с горы, выглядит совершенно бескрайним. Смотришь вниз и буквально замираешь от восторга!
Бестужев на мгновение прижал ее к себе и слегка оттолкнул.
- Не могу больше с вами общаться! Схожу с ума!
- Пойдемте, я вас выведу к столовой. А то вы еще заблудитесь здесь, в роще любви.
Вечера Лиза проводила на террасе соседнего домика. Долговязый парень пел под гитару. В углу обнимались юные пары, кавалеры робко и неумело целовали своих случайных подруг. От скуки Лиза взяла шефство над дурнушкой Зиной. Разрешила ей пользоваться своей косметикой. Отдала свой махровый пляжный халат. Он был короткий, белоснежный и очень стильный. Отдала Зине свою шикарную шляпу от солнца - белую в зеленых яблоках. Все это ей самой было ни к чему. В Пицунде выходить из лагеря на пляж можно было прямо в купальнике, а соблазнять и очаровывать ей никого не хотелось. Бестужев не выходил из головы, но она решила его избегать. Кто угодно, только не Бестужев! С ним не может быть ничего, кроме боли.
В середине лагерной смены ее накрыло чувственное томление.
На пляже она увидела парня с мускулистой фигурой. Глаза их встретились, выражая взаимный интерес. Кокетливо наклонив голову, она продолжала на него смотреть, улыбаясь чувственной порочной улыбкой. Парень пересел поближе.
- У тебя очень красивые волосы. Невозможно не заметить.
Она молча ожидала продолжения.
- Пойдешь со мной в горы? Сегодня после обеда?
- Сегодня? Торопишься? Ну что ж, давай сегодня.
Согласие на прогулку подразумевало и согласие на все остальное. Они долго шли по песчаной дороге - мимо виноградников, мимо зарослей колючей ежевики. Парень, наконец, представился – его зовут Матвей, он аспирант и его специальность - литье металлов. Лиза усмехнулась, не тая презрения.
- Кафедра литья – самая слабая в нашем институте.
- Ну и хорошо, конкурентов меньше.
Лиза равнодушно пожала печами. Ей не хотелось, чтобы он говорил о себе, она предпочитала видеть в нем таинственного незнакомца. Устроились на вершине покатой горы и сразу стали неистово целоваться и ласкать друг друга. Сексуальное напряжение достигло наивысшей точки, оно было уже запредельным. Огромный член парня стоял торчком, словно каменный идол, но он все еще медлил, не входил в нее.
- Ну давай же, давай! - шептала она, как в горячечном бреду. Он по-прежнему медлил и коварно улыбался. Парень был женат всего полгода и не мог решиться на измену. К тому же боялся заразы, а презерватив с собой не захватил. Прошло минут двадцать, прежде чем Лиза поняла, что он с ней просто играет. Еще ни один мужчина не наносил ей подобного оскорбления. Она прекратила обнимать его, резко спросила, - Что не так?
- Я еще не готов.
Секунду она смотрела на него, как змея, готовая мгновенно ужалить, а потом изогнулась и с силой отшвырнула его прочь. Парень, как был, без рубашки и с расстегнутой ширинкой, покатился по склону. Гора была не слишком крутой, но сплошь покрыта колючими растениями. Кувыркаясь и барахтаясь, он летел вниз. Истошный вопль «сука» огласил горы, пребывающие в мирном молчании. Наконец ему удалось зацепиться окровавленными руками за ствол корявого деревца. Лиза смотрела, как он медленно поднимался, - руки исцарапаны, в глазах - ужас, мгновенно сменившийся злобой. Она расхохоталась и ушла прочь.
На следующий день в лагере были соревнования по плаванью, Лиза была в числе участников. Увидев Матвея среди зрителей, она почувствовала приступ неукротимой ярости. Кипящая энергия гнева помогла прийти к финишу первой. Зина, поздравляя ее, бросилась обниматься. Потом подошел Бестужев.
- А вы, оказывается, отлично плаваете.
- Я все стараюсь делать отлично. Разве вы не заметили?
- Пожалуй. Простите меня, я слишком редко вас хвалил.
Она взглянула на его обожженное солнцем, обветренное лицо.
- Какой загар! Вы уже не похожи на профессора, вас можно принять за капитана пиратского судна.
- Да, загар у меня не интеллигентный. Постараюсь в Москве его поскорее смыть. Ну, как проходит ваш отдых?
- Почти закончился. Как будто и не было.
- Жалко расставаться с морем?
- Моря, конечно, будет не хватать. Расставаться с новыми друзьями тоже грустно. Даже с этой Зиной. Я легко привязываюсь к людям, а люди - они ведь уходят навсегда.
Конечно, она думала не о Зине, а о Бестужеве. Больше его не увидит.
- Я вас понимаю, - сказал Бестужев, перестав улыбаться.
- Вы все здесь посмотрели? Ущелье реки? Шашлычную в горах?
- Шашлычную - нет. Не было подходящего гида.
- Вы не искали.
- Не искал. Но шашлычная - это не то, о чем стоит жалеть. Шашлыки будут и в Москве.
И вдруг сказал, неожиданно для себя самого, капризным тоном избалованного ребенка, - Хочу увидеть чудесное третье ущелье!
На самом деле он уже там бывал, но ему вдруг захотелось пойти туда вместе с Лизой.
