Я отвернулся.
И тут обратил внимание, как девушки-контролеры, на время оторвавшись от своих дел, не без любопытства наблюдали за работой невесть откуда знавшего их ремесло новичка. В грохоте и шуме цеха я не заметил, как одна из девушек подошла ко мне сзади, вздрогнул от неожиданного ее голоса под ухом:
- Зря ваш друг гоняется за туманами, - стала рассказывать. - Работу он знал. Видите, даже после долгой разлуки у него получаете не хуже, чем у мастеров. Зарабатывал неплохо, если подумать с этого интереса, на ваших северах такие деньги тоже не каждый имеет. Главное, непонятно, отчего уехал? В конфликте не состоял. Отец ему был надежной опорой. Сам занесен в книгу Почета обкома комсомола. Золотые руки! А как мы, девчонки, влюблялись в него - баловня судьбы: умен, красив, и ведь как черт в нашем деле, - вздохнула. - Блажь какая-то, иначе не скажешь, с жиру бесится... Вразумите друга, не своим делом занимается там, а раз так, какая от него на Севере польза? – вдруг опомнилась, - Да кому это я головомойку-то устроила? Сами, небось, из таких?! - выговорилась и подошла к Минисламу. Тронула за плечо, и что-то прокричала ему на ухо.
Тут он обернулся, глянул на меня, на печь, манящую огненными искрами, на свой инструмент, вновь на меняю И виновато опустил голову. Остыв, продул и положил трубку на место. Подошел, извинился и увел меня в другой цех.
Мне показалось, что именно в этот момент он больше чем когда-либо сожалел об оставленном своем ремесле, в котором как нигде чувствовал себя уверенно, человеком па своем месте.
Минислам будто осиротел….
Куда девалась его бравада. Теперь он говорил через силу. И после родного цеха повел знакомить с заводом, как выразился, с индустрией стекла. Пояснял, при каких концентрациях шихты получаются обычные стекла, лабораторные, или редкий стеклярус, о чем я не мог и приблизительно подозревать, хотя и изучал все это когда-то по физике.
В верхних этажах оказались цеха, где из тех сосудов, что выдували стеклодувы, производили целые композиции для медицинской, химической промышленности. Перед каждым работником, над его станком - газовая горелка с тонким и быстрым огнем.
Минислам мгновенно вычислил, кто чем занят. Подошел к одному молодому парню, хлопнул но плечу, что тот подскочил от неожиданности:
- Здорова, самоварщик! Вижу, на самтрест работаешь?!
Тот захлопал глазами, еле нашелся:
- Привет, сатана, откуда свалился, напугал же!
- Слушай, - повернул тему Минислам - вот человек... с комитета... Сваргань для гостя что-нибудь эдакое из наших фирменных...
- Ты же в курсе, эти дела теперь пресекаются, я себе-то рискуя... Да и планы...
- Ничего-ничего, он, - подмигнул многозначительно, - сам корректирует все ваши планы, если надо когда - защитит, - и хитро прошептал, - постарайся понравиться...
Я замер столбом, не зная, то ли рассмеяться, то ли поддержать тон Минислама. Парень похлопал глазами, согласился:
- Хорошо, вы пока погуляйте с полчасика, я что-нибудь придумаю...
- А! Пока ты думаешь... Полчаса слишком дорогая цена для такого гостя. Позволь-ка, я сам, авось, руки вспомнят.
Молодец будто забыл о своем плане, побежал в буфет, чему-то оправдываясь передо мной.
Минислам поднял длинную узкую колбу, выдохнул вовнутрь, выждал, пока растворится пар, проверил несколько других разных трубок, негодные, как понял, убрал в сторону. Затем от длинной колбы расплавил и отделил небольшой цилиндр, лишнюю часть отложил. Пока обрезь была горячей, отщипнул клещиком конец, потянул и, завертев, округлил и загладил, огрызок расплавил снопа, аккуратно сшил. Подобные махинации проделал с тонкими трубками. А потом стал их сращивать. И все это одним лишь огнем. То убавит напор газа, то усилит. Я недолго понаблюдал. Устав от слепящего огня, отвернулся. А когда, отойдя, повернул голову, взору предстала эка невидаль: внутри небольшого графина, в размер двухсотной лампочки, сидел какой-то черт - не черт, бес - не бес, а бог знает что за сатана о двух ногах, опершись на подогнутый длинный хвост. На голове какая-то корона. Подносом как бы вытянутые усики крючковатые. Лупоглазый такой. А руки-лапки будто застывшие как у пианиста в финальном аккорде. И все это было не просто стекло прозрачное, а как бы серебристое или бронзовое, местами, изваяние из смеси металлов и стекла.
