14. На круги своя

Александр Акишин
("Клошары на Святой земле")

А кто бы сомневался, что так оно и случится…

И когда я увидел летящего по тротуару Якова с двумя бутылками водки и семенящего за ним долговязого Игорька, я даже не удивился. Будто и не было минувшей зимы в приюте «Сиротка Пони», куда я глубокой осенью с трудом, но устроил Яшу, Диму, Санька-бессарабца и Ваню волгоградского. Ближе к весне к их компании прибился и этот парень из Питера… Я не стал менять его имя специально, поскольку в Питере у него живет мама, с которой он не виделся уже много лет, после отсидки в российской тюрьме для иностранцев, затерянной где-то в мордовских лесах…

Возможно, его мама прочтет эти строки совершенно случайно. И пускай особо не расстраивается. С ее непутевым сыном в целом полный порядок, и он даже какое-то время успешно трудился и прилично зарабатывал, проживая в приюте «Сиротка Пони», но … Яшка кого угодно сманит на улицу. Ибо бомжовское бытие для него важнее всего на свете, как уже поняли читатели этого цикла.

-- Привет, парни! - кинул я на ходу. И Яша замер в какой-то странной позе, словно его в мгновение превратили в замысловатую скульптуру… Игорек наткнулся на него с ходу, повел мутными глазами.

-- Да, знаешь, сил больше нет сиднем-сидеть в той богадельне, - выдохнул Яша.

-- Но ты же был прилично устроен, работал охранником…

-- Да… но сколько можно пахать? - несколько пафосно воскликнул Яша и закатил глаза, готовясь разразиться спичем, который бы оправдал его побег из приюта.

-- А этого с какого перепугу сманил? - перебил я любителя пофилософствовать на ровном месте. - Ты разве не помнишь, в каком состоянии его приволоклики в приют?

-- Ну… все мы были не в самом лучшем виде, - хмыкнул Яша.

«Не все!» - хотел было я возразить, но не стал. Видя, что сейчас в мареве полудня парням не до нравоучений. У них наверняка все горит внутри и все мои слова, как мертвому припарка.

-- Идем с нами, посидим - поговорим…

Наверное, я последовал бы приглашению Якова и по старой привычке посидел бы в их компании, но, видя сгорбившегося Игорька, в общем-то еще сравнительно молодого парня, у которого в Питере мама с больным сердцем и сестра, ждущие от него весточки, мне захотелось вдруг вырвать из рук Якова эти две бутылки и разбить их о тротуарную плитку.

При этом я практически ничем не рисковал. За пару дней бомжевания Яша уже успел превратиться из степенного мужичка в приличного ханыгу, которого щелчком можно было бы приструнить. А Игорек…

Есть в некоторых людях странная черта характера: вот и добрые они, и совесть сохранили, не смотря на постоянные удары судьбы и существование на самом дне жизни, и милосердия им не занимать, а вот же … поманит их такой Яша и они поплетутся покорно, как агнец, идущий на заклание…

Игорек был именно таким. И, думаю, я расскажу о нем в одной из очередных главок. И лишь потому, что однажды, в минуты откровения… он заплакал и попросил упоминать о нем, как можно больше...

-- Если вдруг со мной что-то случится, так чтобы хоть мама и сестренка знали об этом…

Я до сих пор вижу эти слезы на глазах долговязого, симпатичного парня, жизнь которого могла бы сложиться совсем иначе, если бы…

Но это уже немного другая история…
____________

© А.Акишин. Клошары на Святой Земле. Тель-Авив