Чьи деньги у тебя, Маргарита?

Владимир Бреднев
Дело. 2018 год.

В отдел уголовного розыска пришёл сам начальник полиции. В руках он держал черную папку, и явно был этим смущён и озадачен. В кабинете наступила гробовая тишина. Мы все ждали, чем этот великий обход закончится.

– Вот, – наконец вымолвил полковник и положил папку на стол перед нашим шефом.

Потом, как это показывают в сериалах про сыщиков, он воткнул в папку указательный палец и, окончательно потерявшись, угрожающе трагически прошипел:

– Разберитесь с этим. И чтобы у меня такого больше и впредь. И никогда!

В папке, к нашему сожалению, не оказалось ни фотографий, ни микроплёнки, ни диска, ни флешки. Лист с заявлением, написанным округлым почерком, лист текста на английском с печатями Интерпола, и приказ МВД о проверке изложенных фактов.

В заявлении, адресованном консулу в одной азиатской стране, была просьба о возвращении на родину. У конторы имелись основания подозревать незаконный въезд в страну сторонницы запрещённой в РФ террористической группировки, орудовавшей на туристических авиалиниях.

В архиве мне выдали тощую папку с уголовным делом о бесследном исчезновении Марии Сергеевны Тягиной и обнаружении в её квартире Раисы Сергеевны Летягиной, почтальона с местного отделения почтамта.


Странная фотография. 2000 год.

В районном отделении почтамта начальница чуть не сошла с ума.  Утром самая лучшая почтальонка отделения, получив пенсионные выплаты, вышла на обычный маршрут. И не вернулась. Участковый почтальона не нашел и составил акт о пропаже человека по невыясненным обстоятельствам. Через три дня осипшую от крика, голодную и перепуганную до полусмерти почтальонку нашли в квартире Маргариты Сергеевны Тягиной, пенсионерки, не оказавшейся дома. Поквартирный обход дал очень скудные сведения о Маргарите Сергеевне, а найденная в доме фотография девушки, похожей на Элизабет Тейлор, ничего не смогла рассказать о внешнем облике хозяйки. Почтальонша категорично отказалась признавать в изображённой на фото женщине Маргошу. Маргошей Тягину называли потому, что она не была аристократкой. Когда-то где-то работала, а на пенсии подрабатывала в богатых домах челябинской Рублёвки, то ли в качестве посудомойки, то ли дворничихой.

К сожалению, ни живой ни мёртвой в ближайшие две недели Маргариту Сергеевну не нашли. А потом, за текучкой более громких убийственных дел, искали не особо тщательно. В женщине, изображённой на фотографии, никто не мог опознать реального человека. Пожимали плечами и недовольно заявляли: «Артистка какая-нибудь».


Марго – Маргоша. 2018 год.

И вот теперь некто Тягина просилась назад на родину. У ФСБ и контрразведки возникли подозрения, но первоначальную информацию им должны были переслать из нашего райотдела. А это, я вам скажу, не шуточки.

С чего начинать я не знал, ни в тот момент, когда архивариус достала и выдала мне пыльную папку, ни сейчас, когда эта папка лежала передо мной, и с фотографии на меня глядела поддельная Элизабет Тейлор.

Утром я отправился в почтовое отделение. Смешно думать, что историю пропавшей почтальонши вообще вспомнят в отделении, но, может быть, найдут какой-нибудь документ, в котором есть фамилия Тягиной. Вспомнят, кто обслуживал дом, и я пойду выслушивать путаные мемуары почти двадцатилетней давности.
Молодая начальница выслушала мою просьбу, поднялась из-за стола и попросила пройти в комнату, где почтальоны получали корреспонденцию.

– Девочки, – обратилась она к нескольким женщинам, давно и безвозвратно вышедшим из юного возраста, – Раиса Сергеевна уже получила почту?

– Нет ещё, сейчас подойдёт. У неё внучка прихворнула, так она позвонила, сказала, что немного задержится. Вера Васильевна должна на вызов прийти.

 Раиса Сергеевна появилась минут через сорок.

– Что? Меня опять подозревают в том, что я пенсии украла? Не крала! – Раиса Сергеевна, услышав о давней истории, стала почти неприступной.

– Про пенсии пока речи не идёт. Маргарита Сергеевна Тягина объявилась.

Почтальонка округлила глаза и прикрыла рот рукой.

– Да ну! Её же тогда убили! Или нет?

– Мне показалось, что Маргоша хотела вас убить, – я внимательно следил за реакцией женщины.

Мало ли, вдруг это был хорошо разыгранный спектакль? Нам об этом старые сыщики рассказывали и приводили множество примеров.

– А вы и это знаете? – Раиса Сергеевна всем туловищем подалась вперёд.

– Что именно?

– Ну, что её Маргошей звали. Это она говорила, что сначала она была королева Марго, а потом сделалась Маргошей.

– Вы её хорошо знали?