Покрутил, перевернул я этот графинчик, а тип, сидящий внутри, даже и не подумал шелохнуться в своем убежище.
Вот такая штуковина-диковина.
Минислам, молча взиравший на свою работу в моих руках, довольный произведенным эффектом, прокомментировал:
- Новому гостю поручают налить вина из этого графина, марочного, только из темноцветных. Поставит его на стол и вздрогнет: откуда вынырнул черт... Немного позабавит гостей. Это мой предводитель Вельзевул. В детстве такую кличку носил. Любил разыгрывать суеверных старух, переодевшись в черта. Кто-то взял и окрестил. Ведь прижилась, приклеилась так, что до сих пор обзывают. Видимо, неспроста, народ метко дает прозвища, иной раз сам не объясню мотивов своих поступков, не вытравлю до сих пор из себя дьявола. Вот такие, брат, дела...
Домой возвратились поздно...
Долгую антимонию развел вахтер. Ворошил отношения с отцом, всеведуще распинался об амурных делах Минислама. Рылся в столе, перебирая фотографии, наконец извлек одну маленькую, сунул под нос моему попутчику, сообщил с ухмылкой;
- Вот... Частенько спрашивала, а тебя все нет и нет. И укатила на Север, говорят, за тобой. Не нашла, значит?
На это Ислам лишь хмыкнул:
- Туда все едут искать чего нибудь, кого нибудь а находят совсем другое...
Сестра сообщила, что мать прибегала несколько раз, надеясь застать...
Будильник растревожил всю квартиру. Мы уже одевались, когда робко постучали в дверь. Это была мать Ислама. Беспокоилась, что можем проспать раннюю электричку, а там и первые поезда.
Минислам даже ухом не повел.
Поблагодарив его сестру за приют, мы покинули эту семью...
Как ни спешили, оказалось, тщетно. Пик железнодорожного сообщения приходится на начало и конец лета. Едут студенты, учащиеся, учителя. Возвращаются с летних отпусков сибиряки, северяне с детьми.
Мы сошли с электрички за четыре часа до первого проходящего через Тюмень поезда, а билеты на него закончились через полчаса нашего топтания в очереди. И вот мы решились взять тот поезд "па абордаж". Минислам вспомнил былые свои подвиги: подбегал к отходу поезда, будто опоздавший, запрыгивал на подножку - пока препирается с вожатой, поезд уже набрал скорость...
Так и поступили. Терять нечего, тяжелыми баулами не связаны. Скорый поезд Москва-Новосибирск стоял здесь двадцать минут. Прибыл точно по расписанию. Мы не стали спешить, как все с билетами, чтоб не примелькаться. И, как только успокоилось движение у тамбуров, а проводницы сгрудились посплетничать, мы безмятежно зашли в один из задних вагонов. А там прошлись вдоль состава, пока не наткнулись на полупустой купированный. Положась на авось, решили обосноваться. Прошмыгнули в открытую дверь посреди вагона, тихо прикрыли за собой, уселись взывать к фортуне.
По вокзальной трансляции объявили о движениях па путях. Молодой, задорный девичий голос прошелся по коридору, напоминая об отправке нашего поезда, поторапливая провожающих. Вот видение за окном стало уходить назад, убыстряясь замелькали лица, столбы, здания, деревья. Мы приготовились к отпору, настраиваясь на убедительный спор во что бы то ни стало.
Что ни ожидай, а дорога выкидывает сюрпризы самые невероятные. Того, что случилось позже, не смогла нарисовать никакая наша фантазия.
Спокойно отворяется дверь в наше купе, обыденно, по-деловому уверенно заходит девушка-брюнетка с цыгански-жгучими глазами и, по привычке оглаживая сморщившуюся у локтя куртку стройотрядовца, справляется с еле заметным украинским акцентом:
- Так, на каких местах расположились у меня молодые люди? - перебирает карманы тряпичной бортовой сумы.