Они вышли из лагеря сразу после завтрака и долго шли по безлюдному берегу. Слева от них была отвесная скала. Они шли, перелезая через нагромождение камней, отполированных волнами. Иногда приходилось идти по воде.
На пляже третьего ущелья не было ни души. Чайки, которых они вспугнули, улетели. Лиза устроилась на большом темно-сером валуне. В открытом купальнике она выглядела восхитительно и показалась Бестужеву похожей на бронзовую статуэтку. Никаких шляп от солнца она не носила, и легкий ветер играл ее длинными волосами. На ярком солнце темные ее волосы отливали червонным золотом. Бестужев откровенно ею любовался, а она смотрела вдаль и словно вовсе его не замечала.
- Слышите шум волн? Это дыхание Посейдона!
Они входили в теплую воду и снова выходили на солнечный берег, и это было огромное, немыслимое наслаждение.
Возвращались из третьего ущелья они по горе над морем, и море внизу переливалось зеленым, голубым, темно-серым, темно-синим. Тропинка иногда делалась совсем узкой, и нужно было идти, цепляясь за ветви и корни. Потом она вдруг расширялась, и они переходили из темной прохлады самшитов в кружевную тень высоких буков и грабов. Лиза начала петь.
День и ночь,
день и ночь мы идем по
Африке,
все по той же Африке,
и только пыль, пыль,
пыль из-под шагающих сапог...
Эта песня на слова Киплинга часто звучала в Пицунде. Бестужев ей подпевал. Они плохо помнили слова, поэтому все время повторяли одно и тоже - пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог. Бодрые и веселые, под звуки этого марша спустились с горы к лагерю.
- Еще увидимся, - коротко бросил Бестужев.
После обеда, когда она проходила мимо его домика, он вышел к ней, взял ее за руку и увел к себе.
- Не хочу, чтобы вы чувствовали себя одинокой. Не сейчас, не в этом раю.
Он обнял ее горячее загорелое тело. Оно пахло морем. Только морем, ибо никаких сладких духов в Пицунде она не использовала. Они любили друг друга, и в этой любви не было греха. Волшебное совокупление. Словно слияние двух античных богов.
В последний день отдыха уехали на мыс. На палубе разговорились с парнем, работавшим на судне. Спросили, как давно он плавает по морю и сколько лет кораблю. Бестужев, серьезный и надменный, поучительным тоном произнес:
- Напрасно вы врубаете эту оглушительную музыку. Она ужасна. Отвратительна.
На губах парня заиграла насмешливая улыбка. Он перевел взгляд на Лизу, и она понимающе улыбнулась - так, словно была с ним солидарна. Парень смотрел на Лизу с нескрываемым восхищением, она кокетничала, наслаждаясь производимым впечатлением. Юноша скрылся в рубке.
- Мне не понравилось, как ты с ним разговаривала.
- А мне плевать, что вам не понравилось. Мы же больше не встретимся. Мне предстоит вас забыть. Ведь так?
Бестужев промолчал. На мгновение она почувствовала радость. Он говорил ей ты, не было больше этого холодноватого, отстраненного вы. Они сошли на берег. Едва возникшая ссора забылась. Прелесть южного вечера завораживала, успокаивала, примиряла. Вошли в бар. Выпили вина. Перед глазами все поплыло. На стенах полутемного зала сияли арабески - причудливый орнамент, в его металлическом блеске Лизе виделось что-то зловещее, пугающее.
- Пойдемте отсюда. Я хочу к морю.
Море было темное, неприветливое, враждебное. Прошли по аллее вдоль корпусов пансионата. Там, за металлической оградой, росли огромные реликтовые сосны, а под ними - высокая трава.
- Перелезем?
- Нас арестуют.
- Откупимся, – рассмеялся Бестужев и легко перемахнул через забор. Они упали в мягкую зелень.
- Боже мой, я как на перине! А ведь лежу на сосновых иголках. Удивительно, какие они нежные и мягкие.
- Это трава.
- Нет, сосновые иголки. Темно и уже не видно, но вот, они у меня в руке.
- Не спорь со мной, - сказал Бестужев и закрыл ей рот поцелуем. Они снова любили друг друга, было чудесно, но совсем не так, как накануне. Каждую секунду она помнила, что это их последняя встреча.
Бестужев разжал объятья. Она со стоном откинулась назад.
- Как хорошо!
- Какая досада! Презерватив разорвался!
- Не страшно. У меня, кажется, бесплодие.
- В женское бесплодие я больше не верю. Этот диагноз уже сыграл со мной злую шутку.
- Неприятности не повторяются в одинаковом виде. Они всегда принимают новое обличье. В этом их коварство.
- Не будет никаких неприятностей. Нэ надо думать плохо. Надо думать хорошо!
- Грузинский акцент у вас не получается!
Обнимаясь и смеясь, они поспешили на катер, который отплывал от мыса ровно в десять вечера. Конечно, опоздали. Всю ночь гуляли по набережной, то погружаясь во тьму, расцвеченную мириадами крошечных светлячков, то выходя под ослепительный свет ночных фонарей пансионата. В лагерь вернулись утренним катером.
- Будете звонить мне в Москве?
- А надо?
- Наверное, нет. Во сколько ваш самолет?
- Завтра поздно вечером.
- Я улетаю утром.
- Да, надо прощаться.
Он в последний раз привлек ее к себе.
- Дорогая моя... никогда, никогда тебя не забуду!
Продолжение следует…