Чудесное изобретение барона фон Цукерберга

Витя Бревис
Пушкин, поэт:
проиграл пять тыщ. А денег нет. То, что Смирдин обещал мне за "Пиковую", потрачено вперед. Френды, меня государь забанил, передайте ему кто-нибудь, что поэт в нужде.

Смирнова-Россет:
это вы, батенька, еще к ****ям не ездили-с. Ахихи.

Пушкин, поэт:
ездил-с.

Бенкендорф:
да уж, господин Пушкин, да уж. Если вы после этого - наша национальная гордость, то я Наполеон.

Чаадаев:
Александр Сергеич, мамочка, что ты терпишь этого тролля у себя в альбоме? Ату его, в бан!

Кн. Вяземский:
на Эльбу его и интернет отключить!

Пушкин, поэт:
да ведь он с другого акаунта зайдет. И амур вот мне поставил. Грех мне с ним, право. Пусть бы у Прилепина на ветках сидел, так нет же, лезет и лезет.

Смирнова-Россет:
у вашей записки, драгоценный Александр Сергеич, пятьсот амуров уже. А выложили в пять утра только. Я даже с кошечкой столько не набираю. Вы наше все.

Georges D'Antеs:
Monsieur Pouchkine, я любить твой жена.

Пушкин, поэт:
Дантес, вы идиот? Не засирайте мне альбом, сделайте милость. Я тоже много чего любить. Подите вы тоже к Прилепину.

Натали Pouchkine:
Саша, мы ждем тебя в столовую, уже все подали! Ах как же вы все надоели с вашим Сюкерберж, право. И, вот еще: мне вскорости принесут новое платье, за деньгами я отправлю портного прямиком к твоему мерзкому Смирдину.

Пушкин:
Наташенька, душа моя, пойми, я очень занят сейчас. Фандрайзинг, краудфандинг. Скажи-ка, свет мой, у тебя еще шубы осталис? Мне уж совестно, право, но что делать.

Кн. Вяземский:
что, брат Пушкин, занять тебе пятеру?

Пушкин, поэт:
поймите, друзья и подписчики, я не могу ведь жить в подвале. Квартира моя стоит почти четыреста рублей в месяц. Жена, балы. Крестьяне заложены и перезаложены, а Смирдин - он спаситель мой, платит даже за строчки, вымаранные ценсурою, но не хватает все равно. Тысячи так, право, и разлетаются. Хоть в деревню переезжай.

Кн. Вяземский:
что, десятку?

Пушкин, поэт:
у супруги еще две сестры. Обе на моем попечении. Надо еще и на приданое им насобирать.

Кн. Вяземский:
ну, брат, это уже в следующей записке. Бери десятку, пока я не передумал.

Смирнова-Россет:
я поговорю с государем.

Натали Pouchkine:
а я тебе в личку написала.

Смирнова-Россет:
сама такая.

Чаадаев:
кстати, господа, вы слыхали про новую парижскую моду? Poliamorie.

Смирнова-Россет:
что? Уже без кринолина? Я догадывалась.

Чаадаев:
мы отстаём все сильнее. В крови у нас есть нечто, отвергающее всякой прогресс.

Натали Pouchkine:
Петр Яковлевич, сделайте милость, объясните же в двух словах. Умираю от нетерпения! Мне, право же, теперь совершенно недосуг гуглировать - платье принесли.

Чаадаев:
мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилос!

Смирнова-Россет:
ах да оставьте же ваш либерализм, Петр Яковлевич. Расскажите просто. Что это? Ну не томите ж!

Чаадаев:
все наше участие в общем движении человеческого разума сводится с слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам.

Бенкендорф:
господин Чаадаев, а вы до****елись. Я уже сделал распоряжение, вам сегодня же вечером отключат провода. Развели тут сепаратизм. Скрин государю отправлен.

Натали Pouchkine:
Петр Андреич, милый, может, Вы слыхали про эту poliamorie? Видите, Пётр Яковлевич сел на свой конек и не в состоянии спуститься. А я, право, сгораю от нетерпения!