Мы непроизвольно переглянулись. Минислам успел даже подмигнуть, дескать, что-то наклевывается, лишь бы не спартачить глупость, а сам хладнокровно:
- На верхних, красивая, вдруг попадутся пожилые люди, чтобы не канителиться после, - и тоже вроде что-то ищет в карманах у себя. - Только вот не вспомню, у меня наши билеты или у тебя, Марат?
Я даже зазаикался. Но выручила девушка:
- Куда задевала все билеты? Ну ладно, минут через десять подходите за бельем, разберемся.
- Да вы только не расстраивайтесь, хозяйка, найдем. И даже если совсем пропадут, мы что, на последние рубли едем, да, Марат? Северяне не подведут, красивая, будь уверена!..
Она озорно стрельнула по нему черными как смоль глазами, ничего не ответила.
Мы приободрились.
Получили белье, билеты не нашлись. Попили первый дорожный чай. Ведем себя интеллигентно, хотя билеты пропали безвозвратно. Так же благопристойно "подъехали" к проводнице-студентке с идеей, чтобы она сбегала к старшему по поезду и выписала на нас новые билеты, а деньги готовы заплатить даже с пени, лишь бы у нее не было неприятностей по службе из-за нас. Если даже пропавшие потом найдутся, жалеть не будем. Чего не сделаешь ради общения с красивой студенткой. "Если надо, - шепнул Ислам ей по секрету, - чтобы сунула начальнику на чай". Она в самом деле приободрилась, взяла, сколько мы дали. А когда вернулась, по-свойски поделилась секретом, что оформили проезд с предстоящей станции, правда, для порядка, покричали на нее, что прозевала зайцев наверняка, но сдачу не вернули. И пригрозила невидимому чинуше, что теперь она раскусила подлеца, впредь не посмеет придираться за мелочам.
Эти общие тревоги незаметно сблизили нас. А Ислам осмелел настолько, что стал искать причины, чтобы поболтать с ней наедине. И это решилось само собой. Я порылся в дипломате, и не нашел в нем карт, обычно возимых в дорогу. Минислам вспомнил, что у проводников должны быть обязательно атрибуты досуга: журналы, свежая пресса, домино и шахматы. И побежал к ее служебному купе.
Поиграли вдвоем. Оказалось, ему со мной делать нечего, обыгрывал в два счета. Посражался с несколькими соседями. Но равных ему не нашлось и там. Что в шашки, что в поддавки, в шахматы. Я неуверенно подсказал, чтобы вызвал на дуэль стройотрядовку, то есть нашу проводницу, что им тоже не заказана компания. Он хлопнул себя по лбу - вот же повод-то! Но пошли хлопоты о трапезе. Поэтому, чтобы запастись наперед, Ислам выбегал на остановках к станционным старушкам закупать кое-чего из овощей, ягод, даже напал на горячую картошку. Теперь бы запить чем, размечтались от такого изобилия... Затем всхрапнули. Сказался ранний подъем.
А вечер манит на подвиги, молодо-зелено, словом.
Минислам окликнул проходившую мимо проводницу. А когда она зашла, предложил пари па три партии:
- Если хоть одну проиграю, убираю весь вагон! - заявил он без обиняков, еще не зная, умеет ли играть напарница.
Девушка же, на удивление, даже ухом не повела, наоборот, поддержав его тон, пригрозила пальчиком:
- А если все три проиграете?
- Тогда я до конечного пункта "Н"- раб этого вагона.
- Зачем такие жертвы? Ну, а в случае выигрыша - каково ваше условие?
- Если выиграю я, ты меня три раза поцелуешь, всего лишь.
- Ну, хорошо, - недолго решалась девушка. - Только у меня тоже будет условие. Мы ведь не обговорили о ничейном результате. Если я сведу все партии вничью - вы больше не разговариваете, согласны?!
- 0'кей! А со всеми?..
- Со мной и с вашим попутчиком.
- Договорились. Итак, готовься к поцелуям!
- Не кажите гоп!, хитро улыбнулась наша красавица.
Она напомнила, что им нельзя засиживаться в чужих купе, предложила, чтобы матч устроили в служебном купе, то есть у нее. Так и постановили.
Я не решился идти в рефери. Я болел за нее.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/12/12/548