Ушла наша бабулечка, ушла, наша любимая! Не почувствуем мы больше тепло её добрых рук! Не услышим истории седой старины, не узнаем про традиции и обычаи… Не зря она рассказывала, что цыганка нагадала ей раннюю смерть, ой, не зря! Несвоевременно ушла, рано! И мы теперь — не внучки, а мама наша — не дочка…
Так оплакивала семья смерть девяносто двухлетней бабушки, ушедшей промозглой зимней ночью в лучший мир.
Бабуля уходила тяжело. Да и жизнь у неё была нелёгкой.
Долгие годы она лежала, скованная артритом, подхваченным в сырых землянках на фронте. Случалось, что она оперировала раненых, стоя по колено в воде. Пока была на передовой, от воспаления лёгких умерла её младшая дочь, оставленная на попечение старенькой свекрови.
После демобилизации дали о себе знать фронтовые лишения. Стала с трудом передвигаться, потом потеряла зрение.
В восемьдесят девятом году, когда перестроечные обстоятельства вынудили семью сняться с насиженного места, сын и зять с большим трудом погрузили ослепшую и неподвижную бабушку в самолёт. Потом сын уехал в спокойную сытую страну, бросив мать в разгар девяностых на семью сестры, кочевавшую в Москве по съёмному жилью.
Находясь в абсолютно здравом уме и трезвой памяти, бабуля ещё одинннадцать лет скиталась с семьёй, обогревая домочадцев своей любовью.
Разве думали бы мы, как проводить бабулю в последний путь, если бы находились в городе, где неспокойное море с радужными пятнами билось о бетонные оковы бульвара, не было зим и слякоти и на каждом углу жили родные и друзья? Старшие в роду помогли бы убрать тело. Родственницы приступили бы к готовке полагающихся блюд. Под удары бубна заплакали бы дгол и зурна, запел бы певец про расставание, зарыдали бы близкие. И накрыли бы столы на триста человек, и налили бы водки всем прохожим, и помянули бы добром ушедшую. А сейчас…
Сидя вокруг тела, семья решала, как организовать похороны.
— Я слышала, что по нашим обычаям первые три дня покойника надо держать в доме, пока его душа не улетела, — неуверенно сказала старшая внучка.
— Души нет! — отпарировала сквозь слёзы мать, бывший комсомольский активист.
— Я помню, что надо приподнять гроб три раза, а потом три раза пронести вокруг двора, — продолжала извлекать из закромов памяти смутные воспоминания старшая.
— Мы в московском дворе только с гробом не разгуливали, — хором набычились правнуки, — Как раз под звуки рока из окон на первом этаже.
— Может быть, тогда в морг? — промямлила старшая, обалдевшая от собственной широты взглядов, — В Москве живём, всё-таки, в центре цивилизации. Все услуги предоставят, только плати. Нам даже гроб не вынести — из родни человек двадцать еле наберётся, и самый здоровый мужчина среди них — дядя Мурад на протезной ноге.
— Надо в морг, — неожиданно поддержала идею мать, — Вызовем скорую, отвезут туда и там всё сделают, как надо. Мы всё равно толком не знаем, как полагается хоронить.
На том и остановились. Подъехавшие на скорой медбратья погрузили миниатюрное тело на носилки и увезли. Мать с зятем уехали с ними — договариваться, чтобы в морге бабуле отвели лучшее место и обеспечили, чтобы прощание состоялось на высшем уровне.
Два дня семья металась в поисках венков, гробов, цветов и прочей атрибутики. Если уж не можем по своим обычаям — пусть будет по чужим, но в самом достойном исполнении! Может быть, тогда бабуля простит отклонения от наработанного веками ритуала.
В назначенный день и час выдохшаяся семья и человек двадцать родственников подъехали к моргу.
Вышла встречать их мрачная личность двухметрового роста, которую мать торжественно представила как хранителя морга и распорядителя мероприятия.
— Все заходим, — тоном утомлённого аниматора произнес распорядитель, — Не толкаемся, не жестикулируем. Плачем интеллигентно, целуем аккуратно. Предупреждаю — на лице грим.
Первыми к телу рванулись две пожилые родственницы. Одарённые артистическими способностями, не задействованными в течение многих лет, бабушки почувствовали себя при деле и огласили ледяной воздух помещения причитаниями на чудовищной смеси русского и армянского.
Следом подошла семья. Старшая приблизилась к гробу и…
— Стоп, — сказала старшая, — Не старайтесь так, тем более на армянском. Это русская бабушка. Ей не понять.
Бабульки, глянув на тело, растерянно замолчали.
— Где распорядитель? — озверело спросила старшая, — Где он???
Хранитель и распорядитель меланхолично отделился от ошарашенной толпы.
— В чём дело?
— Это не наша бабушка!!!
— А чья же? — мрачно ухмыльнулся массовик-затейник.
