***
Вот приснился сон. Будто бы зима, но без снега, и вообще непонятно, с чего я решил, что это зима; и время суток тоже неясное, как часто бывает в снах, - то ли день, то ли вечер, то ли невесть что; в реальности такого времени не бывает; я иду куда-то к реке, хотя самой реки не видно, и она никак не обозначает свое существование, и все же мне кажется, что это недалеко от берега реки, во сне я в этом уверен; это небольшая рощица; и почему-то, хотя декабрь, я вижу там несколько деревьев с золотыми листьями – помню клен, березу, осину, - словно тут специально собрались разные породы деревьев; золото их так пронзительно, что я про себя думаю, - чудо же, и никто не поверит, если я расскажу, словно пожар среди вечной мерзлоты; я хочу сорвать хоть одну ветку этого слепящего золота, и берусь за белесоватую ветку осины; она хоть и толстая, но отрывается почему-то легко, с треском, будто заморожена; во сне я не удивился ее необычайной легкости; я беру ее, и иду прочь, но тут мне кажется, что эта ветка какая-то не очень красивая, и не такая уж золотая; возвращаюсь обратно в рощицу, и в этот момент свет и тьма словно раздвоились, граница между днем и ночью прошла прямо по моему пути: то, откуда я шел – осталось в свете дня, если это был день; а рощица была в темноте, напоминавшей ночь; какой-то голос зашептал во мне, что никакого чуда золотых листьев зимой нет, - дескать, сорви, сам увидишь; я решил сорвать ветку березы, - и правда, смотрю на нее в том скудном свете, который откуда-то все же изливался, а она зеленая, зеленая каким-то отвратительно зеленым, пожухлым цветом; потом подошел к клену, и обратил внимание, что его листья торчали прямо из ветки – как перья из шеи огромной птицы, как костяные пластины из спины стегозавра; они вроде бы были золотыми с красной каймой, но когда я вынес эту ветку на свет, они оказались того же неприятно-зеленого цвета; а где же ветка золотой осины? ее не было, и я так и не вспомнил, куда она подевалась; а потом просто была ночь и зима и тяжелое ожидание наступления утра..