Добрые будни моей Любимой работы, моих познаний жизни, судьбы дружно взялись всем скопом за меня и закрутили в колесе, вихре, ветро-волновом режиме на парусах розы ветров, не давая очнуться, остановиться, оглянуться и понять, что происходит. Я так долго этого ждал, хотел, желал, долгих четыре года, которые провел, пусть и не без пользы, но вдалеке от свежего воздуха, от водной глади, лесов, шелеста волн и красивого заката на фоне быстро спускающегося с небес вечера. Как я по всему этому скучал, никто не мог знать, даже, самые близкие и дорогие мне люди – моя семья: жена и дети. Да, я Люблю всякую работу, но речные просторы, которым я отдал почти двадцать навигационных лет жизни, всегда вставали предо мной нерушимой стеной чего-то незабываемого. С ними так много связано различных историй, смешных и грустных, поучительных и глупых, но все они сидят в моей памяти какими-то занозами, что ли, занозами в хорошем смысле этого слова. А, тем более, когда у меня появилась очень хорошая возможность сравнить тихие покладистые зарегулированные спокойные равнинные, с песчаным грунтом, реки европейской части нашей необъятной России с быстрыми горными холодными своенравными и свободными реками северо-восточной части страны, я не в силах упустить такой шанс. Взглядом нового человека мне очень хочется показать всю их красоту и силу, их, этих свободных рек Сибири.
С такими мыслями я и отправился в первую свою дальнюю поездку вверх по Алдану, великому и грозному, красивому и изменчивому. Вверх с целым караваном наших путейских судов. Идя с небольшой скоростью расстояние в восемьсот пятьдесят километров я смог разглядеть все, буквально все: притоки, маленькие и большие; леса, вечнозеленые и лиственные; горные вершины, в снеговых шапках и без оных; берега, песчаные крутые и каменистые; перекаты, журчащие и звонкие, с сильным и грозным течением, плесы, широкие и спокойные – все вокруг, что видели и запоминали мои глаза. За семь суток пути с их белыми ночами, когда усталое летнее жаркое солнышко только на час-полтора опускается за ближнюю сопочку или лесок, я получил массу удовольствия, осматривая в бинокль вечные снега на вершинах Станового хребта и Алданских нагорий, спускающиеся к урезу воды льды. И это в середине июня! Да такой толщины, что из них можно вырубить себе дом, а рядом, гордо торчащие из молоденькой свежей зелененькой травки, цветочки, желтые и синие, первые цветочки, увиденные мною здесь.
- Что, Леонидыч, красиво? – на палубу вышел командир земкаравана, Сергей Иванович, увидев мой пристально-удивленный взгляд и разинутый от этого рот. – Лето в здешних краях замечательное, жаль, что быстро проскакивает, не успеешь налюбоваться.
- Да, - только и смог ответить я, завороженный увиденным вокруг, - мне такого видеть еще не приходилось. Действительно, какой простор для творчества, какая чистота и дикость природы, яркие и неописуемые краски.
- А ты что-то пишешь? Я смотрю, при тебе тетрадь большая всегда, - поинтересовался он.
- Да, стихи пишу, не могу остановиться, сколько приятных и запоминающихся пейзажей. Рисовать я не умею так хорошо, как писать, так, хоть, в рифме запечатлею на память…
Отдаленные горные пейзажи сменялись подпирающими водную гладь, свисающими над самыми рубками наших судов, скалами, образующими некий коридор. Словно гордые стражи своей вековой природы, прямолинейные, высокие и красивые красновато-коричневые пирамиды, уходящие остриями в голубые небеса – Алданские Столбы, знаменитые не хуже Ленских, которые я видел, правда, только на картинках и по телевизору. Вот, действительно, чудо природы, творение неизвестного архитектора, неизвестно какого века и эры. Но творец, походу, был супер мастером своего дела, и творение получилось неповторимым, величавым, одновременно грозным и приветливым. Так и хотелось остановить караван, подойти на мотозавозне к берегу, залезть на его, величавого господина, макушку, осмотреть округу и крикнуть, словно с вершины мира: «Я здесь!!!» и плю-си-ков становится все больше и больше, да и они ежедневно удлиняются в своей красоте и неописуемости, значимости и желании творить и созидать. Но караван идет дальше, вверх, не дает такой возможности развернуться душе, а вода по бортам шумит и переливается всеми цветами радуги и тембрами голосов. Она, вода, настолько чиста и прозрачна, что видно все донное царство, его структуру и сложение, камешки и валуны, мелкую и более крупную рыбешку.
