Из повести о художнике
...не знаю с чего начать. Моя мама — из переселенцев с Украины, батя — коренной киржач, потомок первых сибирских казаков. Нрава отец был крутого, силища в нем была неимоверная. Когда-то он вёз на двух лошадях воз дров из леса, так колесо в яме застряло, лошади остановились, не могли тянуть дальше. Отец их выпряг, сам телегу выдернул, вот так- то.
Я малой был, когда его медведь поломал, эту историю мне мамка ещё не раз рассказывала.
В тот год зима началась рано, обычно в это время медведи уже давно берлогу находят и залегают в неё. Охотники такие берлоги на учете держат и уже ближе к весне зверя поднимают, когда сил у него мало осталось.
Медведи, которые вовремя не залегли в берлогу, шатунами называются. Этот мишка, возможно, подраненный был, может, жир не нагулял, но повадился шатун по соседним деревням промышлять, и у нас на ферме телёнка задрал и корову у бабы Шуры, царство ей Небесное.
— Кому, корове? — улыбаясь, спросила Надя.
— Конечно бабе Шуре, корова не раскаявшись померла, — ответил Федор, а затем продолжил рассказ:
— Ну, мой батя снарядился зверя добыть. Только не простое это дело оказалось, медведь хитрый, за версту батю чуял да все кругами водил, знать у него душа человеческая была, охотники в это верят.
Нет в России зверя опаснее медведя, если зверь уже пошёл за тобой, от него не скроешься, хоть в поле, хоть на дереве, бегает, гад, быстрее лошади, а какой осторожный..., Но это пока не голодный.
Так и тот шатун здоровый был, под триста килограмм весил, потом мужики его на колхозных весах взвесили, когда нашли.
В тот день батя вышел рано утром, с ним две собаки, лайки, Шельма и Шарик, эти могли любого зверя найти и облаять.
Батя вышел за околицу, через пять километров нашёл свежую тушу лося.
Мишка внутренности выел, начал лося прикапывать.
Сюда, всяко-разное, на место своей кормёжки зверь вернуться должен, ну батя неподалёку и соорудил лабаз на дереве, такую площадку, с которой потом можно по мишке выстрелить.
Но хозяин тайги подошёл тихо, с подветренной стороны, начал валить дерево, вместе с лабазом.
Батю собаки спасли, косолапого все время за ноги кусали, отвлекали от отца, но от того, что медведь дерево шатал, ружьё на землю упало.
Медведь схватил его и — прикладом об дерево, ствол погнул и давай дальше сосну качать.
Шарика медведь первым разорвал пополам, как кролика, а Шельма, молодец, все носилась вокруг.
У бати с собой нож был и рогатина, но не совсем рогатина, а длинная палка метра два с половиной, а на конце железный наконечник, обоюдоострый как нож, длиной сантиметров тридцать, но беда в том, что когда отец залез на лабаз, рогатину он оставил внизу.
Хозяин чуял страх человеческий, поэтому не отходил от бати, наблюдая своими маленькими, поросячьими глазками.
Батя уже замерзать начал, наконец решился на зверя с ножом идти и добраться до рогатины, но это отец мог сделать, когда медведь проголодается и вернётся к туше лося.
Время шло, зверь только на сосну вверх пытается лезть, Шельма сразу за задние лапы зубами хватает.
Отец потом рассказал маме, что, только взяв себя в руки, начал действовать хладнокровно, понимая — если не предпримет никаких действий, то замёрзнет на этом лабазе и тогда станет легкой добычей для медведя.
«Сейчас зверь не голодный, он скорее охраняет тушу сохатого, — думал батя. — Следует использовать момент и спуститься за рогатиной, постараюсь его убить или он меня, но все равно — двум смертям не бывать».
Медведь отошёл к туше лося, стал ее обнюхивать.
— Возьми его, Шельма, возьми! — крикнул батя собаке.
Шельма начала снова нападать со всех сторон на косолапого. Тот уворачивался, подпрыгивал и махал лапой, пытаясь схватить собачонку.
Батя успел спуститься с дерева, взял рогатину и приготовил нож, заткнув его за пояс, впереди себя на животе.
Медведь на минуту замер, уставшая собака, тяжело дыша отвлеклась на хозяина и сразу за это поплатилась.
Огромный зверь подпрыгнул, как на пружинах, резко развернувшись, ударом лапы далеко отбросил Шельму, разорвав своими когтями рёбра и вспоров живот.
