Фрагмент повести "Госбезопасность и курочка ряба".
На фото слева крайбольница, справа - кондитерская фабрика; за неё уходит Врачебный переулок.
«Горыныч», как его звали за глаза, служил когда-то в НКВД. Ко мне он резко подобрел после моего реферата о Че Геваре, ну и свёл меня с посредником. Встречу назначили на главной площади Владивостока, вторая скамейка от левой скульптурной группы, в 14.00.
Но с утра посредник позвонил и сказал, что старик сдвинул рандеву на 17.00 – в обед на площади будут встречать Солженицына – прилетает из США через Магадан.
Я не собирался его встречать и пришёл в четыре часа дня. Площадь пустовала, а в центре её торчала трибуна из свежевыстроганных досок. «Встретили писателя? Чего же трибуну не убрали? Да и площадь подмели бы. А коль не успели, так цветы бы валялись, лепестки хотя бы…» - подумалось мне.
У правой скульптурной группы толпились человек двадцать со свёрнутыми красными знамёнами. Кого ждут коммунисты? «Значит, Солженицын ещё не приехал», - мелькнула догадка.
Вскоре к трибуне потянулся народ; вот перед ней уже с дюжину. Ноги и меня понесли туда. Сбоку подошёл крепкий мужик в футболке, лет едва за полсотни, и весело подмигнул:
- Ну что, встречаем Александра Исаича?
Я вежливо кивнул и отвернулся. Мужик остался справа, лениво оглядывая подходивших.
На ближнем фонарном столбе болтался, как хоругвь, портрет «народного мэра» Черепкова, в очередной раз выброшенного из мэрии указом самого Ельцина. Высоко висел портрет, не достать.
Уже не меньше сотни человек собралось, когда сверху, от ГУМа, подъехал светлый «Жигулёнок» и из него вылез сам Черепков с огромным букетом роз. Но к трибуне его не пропустили: люди стояли очень плотно, а он не особо рвался.
Толпа как-то мгновенно выросла; возможно, до тысячи. И вдруг взволновалась – сзади к трибуне подъехали три микроавтобуса. Каким-то чудом возник коридор; по нему быстро взлетел на трибуну Солженицын. Заросший, растрёпанный, будто бы в брезентиновой штормовке.
Контрастно слева и справа от него встали сыновья, одетые как в театр, с любопытством иностранцев глядя на толпу. Ещё правее – жена Наталья, высокая, стройная.
Толпа сжала так, что трудно было вдохнуть. Если бы не мой плечистый сосед в футболке, оттеснённый за мою спину, быть бы мне сплющенным о впереди стоящих.
Солженицын раскрыл было рот, но… на трибуне возник огромный дебелый Игорь Лебединец, глава краевой думы и бывший предкрайисполкома. Громогласно «приветствуя и поздравляя гордость России на родной земле», он вдруг облапил Солженицына и полез его целовать. Исаич отбивался, как мог; но куда там!... Прямо сюрреализм – коммуняка Лебединец лобызает автора «Гулага».
Мне удалось повернуть голову вправо до отказа и встать на цыпочки – благо, толпа держала плотно. Сюрреализм фонтанировал: коммунисты развернули большой транспарант, а на нём: «Александр Исаевич! Избавь нас от царя Бориса!»
А Солженицын уже метался по трибуне, как Ленин перед всевобучем, поздравляя всех налево и направо «с крахом зверского антинародного режима большевиков». Над головой у него довольно раскачивался бюст Лебединца. И ветерок с моря ласково трепал волосы и бороду пророка в своём отечестве.
Я стал выбираться из толпы; это было нелегко, но мой сосед-благодетель тоже решился на ретираду и умело мне помогал.
- Ну, как тебе Солженицын? – свойски спросил он. Я неопределённо хмыкнул.
Метрах в двадцати за трибуной в группе своих сторонников тянулся вверх с букетом роз Череп; но – полная безнадёга.
Самохина ещё не было. А вскоре семейство Солженицына «и сопровождающие его лица» уехали; народ быстро рассеивался.
Метрах в полусотне от трибуны вокруг Черепкова собрался кружок спорящих. Я побрёл туда. Ещё на подходе уловил, что спорили о возможности независимой Дальневосточной республики. Или хотя бы об автономии.
Череп терпеливо разъяснял, что идея эта дохлая. Но едва он увидел в кружке меня, быстро свернул спор. А минут через десять «народный мэр» уехал на том же самом «Жигулёнке» с тем же злополучным букетом.
…………………………………………………………………………………………………………………………
- Ну, как Вам встреча диссидента номер один? - спросил я Самохина.
- Организованно, - безучастно ответил он. – Моё-то дело – сторона. Но людей, видимо, не хватило…
- То есть? – не понял я. – Народу тыщи две было…
…………………………………………………………………………………………………………………………….
- А как Вам эта дикость: одни коммунисты целуют Солженицына, а другие просят его избавить народ от царя – недавнего члена ЦК КПСС?
Самохин подумал минуту, взвесил что-то в уме и вдруг выдал:
- Знаешь, к нам недавно приезжал большой чин из руководства системы и сказал так: «Страну мы просрали!» Но – расхлебаем. А ещё он не рекомендовал нам пока носить некоторые награды. Но я вот…
И он чуть сдвинул полу плаща; на правой стороне груди я заметил орден… Нет, не орден, а знак «Почётный чекист». Но какой-то старого образца, не такой, что довелось видеть у одного полковника погранвойск.
- Редкий значок! – уважительно сказал я.
- Значок? – усмехнулся старик. Да за ним по статуту льгот побольше, чем за «Героем Союза»!
Самохин небрежно запахнул плащ. И тут боковым зрением я заметил, что из-за сидящих на соседней скамейке старушек поднялся тот мужик в футболке и с деланным равнодушием пошёл прочь. Тоже увидел «Почётного чекиста»?
"ГБ и курочка ряба" опубликована в журнале "Дальний Восток", №6, 2018 г.