Длинная, спокойная и широкая плесовая лощина с зелеными лиственными, слегка крутыми каменистыми, берегами уходит вдаль, за горизонт, насколько видит зоркий глаз в судовой бинокль. Солнышко, устав светить и греть бока земли русской, ее зеленые и коричневые холмы, медленно опускается за вершину пока неизвестной мне горы с западной стороны Алдана, меняет дневное, желтое, одеяние на вечерний, ярко-оранжевый, наряд, будто там, за горой будет бал-маскарад для всех земных светил или небожителей. Уходит настолько красиво, величественно и медленно, как светская дама, знающая себе цену и желающая, что бы ее красоту и грацию оценила вся округа, от самой маленькой букашки в траве до огромных стройных сосен на вершине той горы, за которую она скрывается. Постепенно уходит дневное тепло и уют летнего пейзажа, окутанного аурой свежего и чистого воздуха тайги, от воды начинает веять прохладой и зловещим страхом перед грозной стихией, называемой природой. Но вот неожиданно на берег выскочил небольшой медвежонок, глупый одногодок, шустрый и голодный. Захотел, наверное, поймать рыбешки в бурной холодной реке или искупаться на ночь, но увидев караван судов, идущих на небольшом расстоянии от берега, метнулся вверх по урезу воды, неуклюже и смешно, но довольно-таки быстро, убегая в том же направлении, в котором мы идем. Бежит долго и быстро, затем резко останавливается, похоже, услышал из леса рев матери медведицы, оглядывается и уже бежит навстречу нашему каравану, не боясь напороться на выстрел из ружья. Мы решили подшутить над малышом и даем длинную сирену с земснаряда, медвежонок молниеносно кидается в лесную чащу и был таков. Светило в своем сексапильном одеянии скрывается за вершиной и становится совсем неуютно в серости полутемноты начинающих вступать в законные права белых ночей. Суда зажгли ходовые огни и караван стал напоминать несколько новогодних елок, находящихся на отдалении друг от друга. Лес на глазах принимает оттенок серо-черного цвета и засыпает на короткое время, притихают голоса птиц, забывается в полусне прохладный ветерок и не шелестит листочками на березах, закрываются листочками-одеялами цветочки. Только журчание горных ручейков, притоков Алдана, не утихает, их нежный разговор льется и ночной порой, поток несет свое тело быстро и с переливом, стремясь слиться с большим братом, придать ему своей горной свежести. Сколько их, таких притоков – сотни, тысячи, миллионы, все несут ему свои воды со всех сторон, освобождая горные вершины и земные недра от снега и льда, наполняя новой жизненной силой древнее русло великой и могучей Сибирской реки.
Пару часов сна на якоре, спокойствия таежным лесам, прибрежной полосе от рокота дизелей, и дальше в путь, «по местам стоять, с якорей сниматься, вахтенный вперед, на рассвет держать». А оно, красивое, выспавшееся, желтое и ослепляющее, вновь выскакивает из-за ближней сопки с востока. С началом нового дня, господа речники, страждущие и работящие! Вперед, вверх по течению. Отступает темнота и грозность, возвращается жизнь на землю, пичужки радостно поют и перекликаются, цветочки открывают свои разноцветные личики. Вода становится прозрачной и светлой. Круговорот судьбы в природе, время новых испытаний, дел и забот.
А впереди уже перекат Смеловский, узкий и неподдающийся на волю речников, с быстрым и беспощадным течением, способным перевернуть нерадивый теплоход, неприятно удивить неумеху штурмана, прижать к каменистому берегу и размазать по нему весь караван, не зевай, вахта. Дизеля ревут с перегрузом, дым из труб, словно там, в топливных танках мазута, самая, что ни на есть черная отработка. Помогают все, даже самый маленький в караване теплоходик – мотозавозня. Все грамотно и четко выполняют команды капитана головного буксировщика и, мало по малу, преодолевают расстояние в полтора километра за несколько часов. Течение так грозно журчит, шумит, не пускает нас вверх, так и хочет прижать к каменистому пологому берегу, прозрачная вода постоянно показывает подводные препятствия, находящиеся очень близко, кажется, опусти руку по локоть и достанешь до дна, а это всего лишь обман зрения, оптический обман, и глубины достаточно, что бы нам пройти. Мы и преодолеваем его, грозный Смеловский перекат, сколько их еще, таких, там, вверх по Алдану. Достаточно, что бы испытать на прочность и нервное состояние всех нас и суда. Ну, да мы достойно выходим из любых положений и препятствий, успевая при всем видеть прекрасное вокруг, наслаждаться жизнью, Любить работу и не портить себе и другим настроение от больших и маленьких проблем.