Медведь остановился, вытянул морду, ноздрями втянул воздух, потом глухо зарычал, встал на задние лапы, оказавшись великаном, больше двух метров ростом. Затем опустился на передние лапы, и, снова демонстрируя свою силу, встал во весь рост и опять опустился на передние, все время подслеповато наблюдал за батей.
Отец увидел, как прижались уши ,и на загривке дыбом поднялась шерсть.
«Сейчас нападет», — подумал батя, крепче двумя руками сжимая копьё, уперев один конец в землю, надеясь, что медведь сразу набросится и напорется на лезвие.
Медведь рванул с места, скачками побежал на отца, в самый последний момент мишка остановился и снова угрожающе поднялся на задних лапах.
Отец сразу, рывком и что было сил, воткнул рогатину в живот зверя.
Металлический наконечник всем своим лезвием вошёл в живот.
Медведь взревел, ударив лапой по древку, легко сломал и отбросил в сторону само древко, но наконечник уже находился в животе.
Батя знал, что сейчас его спасёт только нож.
Рана, которую он нанёс, была смертельной, но медведь ещё полчаса мог с ней жить.
Хозяин тайги бросился на батю, подмяв того под себя, ударив лапой по лицу и пытаясь укусить. Когти зверя оставили четыре рваных борозды и вырвали глаз.
Отец схватил правой рукой рукоятку ножа, направив лезвие в сторону сердца, а левую руку, сжав кулак, всунул глубоко, по локоть, в пасть зверя.
Медведь замотал головой, сломав руку, ободрав зубами мясо и мышцы до локтя, левой лапой медведь ударил батю по грудной клетке, разорвав одежду и оставив глубокие порезы на теле.
Именно в этот момент, отец вонзил нож и вдавил его по самую рукоятку.
Нож попал в сердце.
Туша зверя обмякла, и он накрыл батю, придавив его к земле.
У раненого отца стояла непростая задача — выбраться из под мертвого мишки.
Бате было трудно дышать, медведь сломал ему рёбра.
Упираясь ногами и спиной, батя решил двигаться вниз, в последний момент ему удалось перевернуть от себя мертвую тушу.
Теперь отцу предстояло решить сложную задачу — как добраться домой. До деревни идти пять километров, но раны кровоточили, он видел мир теперь только одним глазом, а сломанные рёбра не давали дышать, каждый вдох ему больно давался.
Батя поднялся, поставил себе цель — только не отключиться, он побрел в сторону деревни.
Отец по дороге несколько раз падал, теряя сознание, потом приходил в себя, поднимался и снова шёл.
Сломанная рука, висела как плеть, батя старался не чувствовать боли, но раны кровоточили и человек терял силы.
— Только бы не умереть раньше времени, Господи, помоги! — шептал батя всю дорогу.
Наконец впереди он увидел огонёк первой избы.
Это изба бабы Шуры, именно ее корову задрал медведь.
Подойдя к светящемуся окошку, отец несколько раз постучал и отключился.
Баба Шура позвала соседей, батю занесли в дом, вызвали врача, послали за мамой.
После этого отец жил ещё три дня, пострадали внутренние органы, сломанные рёбра пробили легкое, через два дня бате стало лучше, он пошёл на поправку, у него поднялось настроение, он начал нормально говорить и рассказал как все случилось, но потом произошло резкое развитие пневмонии, наверно, еще поломанными рёбрами была задета печень, повысилась температура и батя сгорел.
Мать горевала, кричала.
— Иван, не уходи! На кого ты меня оставляешь! — но отец потерял сознание и через два часа его не стало.
Возможно, сейчас врачи и спасли его, но не в то время. Вот такая грустная история, Наденька, — добавил Федор.
— Вечная память твоему отцу... А почему он один пошёл, не взял с собой подмогу?
— Трудно сказать, возможно, никого не оказалось рядом. Но я тебе должен сказать, охотник в лесу рассчитывает только на свои силы, поэтому и стреляет во все, что движется, — добавил Федор, горько улыбаясь. — Такова наша крестьянская судьба. Звери в лесу — не свиньи, сами по себе растут, вот и борются за свою жизнь, выживают, как могут.
— К сожалению, люди тоже так делают, — вздохнула Надя.
— Хорошо, Наденька, не будем больше о грустном...
Фрагмент романа
Весь роман можно прочесть по этой ссылке:
http://www.proza.ru/2018/10/20/1004