Кн. Вяземский:
если позволите, Mesdames, poliamorie это возможность любить сразу нескольких, причем обоими супругами, да так, что оба знают и приветствуют.

Пушкин, поэт:
то есть в нумера в Париже уже не ездят?

Денис Васильевич Давыдов:
люби, Адель, не знай печали. Хориты, Лель в тебя кончали...

Смирнова-Россет:
Денис Васильич, подите прочь! Пфуй! Как же вы несносны.

Чаадаев:
Александр Сергеич, нет же. Вообрази, можно иметь несколько жен и любить их всех одинаково, но и им позволительно иметь по нескольку, так сказать, супругов. Ревность у них запрещена, все заботятся друг о друге совершенно на равных. Лет через двести и до нас докатится. Азия-с!

Натали Pouchkine:
ад какой. А что же приданое? Кому? И дети, pardonnez moi, от кого? Уж не faux ли?

Пушкин, поэт:
воистину faux. Даже фо-фо. Верим во всякую чушь, право. Петр Яковлевич, у тебя есть пруфы? Пруф в залу!

Чаадаев:
ну, сведения сии поступили от людей, коим я имею все основания доверять. Пожалуй, держу пари, что это так.

Денис Васильевич Давыдов:
однако фо. Враки, одним словом. Не верю, как сказал... хм, а кто это сказал? Надо бы погуглировать.

Иван, крутитель:
барин, ни могу болше крутить, ни изволте гневаца. Серце калотит, руки дражат. Прикажити сминить. Фсе, падаю

Смирнова-Россет:
так-с. У Пушкиных, похоже, тырнет вырубило.

Кн. Вяземский:
ну хоть покушает поэт. Кстати, обращаюсь ко всем присутствующим дамам и господам: вы поставили амур Гоголю? Там у него в альбоме приглашение на читку его новой пиесы, не припомню точно названья, вроде бы Ревизор.

Чаадаев:
быть может, Ревизорро?

Смирнова-Россет:
фи, Петр Яковлевич, вы разве смотрите телевизион? От вас не ожидала никак. Mauvais ton, однако.

Чаадаев:
боже правый, что за страна. Ничему не верят, телевизион не смотрят. Вы, наверное, и про отречение не слыхали ничего?

Кн. Вяземский:
какое отречение? Государя? Чаадаев, ты, право же, гонишь.

Смирнова-Россет:
ору под ломберным столиком. Петр Яковлевич, батюшка, вы сделали мой день. Вот уж faux так faux! Ах, будто первое апреля у нас сегодня. Пойду фрейлин разыграю на всех ветках.

Бенкендорф:
а следовало бы знать, господа, что государь наш отрекается вскорости от престола. Назначат временное правительство. Вы уже поставили амуры возможным кандидатам? Очень советую все дагерротипы проамурить хорошенько, оно всегда полезно. А ценсура ни в коем случае не отменяется, так что радоваться вам нечего.

Денис Васильевич Давыдов:
охуеть.

Georges D'Antеs:
Monsieur Pouchkine, я любить твой жена.

Пушкин, поэт:
дружище, сделай милость, завали, а. Я не для тебя тут педали кручу. Господа, я знал! Я предчувствовал. Настанет день, взойдёт она, звезда пленительного счастья. И, вот видите, взошла уже почти! Но, ежели с другой стороны глянуть, как же Россия без государя? И потом, кто теперь мои долги отдавать будет? Возможный кандидат?

Чаадаев:
Ах, Александр Сергеич, какая уж там звезда, право. Это в России-то? Скорее, на букву п, excusez moi. Хоть одного государя поставь, хоть трёх, все одно.

Бенкендорф:
господин Чаадаев, я вас задушу собственными руками. Как же вы задрали. Вам все не нравится. Чемодан вокзал Париж!

Натали Pouchkine:
а танцы не запретят?