Безыскусность вопроса сбила старшую с агрессивного настроя. Она попыталась подойти к делу с точки зрения дедукции.
— Наша бабуля была маленькой, а эта женщина, скорее всего, увлекалась баскетболом!
— Покойники в гробу вытягиваются, — научно аргументировал распорядитель.
— У бабули на руке был шрам от операции, а у этой женщины его нет!
— У неё руки загримированы!
— А кольцо, где её обручальное кольцо, с которым она не расставалась? Мы же оговорили с вами, что хоронить будем с кольцом! — робко вступила в спор мать.
— Так, женщина! Платье её? — строго спросил великий и ужасный, задетый выражаемым ему недоверием.
— Её, — опустив голову, ответствовала пойманная с поличным мать.
— Туфли её???
— Её, — еле слышно признавалась мать.
— Так значит, это она! Что вы мне тут сцены устраиваете? В морге покойников больше нет! Хотите — берите, не хотите — оставляйте! По одному покойнику даём в одни руки… на семью, то есть!
Услышав знакомую с советских времён формулу, семья присмирела и собралась для подведения промежуточных итогов.
— Может быть, это все-таки она? — заливаясь слезами, спрашивала младшая, — Они же меняются после смерти. Тем более, её загримировали…
— Чтобы так изменить лицо, надо было посмертно сделать пластику. И как объяснить, что она выросла на полметра? Его аргументация показалось мне псевдонаучной, — хмурилась старшая, пристально вглядываясь в лицо покойницы. В конце концов ей померещилось, что та подмигнула, и она отпрянула.
— У меня уже нет сил, — стонала мать, — Я хочу похоронить свою маму. Вы же слышали, в морге больше покойников нет. Значит, это она.
Толпа родственников в это время рассматривала покойницу и давала комментарии.
— Это тётя Аня…
— Пэлес, э, пэл! Тётя Аня когда чинар бой* была?
— В этой Москве лап русацала**, да…
— Всёёёёёё!!! — прервав тактичное обсуждение, зашлась криком мать, — Это моя мама! Я её признаю! Грузите гроб в машину!!!
Распорядитель одобрительно и с достоинством покивал головой, после чего дал соответствующую команду рабочим.
Члены семьи влезли в газель, в которой стоял прикрытый крышкой гроб. Не видя покойницу, они более или менее успокоились. Родственники побежали в арендованный автобус.
Кортеж тронулся.
Где-то на середине дороги мать осенило.
— А мы же ноги не посмотрели!!! У мамы ноги были деформированы!
Сёстры кинулись откидывать крышку гроба и задирать подол платья покойницы. Водитель, ставший свидетелем эпизода из фильма ужасов в зеркале заднего вида, от шока резко притормозил. Все семейство повалилось на пол машины…
Напряжённую тишину разрядил телефонный звонок.
— Тут из морга з-з-звонят, — заикаясь, сообщил водитель, — Говорят, ещё одно тело нашли где-то в закоулках.
Семья, кряхтя, поднималась с пола.
— Поезжай сейчас же обратно! — подползла к водителю старшая.
— Что? С покойником обратно не поеду! — твердо заявил водитель, — Плохая примета!
— Поезжай!!! — заорала старшая, — Пока здесь только один покойник! А через минуту может быть два!
Машина рванула в обратном направлении. Семья повалилась на пол…
Бабуля лежала такая родная и одинокая! Заливаясь слезами, родные кинулись к найденному телу.
Но на этом марафон не закончился. Надо было переодеть тело в вещи, в которых уже пощеголяла другая участница забега. Несчастная лже-бабуля, прошедшая генеральную репетицию собственных похорон, была молниеносно раздета руками распорядителя и его помощниц.
— Бабуууля, — рыдала младшая, — За десять лет шмотки себе приготовила, и всё равно ушла в секонд-хенде! Не зря она говорила, что такое у неё счастье...
Распорядитель старательно прятал глаза. Потом всё же подошел и смиренно попросил:
— Прошу вас не давать этому делу ход. Я допустил халатность, но это не со зла, честное слово! Вообще-то я работу с покойниками люблю… Хотите, я вашу бабушку так загримирую, что она юной красоткой в гроб ляжет?
Отказавшись от щедрой компенсации и пообещав не возбуждать дело, вернувшая бабушку семья с периодически впадавшими в истерику родственниками радостно продолжила похороны.
Вот не зря бабуля говорила, что в этом мире печаль идёт под руку с весельем. Ведь, несмотря на тяжелую жизнь, она всё равно познала счастье. Потому что мы её любили и будем любить весь отпущенный нам срок.
* Пэлес, э, пэл! Тетя Аня когда чинар бой была? - Балбес ты! Тетя Аня когда ростом с чинару была? (искаженный армянский).
** Лап русацала - обрусела (искаженный армянский).