Люк Мак-Грегор уселся на каменные ступени террасы. Взгляд, устремлённый на дальние горы, ничего не видел. Кто-то тронул за плечо.
— Иногда бывает и так. -
— Что с того?.. -
Макс Нойхайм присел рядом.
— Да, иногда и самый близкий человек, за которого готов своей головой поручиться, оказывается преступником и убийцей. -
Люк не ответил.
— Предательство — самая тяжкая вещь. Мы ведь до конца другого человека так и не поймём. Хотя и себя, скорее всего, понимаем ещё меньше. Вот понимал ли Эб самого себя, когда десять лет назад пошёл на первое убийство? И понимал ли он, что мы его выгораживать не будем?.. -
— Предатель!!! Скотина!.. — прошипел Мак-Грегор. И утёр слезу.
— А ведь он предателями посчитал нас. Мы, видите ли, должны были его выгораживать. Потом — сами виноваты. Не заметили, как он изменился. -
— Да ничуть не изменился! -
— Нет, и ты прекрасно это знаешь. И не десять лет назад, а раньше. Просто мы не придавали этому значения. Благодушествовали. -
— Так что, шпионить теперь друг за другом?? По малейшему поводу стучать в полицию?! А как же доверие? -
— Нет. Надо было вовремя заметить, предугадать, чем это закончится. Вовремя остановить. Одёрнуть. С другой стороны, это ведь сейчас нам понятно, почему он так изменился. Хотя мы думали, что Эб всё тот же… Надо было… Какие бесполезные слова! Приговор вечной непоправимости. -
— Именно… Всё кончено… Теперь. А впереди — виселица. -
— Главное — не допустить новых виселиц. Может, сейчас кто-то рядом с нами, кто-то близкий, готов совершить преступление… А мы видим, что что-то не так, и делаем вид, что так и надо. Когда нужно действовать. -
— Брось, Макс! Мы не сможем выбрать между добром и злом за другого. Только за себя. И наши увещевания, угрозы, кары, — это никому не нужно. -
— Во многих случаях это может помочь. Не во всех, конечно… -
— Тогда почему это не сработало десять лет назад? -
— А это вопрос к нам. И отвечать нужно максимально честно и беспощадно. Можно сослаться на то, что мы были дураки, и не догадывались. Оправданий можно массу найти… -
Люк не ответил. Он увидел горы. Плывущие, нечёткие силуэты. Но их видно. Теперь.