– Ну, – женщина пожала плечами, – столько лет прошло. Я до случая года за три на почту устроилась. Здесь деньги платили, пусть небольшие, но платили. И вроде как года два носила пенсию Маргоше. Она обычная была. Иногда, зимой особенно, если под вечер придёшь, то и чаем напоит, и поговорит. Одинокая. В комнатах не броско, но всё опрятно. Три шкафа с книгами было. Она всё семейные отношения изучала, – и по губам Раисы скользнула кривая улыбка.

– Почему она говорила, что была когда-то королевой Марго, а потом стала Маргошей?

– Ой! Какая-то история в юности была. Не помню. Ещё она, надо не надо, говорила: «Се ля ви, ребята!» По-французски присказка это была.

– Вы можете припомнить, как тогда всё произошло?

– Трудно. Я тогда в таком испуге была. Когда следователи допрашивали, себя не всегда назвать могла.

– А вы мне просто историю расскажите. Как своим сотрудницам рассказываете. Рассказываете, ведь, правда?


Украденная пенсия. 2000 год

Утром я получила корреспонденцию, а потом и пенсию на весь сто двадцать четвёртый дом и ещё три девятиэтажки – тысяч двадцать пять. В карман спрятала баллончик с перечным газом – всю мою защиту от собак и людей, и пошла по маршруту.

К Маргоше поднялась сразу. Позвонила в дверь. Но мне никто не открыл. А ведь мы вчера договорились, что я приду к Маргарите Сергеевне первой, чтобы она не ожидала меня, а смогла к обеду уехать на свою Рублёвку. И теперь стояла и думала, для чего ж меня нужно было звать, если самой всё равно дома не оказалось.

Почему договорились? Я ей носила пенсию. Она была приветливой и разговорчивой женщиной.  Мы хорошо познакомились. Может быть, у нас даже какие-то взаимные чувства были. Маргоша незлобивая была.

Всегда сокрушалась, что с почты я с большими суммами выхожу, а в наше время какой-нибудь упырь за тысячу задавит. И никогда точного времени не назначала. Придёшь к ней, а она: «Целый день от окна не отхожу, жду пенсию. Поиздержалась что-то. А вы, Раечка, сегодня снова с дальнего дома начали».

Но в этот раз она меня у банка «Возрождение» встретила. По-моему, она из банка выходила и меня увидела. Я после работы всегда мимо хожу. Там за банком магазинчик продуктовый, недорогие, но качественные продукты. Ещё подумала: «Пенсию всегда с нетерпением ждет, а в банк наведывается». Но, подумала и подумала. Мало ли куда пенсионерки ходят. У «Возрождения» она меня остановила и говорит: «Раиса Сергеевна, голубушка, не могла бы ты завтра с утра мне пенсию занести. Подвернулась хорошая работа на Шершнях. Дом такой приличный, дети хорошие, хозяйка славная – не хочу упускать. Зовут о доме заботиться. А мне что, мне не в тягость. Делом буду занята, копеечку лишнюю заработаю. Вы уж загляните, а я к обеду туда поеду».

Мне не трудно было. Зайду к женщине, обрадую. Сейчас редко, кто отзывчивый. А им, одиноким пенсионерам, такое отношение в радость. И вот стою у двери, гадаю, то ли забыла, то ли куда по утру выскочила? Взялась за ручку, а дверь-то открыта. Мне бы, дуре, только сейчас же участкового набрать, а я в квартиру заглянула и зову громче:

– Маргарита Сергеевна! Я пришла!

Из дальней комнаты, как будто через подушку слышу ответ.

– Рая! Тут я! Проходи! Проходи в комнату.

Я обрадовалась, что все опасения – глупость сплошная, и прошла через коридорчик, мимо кухни в большую комнату. Только и успела увидеть, что телевизор у Маргариты Сергеевны включен.

Очнулась я в полной темноте. Ни руками, ни ногами пошевелить не могу. Сначала думала, что умерла. Но потом осознала, что жива. Жива-то жива, но рот завязан толстым шерстяным платком, и сама вся спелёната на узкой кровати, как в кокон. Попробовала кричать, не кричится. Днём и ночью я шевелилась в своём коконе. Порой теряла надежду и плакала. Плакала и засыпала. Просыпалась и вновь впадала в отчаяние. Хотя голова и болела все эти дни, умом я понимала, что с Маргошей приключилось нехорошее, а я попала под раздачу, как ненужный свидетель. То, что разбойники унесли деньги из почтовой сумки, на третий день я уже не сомневалась. Надежда на спасение появилась только тогда, когда я удачно повернула голову, и какая-то часть широкой полосы материи, прижимавшей голову к подушке, съехала в сторону. Через какое-то время я смогла выпутаться из шали и завопить благим матом на всю вечернюю девятиэтажку.  Так меня, привязанную к кровати, и нашли участковый, слесарь ЖКХ и  Маргошины соседи.

Продолжение следует